Страница 71 из 179
Известие о том, что Карл удержал за собой Аженэ, привело Эдуарда в состояние безудержной ярости. С запозданием он попытался вернуть себе права, которые только что даровал своему наследнику — но на Карла это не произвело ни малейшего впечатления; тот объявил все герцогство конфискованным, к великому ужасу короля, а впоследствии направил в Гасконь военный отряд для защиты владений принца. В том, что касалось заключения мира, миссия Изабеллы оказалась напрасной, однако она послужила иной, более зловещей цели.
Эдуард также закипал гневом на своих послов во Франции, Эйрмина и Ричмонда, считая, что при заключении договора они его предали. Он приказал арестовать их и возбудил против отсутствующего Эйрмина дело в суде Королевской скамьи.{949} Короля теперь начинало беспокоить то, что королеве все никак не удается вернуться домой, при том, что под ее опекой находился его наследник: это обстоятельство, по-видимому, вызывало у него небезосновательные опасения, как бы Карл IV не воспользовался им в своих целях. Теперь, когда договор был заключен и оммаж принесен, он не видел никаких причин Изабелле и принцу Эдуарду оставаться во Франции.
У Изабеллы, напротив, было много причин удержать сына при себе. Для нее было очень выгодно держать под контролем наследника английской короны. Для Эдуарда-старшего он был не только наследником, но и горячо любимым сыном — и Изабелла понимала, что угроза оставить мальчика во Франции будет мощным орудием, способным заставить короля устранить Деспенсеров. Эдуард мог считать, что обойдется без жены, но обойтись без сына и наследника он не мог. Кроме того, принц был полезным капиталом на брачной ярмарке, и с его помощью мать могла создать союз, обеспечивающий ей политическую и военную поддержку в ее ссоре с Эдуардом.
То, что Изабелла позволила себе дойти до подобных средств ради того, чтобы избавиться от Деспенсеров, свидетельствует, как велика была ее ненависть к ним. Но в свете совсем иной повестки дня ее поступки обретали еще больший смысл: если бы Эдуард отказался пойти на уступки, она могла прибегнуть даже к низложению короля в пользу его сына.
Ведь если неповиновение Изабеллы мужу дошло до такой степени, что она готова была заключить союз с его врагами и женить сына против воли отца, как могла она надеяться когда-нибудь примириться с ним? Принц стал ключом к успеху этого дерзкого замысла: имея его под рукой и пользуясь поддержкой Карла IV, Изабелла обеспечивала себе весьма сильную позицию.
Высказывалось предположение, что Изабелла удержала принца во Франции также потому, что у Карла IV еще не было наследника мужского пола, и если королева Жанна не произведет на свет сыновей, можно было надеяться, что он назначит этого многообещающего мальчика, своего племянника, своим преемником. Это было вполне вероятно. Несомненно также, что присутствие наследника английской короны во Франции кристаллизовало амбиции изгнанников-англичан.
Вскоре после дня святого Михаила (1 октября) Эдуард написал Изабелле, советуя «направить сына с эскортом в Англию как можно скорее. Изабелла ответила, что король Франции обращается с ними с великой добротою и никоим образом не удерживает их против воли».{950} Не удовлетворившись этим, Эдуард принялся посылать Изабелле все новые приказы и просьбы вернуться домой{951} и велел Стратфорду обсудить этот вопрос с королевой и Карлом IV. Во время этой беседы Изабелла высказала свой гнев по поводу секвестрации ее владений и опасения, что в Англии ей не будет обеспечена безопасность. Епископ настаивал, что по возвращении ей не причинят никакого ущерба — но это ее явно не убедило, и она снова попыталась уклониться от повелений Эдуарда, прибегнув к целому ряду шатких и надуманных отговорок.{952}
18 октября король пожаловался папе на то, что Карл решил удержать Аженэ. Он также выразил свое растущее беспокойство из-за нежелательного продолжения визита королевы во Францию.{953}
Изабелла теперь проводила много времени с королем Карлом и королевой Жанной, «и новости из Англии, которые она им пересказывала, доставляли им мало удовольствия».{954} Большая часть этих новостей касалась деятельности Уолтера Стэплдона, епископа Эксетерского.
Епископ Стэплдон знал, что не будет желанным гостем во Франции: поговаривали, что, из-за его тесной связи с Деспенсерами, стоит ему только ступить на французскую землю, как его подвергнут пыткам.{955} Перед отъездом из Англии он признался королю в своих страхах, и тот обратился к Изабелле с просьбой обеспечить посланцу безопасность. Она обещала — но несмотря на это, французские придворные и чиновники обращались с епископом «так, словно он виновен в неком преступлении».{956} По-видимому, на этой почве у него развились параноидальные настроения.
Незадолго до отъезда Эдуард поручил Стэплдону изыскать займ для покрытия расходов на содержание двора Изабеллы, но деньги должны были поступить к ней лишь после того, как она пообещает вернуться со Стэплдоном в Англию.{957} Ясно, что Эдуард с самого начала чувствовал тревогу из-за того, что Изабелла остается во Франции вместе с сыном.
Раздобыть деньги Стэплдону не удалось.{958} Ему не понравилась обстановка в доме Изабеллы, особенно благосклонность, проявляемая ею к английским изгнанникам. Они теперь собирались вокруг нее, и епископу сообщили об интригах этого кружка, замышлявшего ни больше, ни меньше как убить короля — то есть самую черную измену. Это упоминание — первое из имеющихся у нас свидетельств о том, какова была самая дальняя цель врагов Эдуарда.
Стэплдон так никогда и не обвинил Изабеллу в соучастии в этом заговоре, но трудно поверить, что она не была в курсе того, чем занимались члены ее кружка. То, что она могла санкционировать или хотя бы допустить разговоры об убийстве своего супруга-короля, — а это преступление в те времена считалось одним из самых ужасных и кощунственных и влекло за собою чудовищные наказания, — свидетельствует, насколько велик и горяч был ее гнев и обида на Эдуарда и как изменился ее характер под воздействием нескольких лет дурного обращения с нею мужа и Деспенсеров.
Но в первую очередь действия Изабеллы в тот период обуславливались, видимо, боязнью возвратиться и испытать на себе ярость Деспенсеров и короля: как она уже узнала на горьком опыте, тот вполне мог и не сдержать своего слова. Кроме того, на нее, несомненно, оказывали давление те, кто был убежден, что устранение Эдуарда II стало политической необходимостью после стольких лет неумелого правления и бесчинств алчных фаворитов над его подданными.
Стэплдона так устрашило увиденное и услышанное, что он отчаянно хотел уехать в Англию без промедления, и искал способ сделать это, не выказав никому своих подозрений.
Нет сомнений, что Изабелла не любила Стэплдона: он был слишком тесно связан с администрацией Деспенсера, чтобы относиться к ней дружественно, к тому же имел репутацию «чрезмерно скупого; в бытность свою [казначеем] он сделался весьма богат, а потому казалось, что он создал свое состояние скорее извлечениями из чужих рук, чем честным обхождением».{959} Неудивительно, что Стэплдона «исключили из числа лиц, званых на тайные совещания [королевы]»,{960} она отказалась принимать его[90] и даже получать от него письма — они отсылались непрочитанными через Стратфорда.{961} Но оставить без последствий неудачу епископа с обеспечением займа она не могла и вызвала его к себе. Это, видимо, произошло до 22 октября, так как в тот день Изабелла выехала из Парижа, чтобы вместе с сыном посетить Бурже и Реймс; она вернулась не ранее 12 ноября, а к этому моменту Стэплдон уже уехал в Англию.{962}
90
E. 101. В сохранившихся счетах Изабеллы расходы на прием Степлдона не зафиксированы.