Страница 70 из 179
Изабелла отлично понимала, как разъярит Эдуарда и Деспенсеров успех Уильяма Эйрмина, и для того, чтобы устранить возможные новые препятствия, она договорилась о посвящении Эйрмина в епископы во Франции 15 сентября, «из-за чего король осердился».{934} Но к тому времени Эдуарду уже было поздно что-либо предпринимать, и он в отместку позволил себе лишь отказать Эйрмину в выплате доходов, причитающихся его кафедре.
22 сентября королева с сыном прибыли в Париж, и Изабелла присутствовала при первой встрече юного герцога Аквитанского с дядей, Карлом IV, который «принял его милостиво».{935} Спустя два дня принц принес оммаж Карлу в королевском охотничьем дворце в Венсенне, «в присутствии королевы, его матери, и многих английских лордов».{936} Сразу же после этого Карл приказал вывести французские войска из Гаскони.
Теперь Эдуард мог надеяться, что ему вскоре вернут Аженэ, но вскоре Карл известил его, что желает оставить эту область за собой в качестве возмещения убытков, понесенных им во время войны. Стрикленд полагает, что Изабелла сознательно подстроила такой оборот дела, чтобы получить предлог для дальнейшего пребывания во Франции — но, возможно, Карл сам прибег к этому способу: удерживая наследника английского престола во Франции, он мог выжать из Эдуарда много уступок.
Живя во Франции, Изабелла обрела поддержку нескольких важных лиц при дворе своего брата, и прежде всего своего кузена, Робера д'Артуа.{937} Она также стала центром притяжения для разочарованных англичан; среди них были и «изгнанники, враги короля английского, сумевшие войти в милость к королеве».{938} Когда именно эти люди заключили союз с Изабеллой, неизвестно, но, вероятно, процесс сближения занял несколько месяцев. Некоторые из ее новых сторонников, подобно сэру Джону Малтреверсу, бежали из Англии после Боробриджа;{939} у других, как у лорда Джона Роса, были свои счета для предъявления Эдуарду и Деспенсерам. Королеву объединяло с этими людьми одно чувство — ненависть к фаворитам.
Главным сторонником Изабеллы в то время был, по-видимому, граф Ричмонд, с предыдущего года исполнявший обязанности полномочного английского посла во Франции. Деспенсеры глубоко оскорбили его, и он теперь стал «одним из приближенных королевы»{940}, их часто видели вместе как до, так и после церемонии оммажа. Король неоднократно отзывал его{941}, но Ричмонд игнорировал эти распоряжения.
К партии королевы примкнул также брат короля, граф Кентский. Он вернулся во Францию 25 августа вместе с графом Сюрреем, которого назначили командующим английскими войсками в Аквитании. 6 октября Кент должен был получить от папы разрешение на брак с Маргарет, дочерью лорда Джона Уэйка и кузиной Роджера Мортимера: их матери были сестрами. Свадьба состоялась в декабре 1325 года. Брат Маргарет, лорд Томас Уэйк, прежде состоял при дворе королевы и находился теперь с Изабеллой в Париже.
Епископ Эйрмин, обязанный своим избранием Изабелле, стал еще одним членом этого тайного кружка. «Благоразумный и осмотрительный человек, энергичный и опытный»,{942} он был естественным союзником королевы — и не только из-за ее заступничества перед папой в его пользу, но также потому, что он был отнюдь не в фаворе у короля после изгнания Болдока из Норвича.
Генри Бомонт был другом Изабеллы много лет и, как и она, пострадал от притеснений Деспенсера. Он держал руку на пульсе политической обстановки на севере Англии и был способен рассказать Изабелле, что в этой части страны большинство подданных Эдуарда настроены против короля — многих окончательно отвратила неспособность Эдуарда эффективно справиться с набегами шотландцев. Впоследствии Бомонт вернулся в Англию, чтобы прощупать северных лордов на предмет их действительной лояльности.{943}
Коллега Бомонта по посольству, епископ Стратфорд, был также настроен сочувственно к королеве, как и лорд Джон Кромвель, который в марте сопровождал ее во Францию. Они оба очевидно пользовались доверием Эдуарда — и он, наверное, был потрясен, когда Кромвель несколько раз отказался исполнить его приказ о возвращении. Стратфорд был тоньше, и между ним и королем не замечали открытого разрыва, но источники с очевидностью свидетельствуют, что его верность принадлежала только Изабелле.
Несколько позже к королеве в Париже присоединился бывший наставник принца, Ричард де Бери, который, состоя в должности официального казначея юного Эдуарда в Гаскони, тайно переправлял доходы королеве, за что едва не поплатился арестом — ему пришлось бежать ко французскому двору.{944} Бери уже давно нашел в Изабелле родственную душу в отношении чтения книг и был искренне предан ей и принцу, который всегда очень хорошо к нему относился. Помимо всех этих лиц, Лестер и Норфолк, граф, маршал Англии и молодой человек «несдержанного и испорченного нрава»{945}, видимо, уже в течение какого-то времени тайно поддерживали связь с Изабеллой — судя по тому, как быстро они пришли ей на помощь через год. Хотя оба эти вельможи были близкими родичами короля, они не желали терпеть тиранию Деспенсеров дольше, чем диктовала крайняя необходимость. У Ланкастера был собственная кровная вражда — он жаждал отомстить за казнь брата и восстановить наследие Ланкастеров. И он, и Норфолк видели в Изабелле союзницу, положение которой облегчало противодействие фаворитам.
Согласно Айену Мортимеру, доносы, поступавшие в Англию в предшествующий период, указывали на то, что некоторые изгнанники ранее сопровождали Роджера Мортимера в его перемещениях по континенту. Поэтому, возможно, в тот момент они тоже поддерживали контакты с ним. Могли также иметься связи со сторонником Мортимера, Адамом Орлитоном, епископом Херефордским, который выказал себя стойким сторонником Изабеллы в 1326 году. Нет ничего невероятного в предположении, что изгнанники также вели переговоры непосредственно с самим Мортимером, рассчитывая заручиться его поддержкой для королевы.
Теперь Изабелла начала собирать «тайные совещания»{946} со своими сторонниками и прислушивалась к их советам; тем самым она оскорбляла официальных лиц, приставленных к ней Эдуардом для руководства,{947} и те стали высказывать удивление поведением королевы, якшающейся с явными врагами мужа. Карл IV должен был знать об этих секретных переговорах, посвященных, несомненно, затруднительному положению Изабеллы. Следовало ли ей отправиться домой, как велел муж, с риском навлечь на себя ярость Деспенсера, или лучше было остаться во Франции?
Год с лишним Изабелла настаивала на том, что ее огорчает только ссора с Деспенсерами. Все же имеются данные, как мы увидим ниже, что окружавшие ее изгнанники метили также и в короля и, кажется, делали все возможное, чтобы убедить королеву в необходимости поддержать силы, способные свергнуть слабый и тиранический режим. Поначалу Изабелла наверняка сопротивлялась этим замыслам и, видимо, провела многие недели в мучительных раздумьях — какой избрать путь; этим объясняется вопрос, почему вплоть до ноября она не предъявляла Эдуарду никакого ультиматума относительно Деспенсеров и продолжала посылать сердечные письма фавориту.{948} Избегая критических высказываний в адрес Хьюго и тем более открытого разрыва, она облегчала себе жизнь на случай, если придется возвращаться в Англию.