Страница 130 из 179
Мортимер стал теперь «столь горд и высокомерен, что не считал ни одного лорда в королевстве равным себе».{1736} Он требовал, чтобы все именовали его «милорд граф Марки». Это вызывало «большие раздоры» среди знати и простого народа: Мортимера называли «образчиком для королевы и хозяином короля, который уничтожает кровных родичей короля и узурпирует царственное величие». Даже родной сын Мортимера называл его «королем Безумия».{1737}
Народное сочувствие к Изабелле как к обиженной жене давно уже испарилось. Но она была матерью короля, и потому никогда не навлекала на себя такое осуждение, как Мортимер, хотя и ей досталась своя доля критики за стяжательство, за непопулярные политические решения и пренебрежение законом. Одним из примеров мелочной жадности, который ставили ей в укор, была конфискация книг по каноническому и гражданскому праву стоимостью 10 фунтов, которые Эдуард II когда-то подарил руководителю основанной им коллегии Кингс-Холл в Кембридже.
Поскольку Изабелла постоянно действовала заодно с Мортимером, невозможно определить, какова была степень ее личной ответственности за несчастья ее регентства. Она была в известной степени виновна во всем, поскольку позволяла Мортимеру все, отпустив вожжи, и пользовалась своей властью, чтобы упрочить его положение. Без ее попущения он не мог бы настолько монополизировать управление страной. Таким образом, она была замарана сотрудничеством с ним и снисхождением к его злоупотреблениям, причем по собственной вине. Ослепленная страстью или любовью к нему, подстегиваема необходимостью поддерживать status quo, она, видимо, постепенно утратила всякое чувство меры и реальности.
Если бы Изабелла чувствовала себя подавленной доминированием Мортимера, нашлось бы множество людей, готовых помочь ей освободиться. Тот факт, что она не делала ни малейших попыток отделиться от этого губительного и ненавидимого народом мужчины, от его репрессивных мер управления, доказывает, как крепко он привязал ее к себе — а может, и то, как сильно она его любила.
После роспуска Парламента 23 марта двор направился на восток, в Рединг, а затем 29 марта, прибыл во дворец в Вудстоке, где королева Филиппа должна была остаться до родов. Изабелла прожила с нею по меньшей мере месяц.{1738}
Мортимер теперь разделывался с другими своими врагами. 4 апреля он приказал арестовать шурина Кента, лорда Уэйка — но тот, как и многие другие, успел бежать из страны.{1739} Епископ Грейвсенд и несколько других были посажены в тюрьму{1740}, но Грейвсенда позднее выпустили на поруки, а епископ Мелтон сперва был осужден за государственную измену судом Королевской скамьи, а потом, всем на удивление, освобожден от обвинений в соучастии в заговоре Кента.{1741} Деверил и Байюз позднее получили награды за помощь в раскрытии заговора.{1742}
5 апреля было повсеместно объявлено об измене Кента, причем в ответ на слухи, говорившие обратное, утверждалось, будто бы он признался в присутствии членов Парламента и затем подвергся суду, что было весьма далеко от истины.{1743} Спустя два дня вдова Кента родила второго сына, Джона, в замке Арундел. Поскольку собственность Кента была объявлена конфискованной, его старшему сыну, четырехлетнему Эдмунду, было отказано в наследовании титула. Графиню сочли соучастницей в измене Кента, и как только она оправилась после родов, ее вместе с сыновьями и двумя дочерьми — Маргарет, трех лет от роду, и двухлетней Джоан, — сослали под домашний арест в замок Солсбери.{1744}
10 апреля во Францию было отправлено новое посольство для заключения длительного мира; соглашение с Филиппом VI было достигнуто 8 мая.
12 апреля королева Филиппа подала официальное прошение королю о предоставлении ей дополнительных источников дохода, так как имеющихся у нее средств не хватало на жизнь. В итоге она получила всего лишь одно поместье.{1745} Однако в конце апреля ей наконец позволили обзавестись собственным хозяйством, хотя в вопросах снабжения она все еще оставалась зависимой от короля.{1746} В том же месяце Изабелла, по-прежнему не желая ни на йоту поступиться своими богатствами, сама себе даровала владения, стоящие больше, чем те, которые она отдала Филиппе 12 февраля.{1747}
13 апреля была обнародована вторая прокламация об измене Кента, согласно коей подлежали аресту все, кто говорил о несправедливости его осуждения, а также распространители слухов о том, что Эдуард II еще жив{1748}, поскольку в стране нарастала паника по этому поводу, и «почти всех простых людей Англии охватили скорбь и страх»: а вдруг низложенный король и в самом деле выжил?{1749} Теперь, когда эти слухи сыграли свою роль, их следовало подавить раз и навсегда.
Примерно в середине апреля Уильям де Монтегю возвратился из Авиньона и сообщил Эдуарду III об условном знаке, которым следовало пользоваться в его письмах к папе. Одно из таких писем сохранилось и теперь представляет собой древнейший автограф английского короля{1750} — но у нас нет свидетельств, чтобы Эдуард пользовался этой уловкой, отправляя папе жалобы на мать или на Мортимера.
16 апреля Изабелла, воспользовавшись своим влиянием, добилась назначения своего служащего, Роберта Уайвила, на должность епископа Солсберийского, хотя он даже не знал грамоты.{1751}
Мортимер теперь обладал огромными земельными угодьями, но ему и Изабелле нужны были деньги. Если бы случилось восстание против них либо вторжение, лишь наличные помогли бы им нанять солдат и путем подкупа найти выход из кризиса. Имущество Кента быстро продали и деньги отправили в казну.{1752} Во время предыдущей сессии Парламента Мортимер потребовал денег на финансирование экспедиции в Гасконь и приказал совету Оксфордского университета собрать их, но архиепископ Миофем запротестовал, явно (и обоснованно) заподозрив, что Изабелла и Мортимер присвоят эту сумму.{1753} Но имелись и другие способы добыть деньги.{1754} 20 апреля все, что Мортимер задолжал казне, было прощено.{1755} Пять дней спустя он и его сын Джеффри получили новые пожалования — сыну досталась львиная доля поместий Кента.{1756} Следующие пожалования Изабелле и Мортимеру были сделаны 12 июля{1757}, потом Мортимер кое-что получил в августе, а потом снисходительно соизволил принять займ, предоставленный городом Лондоном в качестве подарка.{1758}