Страница 117 из 142
Роль пива в переходе от социализма к капитализму
Валенса появился на свет в сентябре 1943 г. в глухой польской деревушке. Он был четвертым ребенком в большой крестьянской семье. Отца своего Лех так и не узнал, тот погиб в немецком концлагере. Вытягивать малышей пришлось матери.
Как и положено польской семье, она была очень религиозной. Каждое воскресенье мать с детишками отправлялась за четыре километра в костел, где служили мессу. Неизвестно, проникся ли Лех в молодости религиозным сознанием. Многие его поступки зрелых лет явно не отличались христианским смирением, но демонстративный католицизм тем не менее всегда занимал в жизни Валенсы важное место.
Юность явно не предвещала великого будущего. Валенса не читал по ночам трудов идеолога либерализма Хайека, не метал бомбы в партсекретарей и не проходил тюремных университетов. Первый опыт политической активности он получил только в 27 лет. До этого Лех выделялся разве что плохим поведением и весьма умеренными способностями в училище, готовившем механизаторов для села.
Окончив училище, Валенса работал электромехаником в конторе типа нашей МТС, затем служил в армии, а после снова вернулся в деревню, где продолжил трудиться на ниве электричества. Высшего образования он не получил, да и не пытался получить. Когда в 40 лет Валенса был удостоен Нобелевской премии, лауреат так и оставался по своей квалификации простым электриком.
Рубеж 50-60-х гг., когда проходило становление личности Валенсы, был непростым периодом для Польши. Эпоха откровенного сталинизма уже ушла в прошлое. Партийный вождь Владислав Гомулка то экспериментировал с рабочим самоуправлением, то делал ставку на усиление национализма. Он выпускал из тюрем священников, но одновременно вступал в острый конфликт с примасом Польши кардиналом Стефаном Вышинским. На выборах в сейм появилась некоторая конкуренция, но в плане экономических реформ Варшава явно отставала от Праги, Белграда и Будапешта. Словом, что-то новое постепенно пробивалось сквозь толщу тоталитарной системы, но смена эпох еще даже не просматривалась.
В стране не было той внешней силы, которая могла бы потянуть в политику рядового сельского электрика. Даже форсированная индустриализация, резко расширившая численность польского пролетариата за счет крестьянства, пришлась лишь на 70-е гг. — время правления Эдварда Терека.
Поэтому решение Валенсы перебраться в 1966 г. из деревни в город имело для его будущей политической карьеры огромное значение. Впоследствии, несмотря на свой еще сравнительно молодой возраст, он оказался в числе ветеранов рабочего движения и обладателей непререкаемого авторитета, перед которым преклонялись те, кто не прошел через гданьские бои 1970 г.
На знаменитой судоверфи им. Ленина, ставшей затем центром классовых боев, Валенса оказался случайно. Он ехал в Гдыню, где собирался устроиться на работу. Поезд проходил через Гданьск, было жарко, хотелось пить, и Валенса выскочил из вагона для того, чтобы найти себе пива.
С пивом при социализме, как известно, случались трудности. Пока молодой электрик пытался утолить жажду, поезд ушел. Валенса решил, что Гданьск, раз уж так вышло, ничуть не хуже, чем Гдыня. Хорошая работа нашлась не сразу, но в мае 1967 г. он наконец обосновался на верфях.
Через два года Валенса женился на юной цветочнице Мирославе, которую почему-то предпочитал называть Данутой. Затем в этой образцовой католической семье пошли дети. И так хорошо пошли, что в общей сложности их набралось целых восемь. Когда на ночь все они укладывались спать на полу в крошечной гданьской квартирке Валенсы, дверь в комнату открыть было уже невозможно.
Чисто внешне это была нормальная социалистическая жизнь с католической спецификой. Естественно, многодетная семья не вылезала из нищеты, ставшей особенно тяжелой после того, как Валенса включился в политическую борьбу.
Через Рубикон
12 декабря 1970 г., всего лишь за две недели до католического рождества, коммунистические власти умудрились резко поднять цены на продовольствие. В другой стране подобное, наверное, стерпели бы, но Польша, как известно, сильна своими раздорами. Очередной раздор не заставил себя долго ждать.
Уже 14 декабря в Гданьске началась стачка. Народ собрался на митинг перед стенами регионального комитета партии. По всему городу пошли стычки рабочих с полицией. На репрессии со стороны властей народ, потрясенный жертвами, ответил поджогами. Затем бунт перекинулся в Гдыню, где в «кровавый четверг» 17 декабря принял особенно жестокие формы.
Валенса с самого начала вошел в члены стачкома. Легенда повествует, что, когда народ бросился освобождать арестантов, молодой электрик, взобравшись на телефонную будку, призывал людей к спокойствию. Бог его знает, сыграла ли эта будка в жизни Валенсы ту роль, которую в жизни Ельцина сыграл танк у Белого дома, однако события 1970 г. бесспорно стали рубежом в его жизни. Оставшись работать в постстачечном комитете и получив должность инспектора по контролю за условиями труда, электрик стал без отрыва от производства делать политическую карьеру.
Эпоха Терека была для Польши временем надежд и одновременно разочарований. Новый партийный вождь, пришедший на волне народного бунта, обещал сделать из Польши Японию Восточной Европы. Многие ему верили, и Валенса был среди них. Однако с уходом Гомулки окончательно распалась старая коммунистическая идеология, на место которой Терек так и не принес ничего, кроме стремления к росту материального благосостояния.
С благосостоянием дела, однако, не слишком ладились. Это вызывало апатию и желание перебраться из несостоявшейся «восточноевропейской Японии», если не в настоящую Японию, то, по крайней мере, в США. В 1972 г. туда отправилась мать Валенсы. Сын отказался сопровождать ее в надежде на лучшее будущее у себя дома. Через три года пани Валенса, так толком и не прижившаяся за океаном, погибла, попав под машину. А в Польше в это время назревали события огромной важности.
Переломным годом стал не 1970 и не 1980, а, как отмечал в автобиографии сам Валенса, 1976-й. В стране стали появляться политические организации, абсолютно независимые от коммунистов. Валенса выделял порожденное знаменитыми Хельсинкскими договоренностями Движение в защиту прав человека. Но, наверное, еще большее значение имел созданный Адамом Михником и Яцеком Куронем Комитет защиты рабочих.
Если во время событий 1970 г. польская интеллигенция безмолвствовала, то после прокатившейся летом 1976 г. очередной волны стачек Куронь — в прошлом коммунист-романтик, перешедший постепенно на диссидентские позиции, заявил, что у нее нет больше морального права оставаться в стороне.
Был ли это просто эмоциональный жест честного человека или умный политический ход? Возможно, и то и другое. Но как бы то ни было, с 1976 г. в Польше стал формироваться блок, равного которому по силе не появилось ни в одной из восточноевропейских стран. К рабочим Гданьска стали присоединяться лучшие представители варшавской элиты, все больше осознававшие необходимость осуществления коренных перемен, а также краковская католическая интеллигенция, за спиной которой просматривалась мощная фигура польского костела.
Если в СССР диссидентское движение имело лишь моральное, но не политическое значение, то в Польше интеллигенция нашла в лице рабочего движения рычаг, надавив на который ей вскоре удалось перевернуть страну. Но до переворота еще надо было дожить. А пока трудности лишь нарастали.
В феврале 1976 г. Валенса потерял работу. Кроме того, его неоднократно арестовывали, в том числе и в ночь, когда у Дануты родился шестой ребенок — дочь Анна. Тем не менее политическая активность продолжала нарастать. В 1978 г., когда в Гданьске началась работа по созданию свободных профсоюзов, Валенса являлся лишь одним из членов инициативной группы, лидером которой был инженер Анджей Гвязда. К 1980 г., когда политические события вновь предельно обострились, электрик уже сам вышел на лидирующие позиции.