Страница 116 из 142
Теперь вытеснение государства из экономики стало официальным курсом правительства. Монетаризм, снижение налогов, сокращение бюджетных расходов, приватизация… Подобных слов наконец перестали стесняться.
Реформы пошли полным ходом, но одновременно начали быстро уходить симпатии избирателей. Свой вклад в дискредитацию курса Тэтчер внесли 364 экономиста, заявивших, что при такой макроэкономической политике кризис перерастет в коллапс. И коллапс вроде бы действительно приблизился, поскольку финансовая жесткость в сочетании с нефтью Северного моря обусловили приток иностранного капитала, завышенный курс фунта и падение конкурентоспособности.
Словом, через три года консерваторы, так и не добившись успехов в экономике, оказались обречены на политическое поражение.
Две войны
Спасение пришло из… Аргентины. Местной хунте для поднятия престижа срочно понадобилась маленькая победоносная война, и бравые генералы вторглись на принадлежавшие Англии Фолклендские острова.
Острова были плохенькие, жило на них пару тысяч британских подданных и 700 тыс. овец. Один толковый бизнесмен заметил, что, будь его воля, он дал бы каждому островитянину по 1 млн. фунтов, дабы они приняли какое угодно гражданство и отстали от Лондона. Сплавить бедолаг на сторону было дешевле, чем защищать их.
Но Тэтчер считала по-другому. «Идет битва между добром и злом», — сказала она и наслала на аргентинцев флот. Мочили тех крепко, счет жертвам пошел на сотни.
Близкие опасались, как бедная женщина переживет человеческие потери, вызванные ее решением. Но Тэтчер даже не поморщилась. Сама она войны никогда не видела, и потопленные корабли были для нее всего лишь статистикой. Впрочем, вскоре война дошла и до нее самой.
Однажды ночью в Брайтоне ирландцы взорвали отель, где жили собравшиеся на свой съезд консерваторы. Тэтчер уцелела чудом, но на утро как ни в чем не бывало вела заседание. В другой раз премьеру сообщили, что в ее самолете может быть заложена бомба. Она сказала «поехали» и махнула рукой.
Фолкленды феноменальным образом подняли ее популярность, и консерваторы опять выиграли выборы. Но второй срок правления принес Тэтчер самую трудную войну — войну с собственным народом.
Главной причиной неэффективности британской экономики являлись высокие издержки производства. Они определялись высокими зарплатами, а те, в свою очередь, деятельностью самых сильных в мире профсоюзов. Наиболее разрушительной была работа профсоюза угольщиков, не позволявшего закрывать убыточные шахты. Цена угля по данной причине становилась непомерно большой, а дороговизна этого универсального топлива сказывалась дороговизной всех товаров.
Тэтчер собралась с силами, накопила запасы угля, набрала штрейкбрехеров, укрепила полицию и закрыла несколько шахт. Всеобщая забастовка шахтеров не заставила себя ждать.
Поначалу профсоюзы надеялись на легкую победу, действовали нагло, готовились мочить штрейкбрехеров, полагая, что традиционная гуманность властей не позволит отмочить их самих. Но не тут-то было. Шахтеры получили от полиции по полной программе, почти как аргентинцы.
Тем не менее забастовщики держались около года благодаря скрытой финансовой поддержке со стороны Ливии. Через такую трудную войну не проходил, наверное, ни один политик XX века. И все же Тэтчер победила. Шахтеры вышли на работу, а профсоюзы по всей стране, да, пожалуй, и по всему миру, оказались абсолютно деморализованы. Начался массовый отток рабочих, переставших доверять своим безумным, коррумпированным боссам.
За время щедро подпитываемой ливийцами забастовки глава профсоюза угольщиков Артур Скаргилл растерял соратников, но зато улучшил свои жилищные условия. Про него стали говорить, что начинал забастовку он с большим профсоюзом и маленьким домом, а закончил с большим домом и маленьким профсоюзом.
Тэтчер же закончила войну против шахтеров с большим ростом ВВП и маленьким числом противников. Бизнес, скинувший с себя бремя давления государства и профсоюзов, сумел расправить плечи и поднять прибыльность своих операций.
Экономические трудности остались позади. Теперь всем можно было говорить, что столь непопулярные ранее реформы привели к позитивным результатам. Британия неожиданно стала европейским лидером — страной с быстро растущей экономикой, на глазах преображающейся промышленностью и низкой инфляцией.
Очередные выборы консерваторы легко выиграли без всяких искусственных средств поднятия популярности, и Тэтчер пошла на свой третий срок. Считалось чуть ли не очевидным, что она будет теперь управлять страной до конца столетия.
Мавр сделал свое дело
Реформы продолжали углубляться. Тэтчер провела приватизацию, уменьшила расходы на поддержку предприятий, обеспечила либерализацию рынка капитала, продала множество муниципальных домов в частные руки. Именно она забила последний гвоздь в гроб этатизма, сколоченный ранее Эрхардом, Хайеком, Пиночетом. После того великого поворота, который осуществила Тэтчер, ни в одной стране мира роль государства в экономике уже существенным образом не увеличивалась.
Конечно, не все было так просто, как порой кажется. ВВП рос не только благодаря реформам, но и благодаря нефти Северного моря. Что же касается традиционных отраслей, то в них сохранялась высокая безработица. Впрочем, безработица — не всегда признак застоя. При росте производительности труда она есть свидетельство начала структурной перестройки, свидетельство оздоровления хозяйства.
Настоящей ахиллесовой пятой Тэтчер стала фискальная политика. Несмотря на яркие декларации, консерваторы не смогли в целом уменьшить налоговое бремя. Снижение налога на прибыль и подоходного компенсировалось ростом НДС.
«Социалка» по-прежнему оставалась ненасытной. В этой сфере консерваторам практически ничего не удалось изменить. Государство должно было заботиться обо всех. Рейган, столкнувшийся с похожей проблемой, предпочел влезть в долги. Тэтчер же рискнула ввести новый налог — подушный. Его в равной мере должны были платить все «души» — как бедные, так и богатые.
Подобной «наглости» народ не перенес. Не захотела терпеть это даже элита, в т.ч. консервативная. Пока в стране царил хаос, экстравагантность Тэтчер воспринималась как шанс на спасение. Когда же вернулось процветание, политика потребовала новых фигур — стандартных и предсказуемых. В 1990 г. после 11с лишним лет безраздельного правления «железная леди» вынуждена была подать в отставку.
С тех пор о «пенсионерке» редко вспоминали. Тэтчер писала мемуары, зарабатывала себе на жизнь, разъезжая по миру с лекциями, и заседала в палате лордов, благо королева сделала ее баронессой Кестевенской. Если она и производила впечатление на общественность, то в основном жесткими отзывами о тех, с кем работала в прошлом и с кем переворачивала страну, ставя ее с головы на ноги.
Еще «железная леди» привлекала внимание своей критикой европейской интеграции, резко ускорившейся в начале 90-х гг. В этой интеграции она видела лишь разрушение национального государства и усиление брюссельской бюрократии. Того факта, что мир входит в новое столетие, ведущей чертой которого станет глобализация, баронесса Кестевенская разглядеть не могла, да, пожалуй, и не хотела.
ЛЕХ ВАЛЕНСА.
ЕСТЬ ТОЛЬКО МИГ
Пролетариат, как известно, должен был выступать в качестве гегемона социалистической революции. На деле, однако, власть крупной буржуазии свергали в основном интеллигенты и мелкие буржуа. Один из парадоксов XX века состоит в том, что переход от социализма к капитализму возглавил рабочий. После того как Лех Валенса сумел раскачать коммунистический режим в Польше, революционная волна охватила весь восточноевропейский регион. Тем самым был забит последний гвоздь в крышку гроба социального эксперимента, развернутого в самом начале столетия Владимиром Лениным.