Шипка

Ошурков подошел к окну и открыл раму. На улице он увидел гусар, гарцующих на сытых, не уставших от похода лошадях. Промелькнули опрятно одетые женщины, видно, торопившиеся в церковь: клепало [14] уже давно позвало людей к всенощной. Старик и юноша едва тащили корзину с большой бутылью вина — опять будут угощать солдат и офицеров, уходящих к Балканам. Что ж, это можпо, такое пе станет порицать и сом государь или его брат, главнокомандующий Дунайской армией Николай Николаевич старший. Пей, да дело разумей и, конечно, не пропивай ума!..

Тут он приметил молодую, нарядно одетую особу и заспешил на улицу, чтобы разглядеть ее поближе…

IV

Поскольку Степан Остапович считал, что болгары это преимущественно мужики, то для него стало очевидным и другое: с мужиком можно и должно делать все, что заблагорассудится. И с мужичкой. Коль у него в имении девица или молодуха должна была улыбаться, видя шалость барина, то не станет же дуть губы и отворачиваться тырновская девица, видя перед собой важного русского чиновника.

Молодая нарядная особа успела так далеко уйти от дома, что было бы неприличным пуститься за ней вприпрыжку. Ошурков смотрел на тех, кто проходил мимо него и отвешивал ему поклон, но пока не замечал такой, на которой можно бы задержать свой взгляд. Он находил, что болгарки или слишком скромны, или чересчур осторожны: идут себе и идут. Посмотрят в его сторону, застенчиво улыбнутся и шествуют мимо. Или их так приучили турки, что они боятся взглянуть в глаза и ласково улыбнуться? Или у каждой из них свое горе? Или пятивековое рабство перевоспитало их и они стали похожи на турчанок, только без чадры?

Девушка уже успела куда-то сходить и теперь возвращалась обратно. А вдруг она приметила его? И пожелала мило улыбнуться, перекинуться с ним ласковым словцом? На ней белая расшитая блузка, черный бархатный жилет, окаймленный красными и белыми полосами, на груди повисли серебряные украшения из монет, на широком поясе блестят два серебряных круга, юбка длинная и черная, точно такая, как и жилет. А на голове — белый платок. Из-под платка выбиваются русые волосы, глаза у девушки карие, улыбающиеся, маленький рот с припухшими, как у ребенка, губами, маленький нос, ямочки на щеках — и впрямь тырновская красавица!

— Как тебя звать? — сразу же перешел на «ты» Ошурков.

— Елена Христова. — с улыбкой ответила девушка, обнажив изящную подковку белых зубов.

— А ты хороша! — похвалил Ошурков.

— Не знаю, — потупила взгляд девушка.

— Зато знаю я! — безапелляционно бросил Ошурков.

Елена час назад вышла на улицу, чтобы отыскать Тодора.

Дядя Димитр принес праздничный костюм исчезнувшей года три назад внучки и велел, надеть его племяннице. Она послушалась, посмотрелась в зеркало и… понравилась сама себе. Похвалил ее в новом одеянии и солдат Ванюша. А теперь хвалит этот важный русский господин…

— Зайди-ка ты вечерком ко мне, — предложил Ошурков. — Живу я вон в том доме. Пошалим, порезвимся. — Степан Остапович снял белую перчатку и потрепал девушку по щеке с такими приятными и задорными ямочками, — Так и быть, подарю я тебе настоящую золотую брошь. Куда лучше всех этих побрякушек! — И он показал пальцем на украшения из серебряных монет.

Девушка заморгала часто-часто, на глазах ее показались слезы, и она заплакала, как обиженное дитя.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

I

«Что же это?.. Что же это такое? — беззвучно шептали побледневшие губы Елены. Обида не проходила, она горьким комком подступала к горлу и выжимала из глаз обильные слезы. — Да он, этот господин, он похож…» Она не посмела даже для себя сделать это ужасное сравнение. А в первую минуту у нее чуть было не сорвалось, она едва не крикнула ему в лицо: вы как турок!..

И ей тотчас припомнился турок, из-за которого пришлось покинуть родные места. Случилось это несколько лет назад. Она шла по узкой улочке Габрова, недалеко от неугомонной, шумливой Янтры. Он увидел ее и защелкал языком. Она ускорила шаг. Он не отставал. Елена не выдержала и побежала. Турок на бег не перешел, цо дом ее приметил. С тех пор он часто наведывался на эту улицу. Елена боялась его, как лютого разбойника из самой страшной сказки, но долго не решалась сказать о нахальном преследователе ни родителям, ни братьям. Окончательно обнаглев, тот попытался схватить ее за руку, она с трудом вырвалась и убежала. Тогда она не выдержала и все поведала родным. Родители встревожились. Зная привычки и характер турок, мать предложила отвезти дочку к брату Димитру в Тырново: авось турок и прекратит свое преследование, когда обнаружит исчезновение девушки.

В Тырнове старый Димитр обрадовался племяннице, а выслушав ее рассказ, озабоченно покачал годовой: если турКу понравилась молодая болгарка, он ни за что не отступится. Но турок больше не появлялся, и это успокоило Елену. Она подружилась с внучкой дядюшки, забавной и смешливой Пенкой, которая была года на два моложе ее.

О турках они всегда говорили только с презрением.

— А могла бы ты поступить так, как девушки на мысе Калиакра? — спросила как-то Пенка

Елена подумала и ответила:

— Не знаю. Наверное, могла бы.

Легенду о калиакрских девушках в Болгарии знали все; Сорок красавиц, одна лучше другой, предпочли гибель бесчестью: они связали свои косы и прыгнули с высокого обрыва в море. На острых камнях нашли они свою смерть, А косами они связались для того, чтобы погибнуть всем, чтобы не оказалось малодушной, которая могла бы нарушить клятву — испугаться, передумать в самый последний момент и потом стать турецкой наложницей. Да и страха меньше, когда вот так, вместе… Елена закрыла глаза и представила этих красавиц, связывающих свои длинные косы…

— А я даже и не задумалась бы! — промолвила Пенка, наблюдая за подружкой, — А я немножко подумала бы, — созналась Елена. — А потом бы и прыгнула.

Пенка мельком взглянула на родственницу, что-то быстро прикинула.

— Косы у нас длинные! — быстро заключила она.

Через неделю Пенка не вернулась домой. Ходила она в лес за грибами одца и как в воду канула. Напрасно искал ее старый Димитр в лесу, а сын с дочкой обошли все ближайшие селения — Пенка исчезла. Один пастух рассказывал, что видел скачущих башибузуков: они везли что-то, завернутое в одеяло. Пастуху даже послышались глухйе стоны. Было ли это правдой или пастуху почудилось со страху, но следов Пенки не нашли ни в лесу, ни в соседних деревнях. Друзья привезли из Габро-ва и другую печалную весть: турок похвалялся, что он знает, где прячется Елена, и что теперь ей не сдобровать. Крестный Минчев отправлялся по своим делам в Россию и предложил Елене ехать с ним до города Николаева, где у него есть хорошие друзья. Там ода, найдет кров и хлеб. Отец и мать Елены уже дали на это согласие. Другого выхода у девушки не было, и она тут же собралась в дорогу.

А потом в Тырново не вернулись отец и мать Пенки: они были убиты турками при подавлении восстания. Димитр сразу же постарел и сдал здоровьем. Весть о начавшейся войне помогла ему подняться на ноги и немного прийти в себя. А вскоре появилась и Елена. «Надень-ка ты лучшее Пенкино платье, — предложил он. — Теперь у нас в Тырнове большой праздник!» Он радовался и вступлению русских в город, и тому, что этот русский солдатик так быстро поправляется, и тому, что отыскалась Елена, очень похожая на его внучку, ее задушевная подружка. Про себя старик думал: «Посмотрю на Елену в этом платье и как будто бы встречусь с дорогой моей Пенкой!»

Елена остановилась на берегу Янтры и стала смотреть на отражение домов в ее прозрачных водах. И вдруг подумала: «Вот бы взглянуть на себя в зеркало! На кого я сейчас похожа! Вернусь вся в слезах, и что я скажу дяде Димитру? Не говорить же ему, что меня кровно обидел русский человек! Этому дядя никогда не поверит! А что скажет на это и что подумает обо мне солдат Ванюша Шелонин? Нет, нельзя появляться в доме заплаканной…»

14

Клепало — железная доска, заменяющая колокол