Страница 21 из 33
Снова глянул в окно: высоко. И все же набрался духа.
Ловким был от природы Отрепьев. Однако тут изменило счастье. Рухнул, как куль, на землю. Вывихнул ногу.
– Ой!
И потерял сознание.
Конец Отрепьева
Улыбнулась на миг удача. Подобрали Лжедмитрия надежные руки. Как раз с той стороны дворца, куда выпрыгнул из окна Отрепьев, оказались верные ему казаки.
Укрыли казаки его в одном из зданий Кремля. Однако разыскали Отрепьева заговорщики. Перебили они казаков, ворвались в здание.
Лжедмитрий лежал на полу. Окружили бояре «царя» кольцом. Били его ногами. Награждали его тумаками.
– Самозванец!
– Лжедмитрий!
– Гришка Отрепьев!
Торопились бояре. Знали, что у Лжедмитрия много сторонников среди простых людей. Опасались, чтобы не отбили москвичи Отрепьева. Убили самозванца бояре. Стреляли в него из ружей. Рубили саблями. Затем потащили к хоромам бывшей царицы Марии Нагой.
Важно, что скажет Нагая.
Притихли все. Ждут.
Призналась бывшая царица, что из Речи Посполитой прибыл летом 1605 года вовсе не царевич Дмитрий, а кто-то другой.
– Ошиблась!
– Ошиблась!
И вновь все слышней и дружней голоса:
– Самозванец!
– Лжедмитрий!
– Гришка Отрепьев!
Тело самозванца поволокли из Кремля. Бросили в грязь. Потом положили на деревянный настил и устроили торговую казнь – тело убитого стегали кнутами. Но и этого мало. Труп привязали к лошади и поволокли по улицам города, а затем из города – в поле. Закопали Лжедмитрия в землю. Однако потом передумали. Труп выкопали. Снова таскали по городу и затем сожгли. Закончилась история Григория Отрепьева. Пролетал тем местом столетний ворон. – Все не вечно на свете, – каркнул.
Глава третья
Лютость по русской земле ходила
Царь Василий
Снова Россия без высшей власти.
Медленно тянется ночь. Московский Кремль. Заседает Боярская дума.
Царя нет. Лжедмитрий убит. Нужен новый царь для России.
– Может, из-за границы кого позвать?
– Зачем нам заморские! Выкрикивают бояре знакомые имена:
– Шуйские!
– Голицыны!
– Мстиславские!
– Романовы!
Древние все роды, именитые. Найдется тот, кому сесть на русский престол.
Продолжаются споры в Боярской думе. Повторяются все те же фамилии, словно часовая стрелка бежит по кругу.
– Романовы!
– Мстиславские!
– Голицыны!
– Шуйские!
Кто-то предложил:
– Может, государство разбить на части? Каждому будет царство.
Удержались. Не разделили тогда Россию.
Рассвет стучится в оконные рамы. Заседает Боярская дума.
– Шуйские! Шуйские!
– Нет, Романовы!
– Мстиславские! Мстиславские!
– Нет, Голицыны!
Осилили все-таки Шуйские. Избрала Боярская дума новым русским царем князя Василия Шуйского.
Облачили Шуйского в царские наряды.
– Слава царю Василию!
Чудеса
– Чудеса!
– Чудеса!
– Исцеление!
Люди бежали в Московский Кремль, к Архангельскому собору. Здесь стоял гроб. В нем лежал настоящий царевич Дмитрий.
Таков был приказ Василия Шуйского. На второй же день после провозглашения Шуйского царем вновь забурлила Москва. Многие люди по-прежнему верили в Лжедмитрия как в доброго настоящего царя. Они требовали от бояр ответа, почему те убили царя Дмитрия.
Неслись голоса:
– Не хотим Шуйского!
Василий Шуйский был человеком хитрым, умелым на выдумку. Вот и в те тяжелые для него дни вспомнил он о похороненном в Угличе царевиче Дмитрии. Приказал вырыть из земли его прах и перевезти в Москву.
Вновь вспомнили про мать царевича Дмитрия, царицу Марию Нагую. Привезли к гробу. Она должна была подтвердить, что это как раз и есть настоящий царевич. Потрясенная женщина не смогла произнести ни слова.
Народ ждал.
Тогда Василий Шуйский сам прокричал:
– Дмитрий это! Настоящий Дмитрий!
И как доказательство своей правоты заявил – кто из больных или калек прикоснется к гробу царевича, тот станет здоров.
Потянулись калеки, больные к гробу. Не пробьешься в Архангельский собор.
– Чудеса!
– Чудеса!
– Исцеление!
И верно. В первый же день исцелилось тринадцать больных и увечных. Во второй день – двенадцать.
При каждом новом чуде в городе били церковные колокола.
Бом! Бом! Бом! – поплыл над Москвой колокольный звон.
– Чудеса!
– Чудеса!
– Исцеление!
Доволен Василий Шуйский.
Что же касается исцеленных, то, как потом выяснилось, все они были вполне здоровыми людьми. Отобрали их из простых бродяг. Были они подкуплены людьми Шуйского. И вот разыграли настоящий спектакль о своем выздоровлении.
Отвел Василий Шуйский ловко от себя удар. На время Москва притихла.
«Царевич Петр»
Смутное время. Тревожное время. Не успокоилась Русь после вступления на престол Василия Шуйского.
Все так же бурлили окраинные города. Восстала Рязань. Волновалась Тула.
Металась по стране огромным перекати-полем Смута. Объявлялись новые претенденты на русский престол.
– Царевич Петр объявился!
– Царевич Петр. Петр Федорович!
Эта весть неслась с востока, из приволжских городов. В Москву она пришла еще при жизни Лжедмитрия I.
Сообщалось, что царевич Петр – внук царя Ивана Грозного, сын царя Федора Ивановича и царицы Ирины Годуновой.
Царевич Петр даже специальное послание направил Лжедмитрию, в котором рассказывал о себе и называл Отрепьева своим дядей.
Лжедмитрий ответил. Признал царевича Петра и назвал его своим племянником. Пригласил в Москву.
У царевича Петра была ватага в четыре тысячи человек. Ватага двигалась вверх по Волге. Грабила в пути купеческие караваны.
С Волги со своей ратью и собирался царевич Петр идти к Москве. Но тут Лжедмитрия убили. Царем стал Василий Шуйский. Положение изменилось. Затих на время царевич Петр.
Правительству Василия Шуйского пришлось давать разъяснение.
Не царевич он вовсе. Не Петр. Не внук царя Ивана Грозного. Не сын царя Федора Ивановича и царицы Ирины Годуновой. Вор он. Мошенник.
Называлось, откуда «царевич Петр». С Оки он, из города Мурома. Звать его Илейкой. Сын он посадского человека Ивана Коровина. А мать у него – Ульяна.
Эти сведения были верными. Однако Илейкой он был в прошлом. А сейчас стал «царевичем Петром», «царевичем Петрушей».
И многие в это верили.
До слез обидно
Пробыла Марина Мнишек московской царицей всего девять дней.
До слез обидно.
Вместе с дочерью в Москву приехал и ее отец – сандомирский воевода Юрий Мнишек. Представлялись Мнишеку картины радостные. Царь Дмитрий молод. Молода Марина. Много лет им быть на московском троне. Значит, и ему, Юрию Мнишеку, состоять при власти.
И вот всего лишь девять дней пробыла Марина в московских царицах.
– Сорвалось, – сокрушался Мнишек.
После гибели самозванца Мнишеки лишились всех своих привилегий и богатств. Драгоценности, которые подарил Лжедмитрий накануне женитьбы своей невесте, были отобраны и переданы в казну.
Глянул Мнишек в окно своей кремлевской усадьбы.
Из конюшни уводят дарованных ему лошадей.
Глянул в другое окно: выносят винные припасы.
Глянул в третье – вообще зажмурился: ворота досками забивают.
Однако не пал духом сандомирский воевода.
Марину величает, как прежде:
– Ваше царское величество.
Себя тестем московского царя по-прежнему называет.
Новые планы зреют в голове у Юрия Мнишека.
Стал он подробно расспрашивать о новом царе Василии Шуйском.
– Воли сильной?
– Сильной.
– В гневе бывает часто?
– Случается.
– Женат?
– Нет, не женат, – отвечают Мнишеку.
Третий вопрос и был самым главным из всех. Василий Шуйский был действительно человеком холостым.