Страница 33 из 44
– Я отказался от звания императора, – сообщил он невпопад.
– Но не от его функций? – лукаво уточнила Мессалина. – Слова – что? Тлен. Главное, чтобы ты обладал реальной силой, а она, судя по всему, у тебя есть. Так пусть же внимательно выслушают твои приказы. Что ты собираешься делать?
Клавдий растерянно пожал плечами:
– Пока еще не знаю. Хочу начать свое правление с отдания должных почестей нашим почившим родственникам, а перед этим казнить всех заговорщиков, убивших Калигулу. Я, конечно, очень им признателен за такой переворот в своей жизни, но не собираюсь поощрять всяческие бунты.
* * *
После маленького домика, в котором последнее время прозябал со своей семьей будущий император, огромный дворец на Палатине показался ему и его супруге еще более роскошным, чем раньше.
Мессалина подарила мужу наследника, названного Тиберием Клавдием Цезарем Британиком, и теперь заслуженно предавалась неге, командуя огромным штатом прислуги, старавшейся угадать любое ее желание по одному движению бровей.
Сбылась ее мечта: императорская диадема, дворец на Палатине и весь мир у ее стройных ног. Но оказалось, что и у местных роз есть свои шипы. Дорвавшийся до власти и роскошной жизни Клавдий совершенно забросил супругу, проводя дни и ночи в пирах, где пьянствовал в окружении толпы женщин, ловящих каждое его слово. Забывший о веселье Рим понемногу оживал после смерти Калигулы, радуясь, что можно не бояться быть убитым за любое, даже самое невинное слово.
Правда, приход Клавдия во власть все-таки не обошелся без крови: по его приказу были казнены убийцы Калигулы – Херея и его соратники, и их тела сволокли по Гемониям в Тибр, но для города с миллионным населением это такая мелочь!
Как нельзя кстати подоспела свадьба императорской дочери от первого брака Клавдии Антонии и Гнея Помпея Магна. Мессалина была так рада обретению нового статуса, что довольно сердечно встретила свою предшественницу на мужнином ложе Эмилию Пецину и имела с ней вполне приятный разговор о преимуществах использования экскрементов крокодила при изготовлении крема для лица.
Была и еще одна неприятность, сильно омрачившая безоблачное настроение Мессалины. Чтобы завоевать расположение черни, вспоминавшей Калигулу чуть ли не с благоговением, Клавдий решил вернуть из ссылки его сестер Ливиллу и Агриппину. Это было просто возмутительно! Мало того, что изредка навещавшая мать Мессалина была вынуждена общаться с капризным сыном злоречивой сестрицы Гая Цезаря, так теперь еще и с ней придется сталкиваться в дворцовых переходах! А если учесть, что та явится в Рим злая, как оса, то неприятностей от нее не оберешься. А тихоня Ливилла будет во всем поддерживать сестрицу. Вот уж воистину «В тихом омуте…». Мессалина попробовала закатить мужу скандал – прием, никогда не дававший сбоев, – но в этот раз всегда покладистый Клавдий проявил неслыханное упорство и, невзирая на истерики супруги, отправил за родственницами почетный эскорт, словно в город возвращались не две потасканные преступницы, а прибывал персидский царь.
Этого Мессалина простить ему не смогла, а поскольку в распоряжении римской матроны есть только три способа досадить мужу: запилить его до смерти, отказать в доступе к собственному телу или изменить с человеком, стоящим гораздо ниже его на социальной лестнице, то она выбрала самый приятный вариант.
Гуляя в дворцовом розарии, оскорбленная супругом императрица дала аудиенцию своему отставленному любовнику – лицедею Мнестеру, которому совсем не хотелось наживать врага в лице императора, продолжая встречаться с его супругой.
– Мнестер, ты мне нужен, – сразу перешла Мессалина к делу. – Помнится, ты был неплохим наездником. Надеюсь, ты еще в состоянии оседлать горячую кобылицу и проскакать на ней пару стадий?
Подойдя к актеру, она прижалась к нему, ощущая, как каменеет тело мужчины. Но перепугавшийся Мнестер совершенно не желал возобновления их отношений: одно дело наставлять рога императорскому шуту, и совсем другое – императору великого Рима.
– Но, домина…
– Для тебя я просто Мессалина…
Ее рот прижался к его губам, и актер понял, что попал в изрядную передрягу.
– Но Клавдий… – начал он, задыхаясь. – Я не могу, домина. Я верен своему императору и даже в помыслах не желаю оскорбить его величество.
– Может, жаловаться на меня побежишь? – недобро прищурилась его бывшая любовница и, не дождавшись ответа, махнула рукой: – Иди, поплачься. Порция тебя проводит.
– Зачем же? Я и сам смогу найти Клавдия Цезаря, – осмелел актер, внимательно разглядывавший свои пальцы на предмет чистоты ногтей.
– Дурачок, – в голосе Мессалины звучало почти сострадание, – она нужна, чтобы привести тебя назад. Потому что, если мой муж не кинется тебя защищать, то ты явишься ко мне и приложишь все свои силы, чтобы мне было хорошо, иначе тебе самому станет плохо. А теперь иди скорее к своему императору, пока я не передумала.
Недоверчивый Мнестер действительно отправился жаловаться Клавдию на домогательства его жены, а Мессалина велела приготовить ей ванну и застелить постель. О, она слишком хорошо знала своего супруга, чтобы сомневаться в успехе своего предприятия.
Трясущийся от страха актер нашел Клавдия в его покоях. Император раскинулся на ложе, рядом с которым стоял уставленный деликатесами столик, и любовался на танец рабынь откуда-то с Востока. Одетые в полупрозрачные одеяния, те, призывно покачивая бедрами, скользили перед ним, демонстрируя свои прелести.
При виде актера, про которого шла молва, будто тот ублажал его племянника, Клавдий нахмурил брови и недовольно поморщился:
– Чего тебе надо? Я принимаю просителей по утрам.
Мнестер перетрусил еще больше: как бы не попасть из огня, да в полымя, и заюлил, заглядывая в тусклые императорские глаза:
– Клавдий Цезарь, у меня к тебе большая просьба… В знак особого расположения… Твоя супруга Мессалина… Разумеется, мне и в голову не приходило ничего подобного… Я ей сказал, а она… Зачем я ей нужен, если ты…
От этой тарабарщины настроение Клавдия упало еще больше. Так все было хорошо, и на тебе – ввалился какой-то актеришка и не дает насладиться причитающимися ему по праву благами. Разобрав последние слова, он протянул в сторону навязчивого просителя открытую ладонь, призывая к молчанию, и Менестр осекся на середине фразы.
– Ничего не понял из твоего бормотания… Моей жене что-то от тебя надо?
– Да, – ошарашенно откликнулся Мнестер, не ожидавший подобного приема.
– Ну так сделай, как она просит, и не докучай мне своими жалобами, – отмахнулся Клавдий.
За спиной изумленного таким поворотом дела Мнестера тихо хихикнула Порция. Глупец! Нашел кому жаловаться! Подождав немного, она тронула мужчину за руку:
– Пойдем, не надо заставлять ждать домину Мессалину, если не хочешь нажить больших неприятностей.
И красавцу-лицедею ничего не оставалось, как побрести за разбитной служанкой назад в покои императрицы, где его уже ждала успевшая принять ванну Мессалина. Казалось, ее даже позабавило обескураженное выражение лица ее бывшего-будущего любовника.
– Иди ко мне, – поманила она его пальцем, – и если сильно постараешься, то в накладе не остаешься…
С супружеской верностью было покончено раз и навсегда. С той поры Мессалина будто забыла, что она замужняя матрона, владычица огромного государства. Какое ей было дело до народа и его проблем? Это удел политиков, к которым относится ее муж, а ее дело – украшать собой его жизнь, а если супругу этого не надо, то она оденется красиво хотя бы ради себя. Мужчины нужны для флирта, развлечения и получения телесных наслаждений.
Увлекшись Мнестером, Мессалина не замечала, как летело время, пока однажды не столкнулась в коридоре с Ливиллой, мило болтавшей с младшим Сенекой. У обоих предательски сияли глаза, и императрицу аж затошнило от злости: ну почему других женщин любят нормальные мужчины, а ей достались сопливый замухрышка-император и презренный красавец-актер?