Страница 4 из 68
Теперь она жила у него в доме на правах воспитанницы. Бывшая морская волчица, привыкшая разгуливать в шелках и перьях, со шпагой на боку и пистолетом за поясом, стала одеваться как скромная горничная; убранные лентой волосы, с каждой неделей становившиеся всё длиннее и пышнее, лежали на плечах аккуратными локонами.
И только очень внимательный взгляд мог различить на правой щеке, над верхней губой, крошечный крестообразный шрам, оставленный острой шпагой Артии Стреллби, Пиратики.
Но Тинки знал, что не проходит ни дня, а может быть, ни часа, чтобы Голди не разглядывала в зеркале эту отметину, вскипая от злости и горя жаждой мщения.
Тинк предложил Малышке Голди свою помощь в первый же день, когда увидел ее и провел пять минут с ней наедине.
Она ответила, что ни в чем не нуждается. Великодушный покровитель, судья Знайус, защищает ее от невзгод, точно каменная стена. Однако она шепнула, что в один прекрасный день, вероятно, попросит Тинки о небольшой услуге, и сказала, что ей будут интересны любые новости, какие он принесет.
В оправдание этих долгих бесед она соврала судье, что уговаривает Тинки снизить цену на контрабандный кофе и бренди. Безмозглый скряга охотно поверил ей.
Тинки сел только после ее приглашения.
— Вы слыхали когда-нибудь о корабле под названием «Вдова»? В те дни, когда ходили по морю, конечно.
Голди пожала плечами.
— Клинки, я была рабыней на отцовском судне. Не помню. — Очередная ложь, одна из тех, которыми она пичкала Знайуса. Остальные прекрасно знали, что она восхищалась покойным отцом.
— Ну, раз уж вы упомянули вашего достопочтенного папеньку, разрешите сказать, что та легенда о черном корабле Вдовы имеет к нему прямое отношение. Она связана с его смертью.
Голди подняла на Тинки широко распахнутые глаза.
— Каким образом?
— Видите ли, госпожа Голди, хоть за Голиафом и гонялась половина франкоспанского флота, хоть они и потопили его корабли, но легенда рассказывает, что ваш папенька, благодаря своей невероятной хитрости, остался в живых.
Голди встала. Ее лицо стало серым, красивые губы искривились.
— Ты хочешь сказать… что мой отец… жив?
Тинки едва не причмокнул. Забавно было видеть, как ведьма корчится, будто на сковородке. Он промолвил:
— Об этом я вам и толкую.
Пиратская флотилия Голиафа, в том числе его собственный флагман под названием «Враг», разнесенная вдребезги пушечными выстрелами франкоспанцев, пошла ко дну у берегов Индеи.
Сам Золотой Голиаф, раненный мушкетной пулей в левую руку, все-таки ухитрился отплыть подальше от кораблекрушения. О команде он не беспокоился. Они ничего не значили для него. Для Золотого Голиафа люди были инструментом, предметами обихода — вроде подушки или блюдца, полезными или не очень. А если что-то из утвари разобьется или сломается — всегда можно найти замену.
На темных волнах качались доски, весла, бочки. Голиаф уцепился за груду обломков, спрятался под ней и поплыл, стараясь как можно реже поднимать голову над водой.
Молотя по воде ногами, он медленно удалялся от франкоспанских военных кораблей. В воздухе пеленой висел пушечный дым, франкоспанцы уже праздновали победу. Когда спустились сумерки, он уплыл далеко за пределы видимости и, как гласит легенда, громко смеялся, вскарабкавшись на свой дощатый островок. Ему всегда дьявольски везло. Теперь надо было только дождаться, пока мимо пойдет судно.
Вскоре он заметил среди океанских просторов одинокий корабль. Тот медленно приближался с востока, неся на мачтах молодую луну, стройный, низкий парусник, вероятно, направлявшийся в Арабийские моря от берегов Катая. Будь у Голиафа собственный корабль, он бы с удовольствием ограбил этого торговца, но сейчас ему приходилось играть роль несчастного, который случайно упал за борт и оказался брошенным на произвол судьбы бессердечным капитаном. (Он и сам точно так же покинул бы недотепу, барахтавшегося за бортом.)
Черный корабль подходил все ближе и ближе. Голиаф решил плыть ему навстречу. Может, раз уж море такое спокойное, он сумеет уцепиться за корпус, как моллюск. Он всегда держал при себе пару абордажных крюков. Может, удастся даже захватить корабль, если команда на нем небольшая, — до сих пор ни на палубах, ни выше он не заметил ни одного человека…
Был ли Голиаф суеверен? Верил ли он легендам океана? Судя по рассказу Тинки, вовсе нет.
В тот самый миг, когда Голиаф решил пуститься вплавь, приближающийся корабль отвернулся от него, словно высокомерная девица, и направился прочь.
— Тогда Голиаф проклял этот корабль, — торжественно возгласил Тинки. — Вы же знаете, госпожа. Он не любил, когда выходило не по его.
А черный корабль становился все меньше и меньше. Голиаф опять улегся на доски, превозмогая боль в раненой руке и насылая на парусник чудовищные проклятия. Ну да ничего, придут и другие суда. В здешних местах морские пути оживленные.
Через несколько минут он почувствовал, что доски под ним как будто кто-то дергает. Он перегнулся через край и увидел, что его плот запутался в клубке водорослей.
О чем подумал тогда могучий Голиаф? Плавучие водоросли не редкость на Семи Морях. И ничего особенного в них нет. Он склонился, достал свой нож, которым перерезал немало глоток, и принялся рубить черные пряди.
Но они оказались крепкими. При слабом свете луны он вгляделся в волны и понял, что настоящие водоросли такими не бывают. Он ощупал их рукой, приподнял навстречу лучам луны и присвистнул.
Он увидел гигантскую сеть необычного плетения, усеянную какими-то склизкими стручками и усиками, похожую на настоящую морскую траву. Наверное, рыболовная, подумал Голиаф. Какой-то болван с черного судна упустил…
Однако громадная сеть дрейфовала не сама по себе. Она тянулась за кормой таинственного корабля. Тинки продолжал свой рассказ:
— «Ну и повезло же мне», — подумал ваш папенька. Нити опутали его и тянули прямо к борту уходящего вдаль призрака.
Голди не сводила с Тинки пылающих зеленых глаз. Перед ее взором стоял Голиаф, пойманный в сеть, точно беспомощная рыба.
— Это был корабль Вдовы. Догадываетесь?
Голиаф расслабился, улегся на своем плоту и стал ждать. Доски мягко стукнулись о борт, и сильные руки матросов в мгновение ока втащили его наверх. Ему и карабкаться не пришлось.
На палубе не горело ни одного огня. Не было фонарей на носу и корме. Над головой громоздились темные паруса, не расцвеченные даже белыми силуэтами черепа и скрещенных костей.
А вокруг ждали люди — темные, как тени.
«Добрый вечер, ребята», — окликнул их Золотой Голиаф.
Но никто ему не ответил.
Тут из безмолвной толпы моряков вышла женщина. Она скользила над палубой, как судно над волнами.
— Мэри Ад — вот как ее звали. Ее муж был богатым купцом, владел тремя кораблями. Однажды у берегов Скандинавии его встретил ваш папенька. Он забрал всё золото, перебил всех людей и поджег корабли. Все три затонули. Когда слух об этом дошел до Мэри, она сказала: «Я теперь вдова. На последние деньги я построю еще один корабль. И он тоже будет „Вдовой“».
Мэри Адстрём сдержала слово. Когда судно спустили на воду, она наняла команду из людей, сведущих в мореплавании — и во многих других вещах.
Эту историю Мэри своими устами поведала Золотому Голиафу, когда он стоял на палубе, в луже крови и морской воды.
— Из-за тебя мне ничего больше не осталось, — сказала она, — кроме как искать по морям пиратов и счищать их с липа земли, словно гнусные бородавки.
— Счищать? — переспросил Голиаф, не теряя бодрого расположения духа. — То есть убивать?
— Да. Именно убивать. Немало подонков стерла я со страниц книги жизни. Но я их не грабила, даже если у них было чем поживиться.
— Ну и веселая же ты пиратка! — расхохотался Голиаф.
— Ничуть, — ответила Мэри Ад. — Я Ангел Мщения. И до сих пор не думала, что когда-нибудь судьба сведет меня с тобой. Но, как видишь, мы встретились.