Загадка Катилины

— Ты понятлив, Гордиан. Испугало ли тебя появление мертвеца без головы?

— Я испугался, но совсем по другим причинам, не имеющим ничего общего с соседями и их угрозами выжить меня с этой земли. Я скрыл этот случай от всех, даже от Конгриона. Не правда ли, странно, что Конгриону не о чем было докладывать твоему человеку, когда он пришел в следующий раз?

— Да.

— Тем временем я продолжал доверять тебе, потому что рабы, занятые на кухне, сообщили мне, что ты очень тепло отзывалась обо мне и защищала меня перед родственниками. Ты же сама подкинула мне идею, чтобы мои рабы понаблюдали за тобой. Ты пошутила насчет того, что они могут отравить твоих родственников, но я попросил их держать уши открытыми. И вот они «подслушали», как ты споришь с Гнеем, Манием и Публием. Но ты и хотела, чтобы они подслушали ваш разговор, не так ли? Я решил, что ты единственный мой союзник в стане врагов, и когда в моем поместье начали твориться безобразия, я подозревал всех, кроме тебя. И если бы мне пришлось в отчаянии продать поместье, то я обратился бы к соседу, который все время оставался на моей стороне, не так ли?

Клавдия заерзала на своем пне.

— Что-то вроде того, — сказала она тихо.

— Первый безголовый труп появился в середине июня. Тогда ничего особо плохого не произошло. Я не так понял причину его появления и решил, что это связано с некоторыми моими обязательствами, данными еще в городе, и что меня против воли вовлекают в одно предприятие. Но потом ничего не произошло только потому, что тебя в поместье не было. Ты уехала в Рим, посмотреть городской дом Луция на Палантине, доставшийся тебе в наследство.

Второе тело появилось в середине квинтилия, когда мы приехали из Рима после выборов и дня рождения Метона. Ты хотела подольше задержаться в Риме, но вернулась раньше нас, ты еще сказала мне за обедом, что собираешься домой. Ты также привела в гости своего кузена Мания, а его до печального смешное поведение еще больше убедило меня, что ты мой союзник. Ты вернулась в тот день, когда Гней в гневе убил своего раба Форфекса. Возможно, ты и не собиралась подкидывать мне второй труп, но если уж представилась возможность — не пропадать же телу зря! Ты украла его из укромного места среди камней, где его похоронили рабы Гнея. И снова труп доставил твой раб и передал его Конгриону. Его наверняка привезли в тачке. Раб твой так часто приходил к нам на кухню, что его просто не замечали.

Тебе было известно, что я видел Форфекса, и поэтому снова было необходимо отрезать голову, чтобы скрыть его личность. Ты бы и руки ему отрезала, но откуда же тебе было знать, что Метон вспомнит о родимом пятне? Гней признал, убил Форфекса, но отрицал свою причастность к его появлению в моем колодце. Он, кажется, совсем ничего не знал об этом.

— Верно, — призналась Клавдия.

— Так я и понял. И снова у меня были причины кое-кого подозревать, но после разговора с Гнеем я совсем запутался. Я продолжал управлять поместьем, несмотря на нехватку сена и загрязненный колодец. Продолжил строительство водяной мельницы…

— Дурацкое приспособление! — вырвалось у Клавдии.

— Да, я теперь понимаю, как, должно быть, ты была разочарована, видя мое упорство; приходила сюда, на вершину холма, жадно смотрела на мое поместье и видела, что я продолжаю работу, несмотря на твои усилия. Мельница стала символом моего успеха, и поэтому тебе было неприятно смотреть на нее, когда я пригласил тебя к себе. Я ощутил твое нежелание смотреть на нее, но думал, что причиной этому сама мельница. Ты хорошо скрываешь свои чувства!

— Когда женщина хочет добиться своего, то ей просто необходимо скрывать свои чувства, особенно если у нее нет мужа и сыновей! — сказала Клавдия.

Меня поразила горечь и ярость в ее голосе, и я сразу увидел другого человека, непохожего на добродушную матрону, которую я знал раньше, словно маска спала и обнажила отвратительное лицо. Две ночи подряд я размышлял, как Клавдия могла пойти на такие подлые действия. Теперь я видел совсем другую женщину, чье коварство до поры до времени тщательно скрывалось. А как иначе может выжить женщина без семьи в этом яростном мире? До меня только сейчас дошло, что Клавдия и в самом деле виновата в моих бедах.

— Я снова немного запутался, когда Гней предложил мне купить у меня поместье, — хотя я теперь понимаю, что это ты подтолкнула его поговорить со мной. Он даже что-то сказал про тебя, будто ты поведала ему, что у меня неприятности, но я решил, что до него просто дошли слухи. На самом деле ты хотела, чтобы он раздосадовал меня, а затем подбросила еще один труп, чтобы вовсе вывести меня из себя. Я тогда как раз собирался уезжать и не мог даже задержаться. И это к лучшему, а то я бы без раздумий напал на Гнея.

— Третий труп тоже некогда был твоим рабом? Ты не убивала Немо, он умер от болезни. Форфекса ты тоже не убивала. Но этого-то ты убила, Клавдия?

— Почему ты так считаешь? — сказала она, бросая на меня мрачный взгляд.

— Потому что тебе надо было на ком-то проверить свой яд. Ты уже однажды проверила его на Клементе. Он был своего рода свидетелем, просыпался той ночью, когда Конгрион сбросил труп в колодец. Он, правда, очень смутно помнил, что происходило, но даже старый бедный Клемент представлял некоторую угрозу — дело ведь нешуточное, Конгрион строил козни против собственного хозяина. И от него нужно было избавиться. Ты дала моему повару стрихнин. Поэтому у него так посинели губы, его тошнило, он задыхался и не мог ничего сказать. Я всегда подозревал, что его поторопили отправиться на тот свет. Теперь я точно знаю, ведь Конгрион во всем признался.

Но яд, убивший старика, мог не подействовать на сильного мужчину сорока семи лет, поэтому ты захотела испытать его на одном из своих рабов, не так ли? Как ты выбрала свою жертву, Клавдия? Он что, был нерадив или обидел тебя? Или же он просто подходил по возрасту и телосложению?

Она уставилась вдаль и не говорила ни слова.

— Бедняга — быть рабом у такой хозяйки! А раз уж ты убила его, то не пропадать же трупу! И еще раз запугать Гордиана! Ты снова приказала отрубить ему голову и отправить в мое поместье. Его, как и Немо, обнаружила моя дочь. Неужели ты настолько хладнокровна, что тебе ничего не стоит так обескуражить маленькую девочку? Вероятно, да, ведь ты показала, что и не на такое способна.

Клавдия резко встала.

— Я пришла сюда не для того, чтобы меня судили, и уж тем более ты. В твоем послании говорилось, что нам нужно решить вопросы и достигнуть взаимопонимания. Давай, делай свое предложение, оставь обвинения на потом.

— Садись, Клавдия. Ты ведешь себя как убийца, когда суд перечисляет его преступления.

— Отравить раба — не убийство.

— Ах да, но кража чужого ребенка — уж наверняка преступление.

— Хватит! — сказала она и повернулась, чтобы уйти. Я схватил ее за плечи и силой опустил на пенек.

— Ты поклялся, что не причинишь мне вреда! — крикнула она и вынула короткий кинжал из-под туники. Я выбил его из ее руки, и она закрыла лицо руками. Я огляделся по сторонам — никого вроде не было.

— Да, Клавдия, я поклялся и сдержу свое слово, хотя никто из людей и богов не обвинит меня, если я задушу тебя прямо здесь, собственными руками. Послушай, что я хочу сказать, отбрось свое высокомерие. Не отрицай, что хотела отравить меня. Конгрион и в этом признался! Ты потеряла терпение. Проходили месяцы, и вот ты решилась на убийство свободного гражданина — ах, всего лишь выскочки-плебея! Ты думала, что без меня тебе удастся убедить Экона и Вифанию продать тебе поместье, или ты их тоже решила отравить?

Это должен был сделать Конгрион. Твой раб убеждал его в этом, но он отказывался. Это было уже слишком для него. Клемента он убил из чувства самосохранения, но убить хозяина — слишком большое преступление. И вдруг оказалось, что их разговор подслушивает маленькая девочка. Остальное тебе известно. Единственное, чего я не могу понять, — с какими мыслями ты отправила Диану в заброшенную шахту, где она могла легко погибнуть или умереть с голоду? Или потом ты забрала бы ее и продала в рабство куда-нибудь в Остию, пока ее родители плакали бы от горя?