Героиня мира

Из-под капюшона выглядывал головной убор в восточном духе: вдоль щек и лба бахромой тянулись ряды переливчатых золотых бляшек. Бросив на меня взгляд, она кивнула; монисто опять отозвалось звоном, как упряжь с колокольчиками. В ее речи ощущался акцент провинций, хотя кронианский был ее родным языком.

— Ты — любовница полковника Гурца. Я Джильза. Они меня знают, даже этот вот, — небрежный кивок в сторону Мельма, — я предсказываю судьбу. У меня хранится ключ к премудростям из краев Тарас Инда, к тайнам Змеиных Королей. Я могу кое-что тебе рассказать. А ты могла бы подарить мне за это вещи, которые я на твой взгляд заслужила. — Я не сводила с нее глаз, и длинная белая рука, прикрытая лишь браслетами из крашеного дерева и слоновой кости, взметнулась вверх, словно змея, указывая в небо. — Видишь круг?

Мне было незнакомо кронианское слово «круг», я в недоумении запрокинула вверх голову и тогда догадалась, что она имеет в виду луну: не свое лицо, а небесное светило.

Что-то необыкновенное происходило с нею. Диск приобрел форму безукоризненного круга, и усеянное звездами небо проступило с четкой ясностью на много миль окрест него. А за очертившим эту часть пространства белым кругом такой же безупречной формы, как и сама луна, раскинулись, сливаясь с мраком и землей, непрозрачные беззвездные небеса. Я будто заглянула через край в огромный котел. Никогда еще не открывалось моим глазам подобное зрелище, этот гигантский ореол, образованный высокими перистыми облаками и частичками льда в воздухе. Оно показалось мне сверхъестественным и привело меня в смятение.

Я перевела взгляд на женщину, ожидая разъяснений.

Но она сказала только:

— Я зайду к тебе в палатку.

Я впустила ее, ведь мне показалось, что даже луна и темнота подвластны ей, а потому она, вероятно, сумеет мне помочь, хотя я совершенно не представляла себе, каким образом. Мельм больше не пытался ей воспрепятствовать; презрительно усмехаясь, он повернулся к горевшему поблизости костру. Пришедшие вместе с ней женщины присели у стены, будто собаки, и принялись ждать. Внутри палатки в жаровне на треноге горели угли, и она сразу же пошла погреться, впрочем, безо всякой спешки. Эта женщина не имела возраста; холод высушил кожу, на которой не было ни одной морщинки, но губы ее не потрескались от мороза.

— Садись, — сказала она, обращаясь ко мне, и я присела на табуретку, а она подошла к креслу Гурца и опустилась в него; мы оказались друг напротив друга, нас разделял складной обеденный столик.

Она пристально глядела на меня какое-то время. Меня так и подмывало отвести взгляд, но я решила, что мне это не удастся. К тому же, пребывая во власти этих черных, словно металлических, глаз, сплошных зрачков с тоненькими золотыми ободками, похожих на кошачьи глаза среди ночи, я почувствовала облегчение.

По прошествии некоторого времени она заговорила снова:

— Ты совсем дитя, даже младше своих лет. Но и старше тоже. Доживи ты хоть до девяноста, все равно окажешься старше.

Я не поняла, но прервать не посмела.

— Многого я не смогу рассказать тебе. Но кое-что смогу. Веришь?

От ее дыхания язык мой задрожал, будто свечка.

— Дд… да.

— И что же ты мне подаришь?

Лицо ее казалось суровым и чистым, но я догадалась, что, судя по всему, она еще и обманщица. При этом я не имею в виду шарлатанства. Как-то давным-давно мы с Литти посетили гадалку на ярмарке. Она напугала нас, и мы с хихиканьем убежали. Предсказания ее звучали бессвязно, она ни разу не угадала правильно, и сила ее воздействия возникала в основном благодаря присутствию большой ящерицы, неподвижно лежавшей в клетке около ее локтя. Женщина по имени Джильза была существом совсем иного порядка. Вероятно, она явилась ко мне, потому что знала о моей неопытности и о том, что Гурца не окажется рядом (как злая ведьма из сказки).

Либо сплетники, либо боги сообщили ей о моих затруднениях. Как мне кажется теперь — и те и другие.

Я не успела ответить, а она уже принялась раскладывать по столу яркие карты с вычурными изображениями зверей и каких-то существ, зданий, символов планет, оружия и растений. Она раскинула их трижды, всякий раз сметая предыдущий расклад к себе в рукав, или так мне показалось. На третий раз она оставила одну-единственную карту и, сняв ее со стола, показала мне. Бледная женщина в белом и желтом на темно-красном фоне, а за головой у нее — зеленое солнце. Из руки ее сыпались гиацинты, сменявшиеся на пути падения бумагами, затем дымом, кровью, жемчугами и каплями прозрачной воды. Возле ее ног поток этот превращался в тканый ковер со сложным абстрактным рисунком. В другой руке, правой, она держала жезл; я увидела ударяющую в него молнию. Она улыбалась, но по щекам ее катились слезы. Голову ее венчала бриллиантовая тиара, ноги же оставались босыми, половина подола свисала клочьями.

— Эта карта зовется Героиня или Вселенская Девушка. Но к тому же это одна из карт, обозначавших Ее, богиню Вульмардру, — сказала Джильза.

Показав мне карту, она спрятала ее, как и остальные. Протянув сложенные ладони, она опустила их передо мной на стол.

— Что подаришь? — сказала она и царственным тоном добавила: — Чего не пожалеешь?

Трясясь всем телом, я поднялась на ноги, пошла к сундуку, раскопала в нем мешочек с сушеным инжиром и еще один, с толокном. Я принесла их. Она подкинула мешочки на руке, прикидывая на вес.

— Я не могу… — проговорила я, — не могу дать много. Это не мое. Это еда полковника Гурца.

— Что ж, я возьму их, — сказала она. — И подари мне свое украшение.

Растерявшись, я опустила глаза и увидела браслет с кораллами. Запястья Джильзы не были по-детски узкими, она не смогла бы его надеть.

— Это его подарок, — сказала я.

— Разве тебе не все равно? — спросила она.

Я покраснела. Мне было совершенно все равно. Я сняла браслет и отдала его Джильзе, словно сообщница. В каком-нибудь из городов Севера она продаст его за круглую сумму наличных.

— А если он спросит…

— Не спросит. Он никогда не станет о нем спрашивать.

— Я могу сказать, — договорила я, — что потеряла его.

— И это действительно так, — с легким юмором заметила она, поскольку он уже исчез вслед за картами, инжиром и толокном. — Сядь, — еще раз сказала она. Я села, но уже не стала смотреть ей в глаза. Я вдруг почувствовала, что меня обобрали, обманули, провели, сделали из меня посмешище. Но мелодичное звучание исходивших от нее сил по-прежнему наполняло палатку, кружа мне голову.

Дальнейшие ее речи я слушала вполслуха — мне стало боязно, как бы Гурц не вернулся и не застал нас — они пробивались ко мне сквозь замешательство, сквозь сумбур в голове, сквозь преграду, которую какая-то часть меня попыталась возвести между ее истиной и моей.

Тем не менее мне удалось узнать, что вокруг моего земного шара огненной змеей обвился Океан, несущий пламенные воды. Она говорила, что пути одних людей уже проложены, а пути других еще только прокладываются, как и в моем случае, но у меня имеется второе «я», тень, я же в свою очередь являюсь его зеркальным отражением и двойником, а потому пути мои уже подверглись некоторому воздействию, в них уже заложены складки и прорезаны зазубрины, уже просыпались на них яркие зерна, которые могут принести плоды, а могут и погибнуть, но тогда на сердце у меня заскребет…

В то же мгновение, по-прежнему не глядя на нее, я скорчилась и заерзала на табуретке. Мне показалось, что повсюду в меня втыкаются колючие иголки. Я испугалась, мне захотелось, чтобы все это прошло. И вдруг, будто сжалясь надо мной, она оборвала на середине речитатив, в который слились ее слова.

— Но в данный момент тебя гложет сильный страх. Перед охотником, который за тобой гонится.

Услышав это, я так и подскочила и наконец подняла глаза.

Лицо ее походило на скалу.

— Ты должна аннулировать его долг. — Ее рука раскрылась, что-то лежало на ладони. — За браслет, — сказала она.

Там оказалась крошечная, не более четырех дюймов длиной, фигурка богини из какой-то белой эмали с раскрашенными охрой волосами, ноги ее упирались в короткую железную перекладину.