Страница 9 из 74
«Колдовство» Ивана проявлялось прежде всего в его глубоком понимании природы, да к тому же он прекрасно знал все закоулки громадного парка и его обитателей, так как с детства помогал своему отцу — поляку в его обязанностях садовника.
Постарев, он часами грелся на солнце в тихом углу парка, там, где упокоилась его «барыня» — мать генерала.
Она лежит в стороне от родителей, чьи могилы из черного мрамора кажутся заброшенными. Иван считал себя старожилом края и не одобрял новшеств. Этот паровоз с вагонами, о котором все говорили, его пугал — степь перестанет быть степью, если машина заменит лошадей. В этом его поддерживали двое его сыновей: кучер Кирилл и конюх Федор. Что касается третьего — повара Михаила, то он находил в этом быстром транспорте много преимуществ.
— Вот именно! Уж слишком быстро, — ворчал с горестью Иван, — хотел бы я видеть, как все это повернется лет через двадцать!
Ивану приписывали дар предвидения, но сам он не мог в этом разобраться. Или, может, не хотел?..
Маленький Шурик знал всех Адамовичей; знал, каким уважением они пользуются у всех работающих в имении. Мальчику нравилось бывать на конюшне, слушать рассказы Кирилла Ивановича о путешествиях в дилижансе.
До постройки железной дороги как бы жила семья без него, Кирилла Ивановича? Отъезды детей в пансион, приезды на каникулы, важные покупки в Харькове, визиты в соседние поместья, прогулки и пикники — и в стужу, и в грозу, и в темную ночь — всегда и во всем можно было положиться на него, Кирилла Ивановича.
Шурик слушал бесконечные рассказы, забравшись в старый дилижанс — свидетель ушедшей старины; а у бабы Муни была еще дорожная шкатулка из железного дерева, с потайным ящичком, которую раскладывали в дороге как письменный стол.
Мой отец всю жизнь хранил яркие воспоминания об этих выездах времен своего раннего детства. Помнится, он никогда не расставался с дорогой ему шкатулкой, признаться, весьма тяжелой и вне дилижанса очень неудобной; но ее ожидала непредвиденная участь.
Кто мог подумать в конце XIX столетия, на берегу Донца, что полвека спустя она пропадет в маленьком африканском городке Меджез-эль-Баба в Тунисе, где в ноябре 1942 года развернулся фронт сражающихся американской и немецкой армий?
Папе, вынужденному пересечь линию фронта на велосипеде, чтобы вернуться в Бизерту, пришлось выбирать между дорогой его сердцу шкатулкой и любимой собачкой Боби — увезти их вместе было невозможно.
Не задумываясь, папа усадил Боби в корзиночку на руль, и они отправились в дорогу.
«Блаженны нищие духом». Ему и в голову не пришло, чем это могло бы обернуться для него лично: русский эмигрант с немецкой фамилией пересекает линию американо-немецкого фронта!
Из папиных рассказов об этой «веселой прогулке» выходило даже, что в пути Бобик имел большой успех и пользовался исключительной симпатией у воюющих сторон — сначала у американцев, затем у немцев, и что, глядя на эту пару на велосипеде, и те и другие их радостно приветствовали!
С тех времен прошло еще полвека, но все это, так сильно пережитое — будь то у далеких мирных берегов Донца или в страшное время войны на африканской земле, — еще и сегодня живет в моей памяти.
Ко времени моего рождения железная дорога уже давно обслуживала шахтерский Донецкий район. Приезжая из Кронштадта или Ревеля, мы выходили на станции Насветевич, где нас уже ждали лошади, и по широкой пыльной дороге, вьющейся по склону холма к имению, подъезжали к правому крыльцу с колоннами, оставляя слева служебные строения и фруктовый Круглый сад дяди Мирона.
В жизни большого поместья повар был особенно важным лицом. Сама барыня обращалась к нему не просто по имени, а по отчеству — Михаил Иванович.
По вечерам Александр наблюдал, как повар и баба Муня долго обсуждали завтрашнее меню. Непонятно!
— Что там обсуждать, разве так уж важно, что на обед! Было бы фруктовое мороженое — его можно съесть гораздо больше, чем ванильного!
Домашним хозяйством всецело командовала Анна Петровна Берестова. Между ней и Адамовичами было определенное соперничество: Михаил Иванович пытался отстаивать свое первенство на кухне. Шурик побаивался Анну Петровну и полагал, что в усадьбе ее должны бояться все. Прямая осанка, темные и длинные платья делали ее строже, чем она была.
Ей исполнилось 14 лет, когда в 1861 году отменили крепостное право. Предпочтя остаться со своей молодой хозяйкой, она помогала Марии Насветевич в управлении делами большого дома и осталась в имении на всю жизнь. Став управляющей, она властвовала над прислугой и даже — поскольку ключи от погреба были у нее — над кухней, где Михаил Иванович отстаивал свои права.
Баба Муня построила для нее дом рядом с усадьбой, и когда она была уже на покое, все приезжавшие в Рубежное обязательно приходили с ней поздороваться.
Привыкшая к обилию света в усадьбе, Анна Петровна непременно хотела, чтобы в ее доме было много окон. Высокая печь, облицованная светлым фаянсом, согревала комнаты. На новоселье собралось много народу. Батюшка Андрей и дьякон Герасим приехали из Лисичанска. Судья Мирон Александрович принес «на счастье» кувшин в виде барана из коричневой керамики: вскоре в поместье начали производить вино. Все удавалось на этой щедрой земле под бдительным оком предприимчивых хозяев.
Предприимчивых? Безусловно, владельцы Рубежного именно таковыми и были. Но бдительны ли? Генерал часто в отъездах, а Мирон Александрович очень доверчив — аргумент в пользу строгости Анны Петровны в обращении с прислугой: от ее опытного взора ничего не ускользало.
Шурик знал, что она воюет с его деревенскими друзьями, когда они лазают в Круглый сад за неспелыми еще фруктами, и уводил ребят подальше, в глубину парка, где аллеи теряются в роще вишневых, яблоневых, грушевых деревьев, растущих на полной свободе. Там спуск к Донцу; они рыбачили, купались. Там же, по вдохновению, становились ковбоями, индейцами, охотниками…
Шурик много читал и делился впечатлениями с товарищами по приключениям. Жюль Верн, Фенимор Купер, Марк Твен, Стивенсон — их имена стали знакомыми деревенским ребятишкам. Донец для них — и Миссисипи, и безбрежный океан. Даже если нет острова, несомненно, что сокровище где-то на дне реки! Ведь Донец был частью речного пути богатых караванов — «из варяг в греки». Дети мечтали… Приключения, отвага, щедрость… Великое счастье для человека уметь восхищаться! Не один из них в мыслях чувствовал себя «последним из могикан» перед лицом неоглядной степи, жившей своей дикой жизнью.
— Надолго ли еще? — спрашивал сам себя Иван.
Что он знал, что он видел, этот сын цыганки?
В папиных рассказах о детстве в Рубежном чувствовалась окружавшая его любовь и свобода. Какое место было отведено ученью в этом вольном воспитании? Об этом точно никогда не упоминалось. Без сомнения, совсем еще маленьким Шурик научился читать: любимая Тотка обладала необходимым терпением, чтобы выработать у мальчика разборчивый и даже элегантный почерк.
Она же уделяла много внимания выбору книг. Дядя Мирон, пока еще холостяк, никогда не возвращался из Харькова без книг, часто «поучительных». Правда, иногда нравоучения имели обратный эффект: рассказ о Гоше, у которого вырос большой нос, оттого что он засовывал в него пальцы, так понравился Шурику, что он больше не вынимал пальцев из носа.
— Хочу, как Гоша, возить его на тачке!
В царствование Александра III всюду учреждались церковноприходские школы, узаконенные в 1884 году. При стекольной фабрике тоже была открыта школа, и весьма возможно, что учитель приходил заниматься с ребенком на дом. Во всяком случае, с этих времен сохранил он нелюбовь к задачам о поездах, встречающихся где-то в пути, и кранах, наполняющих и опорожняющих бассейны.
Географию мальчик познавал в путешествиях с «Детьми капитана Гранта» или составляя по кусочкам разложенную на столе карту мира. Что касается французского, то он его понимал, не пытаясь на нем говорить. Странным образом он сохранил на всю жизнь особенное предпочтение к сослагательному наклонению и употреблял его, когда нужно и не нужно.