Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 17



Проклятье!

Я выпрямляюсь в седле. Эта ворона — не какая-то, а моя собственная. Сестра Видона спасла ее и поселила в клетке, когда я только прибыла в монастырь. Она использовала напуганное и настрадавшееся создание, чтобы вытащить мой разум из трясины, в которой тот было погряз. Не знаю даже, что было бы со мной без этой вороны!

Стало быть, обитель прислала сообщение. Вот уже четыре долгих месяца оттуда не было ни словечка. Я уже и надеяться почти перестала на весточку. Но теперь — теперь я знаю, что мне написали! Мой дух взмывает, как недавно взмывали в небо ловчие птицы. Может, престарелую сестру Вереду посетило видение? И она узрела то, чего никак не могу разглядеть я, — смертную метку д'Альбрэ?

— Ты чем-то обеспокоена, — возвращает меня на грешную землю голос Юлиана.

Ох, до чего же не вовремя прибыла ты, ворона!

— Да нет, ничего такого, — говорю я.

Тут встревает Жаметта, как всегда снедаемая ревностью из-за внимания, которое уделяет мне Юлиан:

— Почему та ворона следует за вами?

— Какая еще ворона? — фыркаю я. — А-а, вон та… Зачем ей я? Может, она хочет украсть твою полевую мышь?

— Нет-нет, — упрямится она, и у меня рука чешется съездить по глупенькому личику. — Она летит за тобой! Вот, посмотри!

Ворона перелетает еще ближе.

— Ишь ты! Неужели презренная ворона не понимает, что она недостойна внимания моей благородной сестры? — И Юлиан тянется к путам своего сокола. — Сейчас я избавлю тебя от этой грязной твари…

— Нет! — возражаю я.

Резковато, пожалуй.

Он вопросительно поднимает бровь, и я безмятежно улыбаюсь ему:

— На что мне какая-то ворона? Добавить ее к паштету из Жаметтиной полевки? А кроме того, — уточняю я скучающим голосом, — эта птица то ли подбитая, то ли полоумная. Какая нормальная ворона станет держаться так близко к соколам? Ну ее совсем!.. А впрочем… — тут я улыбаюсь еще шире, с откровенным вызовом, — впрочем, давай лови ее! Так я точно вперед тебя до замка доскачу!

С этими словами я даю лошади шенкеля и пускаю ее во весь опор. Мгновением позже за мной устремляются другие охотники.

Я даже позволяю Юлиану меня обскакать.

Въехав в замок, я передаю соколиху подбежавшему слуге, потом спешиваюсь. Торопливо оглядываю горизонт в поисках вороны… Больше всего я боюсь, как бы она не влетела прямо во двор да не опустилась мне на плечо у всех на виду. Нужно срочно изобрести способ получить письмо, не оповестив об этом сразу же половину замка!

Жаметта вертится у конюшен, упорно пытаясь заигрывать с Юлианом. Тефани нигде не видать. Может, получится хоть ненадолго уединиться в своих покоях, заманить крылатую паршивку на подоконник и быстренько забрать письмо. Оставив прочих забавляться дичью и охотничьими рассказами, я покидаю внутренний двор, вхожу во дворец и направляюсь к лестнице.

Никто не спешит следом за мной. Кажется, удача на моей стороне: когда добираюсь до своей комнаты, там тоже никого нет. Я спешу прямо к окну и распахиваю створки… Вороны нигде не видать. Я жду некоторое время, мысленно призывая ее, потом испускаю разочарованный вздох. Уже собираюсь закрыть окно, когда раздается «карр!» и затем хлопанье черных крыльев. Увы, слишком поздно. Возле двери раздаются шаги — это подоспели мои фрейлины. Я поспешно захлопываю окно и задергиваю толстые бархатные занавески.

— Что вы делаете? — входя в комнату, спрашивает Жаметта. — Здесь же совсем темно!

Я прижимаю ладонь к виску и сердито отвечаю:

— Голова разболелась!

На круглом личике Тефани отражается искренняя забота, она спешит ко мне:

— Может, вам травяного чая принести? Или воды лавандовой?

Я могла бы отослать их за целебным травяным чаем или подогретым вином, но, к сожалению, не обеих сразу. Да и то Жаметта никуда небось не пойдет — останется в коридоре подслушивать под дверью.

— Вы только что в полном порядке были, — замечает она.

Я устремляю на нее самый зловещий взгляд:

— В самом деле, Жаметта? Ты, значит, неусыпно заботишься обо мне, раз так уверена?



Она вспыхивает: это напоминание о том, как скверно она мне служит. Я тем временем принимаю решение.

— Пойду наружу…

Жаметта делает большие глаза:

— Но у вас голова вроде болит!

— Еще как болит. Полагаю, из-за твоего визга и этих мерзких духов. Уж лучше на свежий воздух!

Она наконец закрывает рот, и мне становится даже слегка совестно, потому что духи на самом деле отличные. Но я вовремя вспоминаю, что она докладывает отцу про каждый мой чих, и все сожаления испаряются.

Снаружи успел задуть резкий холодный ветер: зря ли февраль в народе называется лютым! Вихрь гоняет по двору мертвые листья и тонкие веточки, и вместе с ними глубоко в моей душе то взмывает, то сникает надежда. Быть может, д'Альбрэ помечен таким образом, что я просто не способна рассмотреть метку, но сестра Вереда, с ее-то ясновидением, все уже разглядела вместо меня? Мысль о том, что я наконец-то смогу выступить против него, наполняет меня угрюмой радостью. Если удастся прикончить негодяя, и герцогиня, и все королевство будут избавлены от его загребущего властолюбия и беспредельной жестокости. Может, я смогу даже устроить, чтобы сестренки завершили свое образование в монастыре. Не ради того, чтобы сделать из них ловких убийц. Большая часть нашего тамошнего обучения вполне подходит для любой благородной девицы. К тому же в обители до девочек не доберутся ни Пьер, ни Юлиан… Я, впрочем, думаю, что Юлиан их и так не обидел бы. Во всяком случае, намеренно.

В садах не видно ни души. Дураков нет гулять в такую погоду среди голых деревьев. Я неторопливо перевожу дух, наслаждаясь уединением. Возле меня все время кто-то торчит. То фрейлины, то братья, то какие-нибудь дворцовые прихлебатели… Побыть одной — это ли не счастье! Вот бы мне еще и свободу…

Я задираю голову к небу и силюсь вызвать то чудесное чувство полета, как тогда, когда с моей руки сорвалась соколиха… Ничего не получается.

Зато над головой раздается недовольное карканье, и ее воронье высочество усаживается на ветку прямо передо мной. И склоняет набок головку, словно недоумевая, где меня так долго носило.

— Поговори мне еще, — бранюсь я, но умная птица отлично знает, что на самом деле я не сержусь, и скачет по ветке прямо ко мне.

Я уже вижу, что записка плотно привязана к вороньей лапке и обмазана черным воском — от посторонних глаз.

Я вытаскиваю нож. Ворона протестующее каркает.

— Как же я иначе отцеплю ее, глупенькая?

Быстрое движение, воск послушно крошится, и я сдергиваю с лапки драгоценный пергамент. Пока убираю лезвие в ножны, спрятанные на запястье, ворона смотрит на меня, ожидая награды.

— Прости, маленькая, но сегодня ничего нет, — говорю я. — А теперь лети прочь скорее! Пока нас обеих не убили! — Я хлопаю в ладоши, но ворона всего лишь перелетает на соседний куст. — Кыш! — кричу я.

Ворона укоризненно каркает, взмывает в небо и благополучно исчезает за стеной замка.

— С воронами разговариваем, госпожа?

Это низкий голос Бертрана де Люра. Едва не подпрыгнув от неожиданности, я превращаю свое движение в изящный разворот ему навстречу.

— Как бы вас в ведовстве не заподозрили, — говорит он.

Я насмешливо улыбаюсь:

— Разве обо мне уже этого не болтают?

Он наклоняет голову, признавая мою правоту:

— Может, и так, но все равно вам небезопасно ходить здесь одной, госпожа.

Голос у него звучный, выговор правильный, но слово «госпожа» он произносит как-то так, словно хочет сказать нечто иное и весьма оскорбительное. Или мне так кажется из-за того, что похоть прямо-таки пышет от него, окутывая меня душным плащом. И давно он испытывает ко мне влечение, интересно?

— Где ваши фрейлины? — сурово спрашивает он.

В его глазах таится угроза, но, как ни противна мне Жаметта, я не собираюсь отдавать ее на растерзание.

— Я велела им оставить меня одну. У меня разболелась голова, и я вышла подышать свежим воздухом.