Страница 17 из 17
Я вытаскиваю бумажный кулечек, полный тонкого белого порошка, который сестра Серафина называла «ночными шепотами». Этого хватит, чтобы погубить крупного мужчину. Половинная доза убьет женщину. Чтобы мадам Динан непробудным сном спала до утра, достанет щепотки.
Отмерив нужное количество, я прячу крохотный сверток в ножны на запястье, потом разыскиваю сапожки, нарочно для меня сшитые в монастыре. Они из мягчайшей кожи, так что в них я двигаюсь неслышно, как тень.
Покинув наконец относительную безопасность своих покоев, я направляюсь к апартаментам мадам Динан.
Однажды, когда мне было лет десять, д'Альбрэ так осерчал на своего любимого травильного кобеля, не сумевшего свалить матерого оленя с рогами о двенадцати отростках, что выстрелил в беднягу из охотничьего лука. Помню, верный пес коротко взвизгнул от боли, а потом… пополз к д'Альбрэ. В спине у него торчала стрела, он волочил задние лапы и еле слышно подвывал, вымаливая прощение… Д'Альбрэ наконец смягчился и выпустил еще одну стрелу, которая и положила конец мучениям кобеля.
Я с отвращением чувствую, что сама готова уподобиться этому псу. Мой монастырь глубоко ранил меня, и что же — я с примерным упорством выполняю приказ, отданный сестрами!
Нет, твердо говорю себе. Я делаю это не ради монастыря, а ради самого рыцаря. Его верность и решимость перед лицом чудовищного неравенства сил были благороднейшим зрелищем, которое я когда-либо видела. Если герой действительно жив, он заслуживает куда лучшей судьбы, нежели та, что ждет его в подземельях д'Альбрэ!
Достигнув покоев мадам, я приникаю ухом к двери… И с облегчением слышу, что там бьется только одно сердце.
Петли хорошо смазаны, и дверь отворяется бесшумно. Пробравшись внутрь, я крадусь по направлению к постели и очень осторожно раздвигаю толстые бархатные занавеси. Убедившись, что мадам Динан изволит спокойно почивать, я достаю бумажный сверточек, разворачиваю его и тихонько сдуваю щепотку «ночных шепотов» ей прямо в лицо. А потом очень быстро, чтобы самой не вдохнуть снотворного порошка, отшатываюсь и задергиваю занавеси.
Последующие несколько мгновений кажутся мне очень долгими, потому что я должна стоять очень смирно, ожидая, пока не подействует яд. Наконец ее дыхание становится глубже. Когда мадам начинает легонько похрапывать, я понимаю, что «ночные шепоты» сделали свое дело.
Затем я подхожу к окошку и чуть раздвигаю тяжелые шторы, впуская немного лунного света, — он нужен, чтобы найти ключи. По счастью, они не запрятаны далеко — лежат прямо на виду, на резном деревянном столике у кровати. Проще всего было бы забрать все кольцо, но ведь я не знаю, что найду в башне и как долго провожусь. Поэтому возьму только тот ключ, который мне нужен. А вдруг мадам все-таки проснется прежде, чем я сумею вернуться?
Прижав ключи ладонью, чтобы не звенели, я пытаюсь определить, какой из них от замка в башне. Большинство выглядят новенькими и блестящими, как и все в этом дворце, но три ключа явно старые и сделаны из железа. Один из них намного больше других и сплошь покрыт ржавчиной, похожей при луне на запекшуюся кровь. Уверившись, что это именно искомый ключ, я снимаю его с кольца и возвращаю оставшиеся на столик. Вновь иду к окну, задергиваю шторы, погружая комнату в полную темноту, и покидаю покои.
Я двигаюсь очень тихо, едва отваживаясь дышать. Прокравшись по коридору, я спускаюсь по лестнице на нижний этаж. Я не позволяю себе облегченного вздоха, пока не достигаю двери, выводящей во внутренний двор. Но даже здесь заставляю себя простоять несколько драгоценных минут в бездействии, пока не уберутся стражники, проходящие мимо через равные промежутки времени. И только тогда я дерзаю высунуться наружу.
Двор наполнен тишиной, точно чаша — густым вином. Белый камень дворцовых стен жутковато отсвечивает при луне. Я быстро перебегаю вперед, огибая большую лестницу и ругательски ругая всю эту белизну, на которой моя темная фигура так и бросается в глаза. Кровь поет в жилах, каждая мышца напряжена. Я даже во рту ощущаю острый вкус опасности, как будто хлебнула пузырящегося серебра!
Однако бояться, оказывается, нечего. Едва ли не все воины отбыли с д'Альбрэ в Ансени, а слуги до того запуганы, что в стражах почти нет нужды.
Когда я добираюсь до башенной двери, меня накрывает темное ощущение бьющихся крылышек, как если бы я потревожила колонию летучих мышей. Правда, незримые крылья слишком велики и холодны для живых существ вроде летучих мышей и слишком тихи даже для того, чтобы принадлежать совам. Они нагоняют на меня такой холод, что руки начинают дрожать, и ключом в замок я попадаю только с третьей попытки.
Дверным петлям полагалось бы стонать и скрипеть от вековой ржавчины, но они проворачиваются на удивление бесшумно. Я проскальзываю внутрь и аккуратно притворяю за собой дверь.
В лунном свете, льющемся сквозь амбразуру, внутри башни скользят невесомые тени. Частью они жмутся ко мне, частью же уплывают куда-то вниз. Значит, и я должна спуститься туда, ведь отлетевшие души всегда стремятся к теплу живой жизни.
Лестница закручивается тугой спиралью, и я, нащупав стену, не отрываю от нее рук: еще не хватало свалиться куда-нибудь и свернуть шею. Ступени под ногами крошатся от древности, грубо обтесанный камень стен весь покрыт сыростью. Это сказывается близость реки.
Благополучно одолев ступени, я наталкиваюсь еще на одну запертую дверь. Проклятье! И почему я не захватила с собой все три старинных ключа? Делать нечего, я примериваю свой единственный к замку — и, по счастью, он подходит. Мои зубы порываются застучать. Я притворяюсь, будто это от холода, а не от страха. Поворачиваю ключ, и дверь медленно отворяется.
Перво-наперво я чувствую запах. Здесь густо разит гнилью, плесенью, несвежей кровью и человеческими нечистотами. Я готовлюсь к худшему, но это всего лишь прихожая. В дальнем ее конце — очередная дверь. В ее верхней части имеется окошечко, часто забранное железными прутьями. Оттуда пробивается неяркий свет. Я подкрадываюсь тихо-тихо, точно призраки, плывущие бок о бок со мной.
У этой третьей двери я для начала прижимаюсь к стене, чтобы меня не увидели сквозь решетку. И жду, считая удары сердца. Однако с той стороны никто не показывается.
Очень осторожно, дюйм за дюймом придвигаюсь к решетке и заглядываю…
Там горит одинокий факел, скудно освещающий подвал, по каменным стенам мечутся тени. А еще там кто-то двигается, издавая странные звуки. Сперва мне кажется, что это гном или карлик из сказки, но потом вижу обычного человека, просто скрюченного в три погибели. И до меня доходит, что он не приплясывает, как показалось сначала, просто у него какой-то непорядок с одной ногой, и он передвигается с трудом, жутко хромая. А непонятные звуки — это он просто жует. Грызет черствую корку. Я с отвращением отвожу глаза и обозреваю подвал. Кувшин пива, отхожее ведро, деревянный настил, чтобы спать на нем и сидеть. И… еще одна, будь она проклята, дверь в дальней стене.
Я отстраняюсь от решетки и снова прижимаюсь к стене. И это вся тюрьма, долженствующая удержать пленного рыцаря? Всего-то четыре запертые двери, по крайней мере две из которых открываются одним и тем же ключом, и дряхлый старец на страже? Да жив ли он вообще, этот узник, гадаю я, после чего едва не смеюсь над праздностью вопроса. Ну конечно он жив. Ведь не ради мертвого тела тут стража поставили? Даже такую дряхлую и немощную горгулью.
Разве только чтобы увериться — никто не сможет выведать, что он мертв.
Затаив дыхание, я устремляю свои чувства в сторону запертой двери. И слышу, как ровно и сильно стучит сердце кривобокого караульщика. А за запертой дверью гораздо тише и медленней бьется еще одно сердце. Итак, рыцарь жив. Ну, пока жив.
Ни дать ни взять ощутив прикосновение моего ищущего разума, пленник стонет.
Маленький страж ковыляет к двери и что-то гортанно бурчит сквозь прутья решетки. Узник стонет громче, и до меня доносится звяканье тяжелых цепей. Стало быть, он закован. Вот они, кандалы, которыми якобы гремят призраки!
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.