Короткое детство

— Витька, ты очень похож на сыроежку, — сказал Локоть.

Ребята засмеялись. Витька сконфузился, стащил шляпу, повертел в руках и опять нахлобучил на голову. Ребята захохотали. В праздничном шерстяном платье из кухни вышла Елизавета Максимовна и, узнав, что ребята потешаются над Витькиной шляпой, сказала, чтоб он её снял. Витька снял шляпу и не знал, что с ней делать. Елизавета Максимовна отобрала у него шляпу, повесила на гвоздь и приказала Митьке немедленно вставать и одеваться.

— И не стыдно! Пришли гости, а ты валяешься, как поросёнок, — сердито сказала она.

В честь праздника Митька вымыл не только лицо, но и шею с ушами. Мать вынула из сундука вельветовый костюм, сандалии с носками, купленными в городе за неделю до войны. Митька натянул костюм, и мать ахнула. Когда покупали, он был в самый раз, а теперь руки высунулись из рукавов чуть ли не до локтей, а штаны походили на трусики.

Митька, как хозяин, пригласил гостей к столу. Гости чинно расселись, положили на колени руки и приняли серьёзный вид. Пока Елизавета Максимовна накрывала стол, они сидели не шевелясь, с постными вытянутыми физиономиями, словно перед фотоаппаратом. Елизавета Максимовна поставила перед ребятами две больших миски с холодцом, горшок тушеной картошки с мясом и жбан домашнего пива, сваренного из свёклы. Наполнив стаканы чёрным, как дёготь, пивом, она сказала:

— С праздничком, дети.

Витька Выковыренный встал, кашлянул в кулак и сказал:

— Смерть немецким оккупантам!

Как взрослые, чокнулись, выпили, набросились на студень и в три минуты очистили обе миски. В пять минут опорожнили горшок с картошкой. Потом выпили ещё по стакану пива и Стёпка сказал:

— Теперь пошли ко мне угощаться.

Такой уж был обычаи в Ромашках. По праздникам ходить угощаться из дома в дом. У Стёпки выпили по стакану точно такого же пива, поели точно такого же студия и попробовали точно такой же, как у Митьки, картошки. От Стёпки потащились к Лаптю. Попробовали пива, по разу ткнули вилкой в студень и наотрез отказались от картошки.

Идти угощаться к Врунам не хотелось, но, чтоб не обидеть их, пошли.

Посидели за столом, поковырялись в студне и отправились гулять. Прошли деревню из конца в конец. Остановились у дома бабки Любы. Сирень в палисаднике уже проклюнулась, выпускала крохотные листочки.

— Наломаем сирени, — предложил Лапоть.

— Куда она такая, — сказал Локоть.

— Дома поставишь в крынку с водой — распустится.

Стёпка пренебрежительно махнул рукой.

— Возиться тут ещё с ней.

День был ярким. Солнце припекало. У счетовода под шляпой взмокли волосы, с ушей капал пот.

— Хоть бы шляпу снял. Такая жарища, а он в шляпе франтит-финтит, — сказал Сенька Врун.

Стёпка посмотрел на солнце.

— Жгёт. Ещё так три дня пожгёт — землю в самый раз пахать, — сказал он, снял кепку, взял за козырёк и запустил в небо. Кепка, описав дугу, шлёпнулась на дорогу. Митька тоже подбросил свою кепку. Самовар долго вертел в руках свой картуз с лакированным козырьком. Очень было жалко картуз и очень хотелось запустить его в небеса. Он запустил, и картуз упал в канаву с протухшей водой. Самовар выудил его палкой, выжал, напялил на голову и сказал:

— Ух, как приятно.

— Айда купаться! — закричал Коршун.

Витька Выковыренный возразил:

— Вода холодная.

Коршун презрительно смерил его взглядом с ног до головы и передразнил:

— Хо-лод-ная! Можешь не ходить. Никто тебя не зовёт. Айда, ребята! — и помчался прямо по полю к реке. Ребята, перегоняя друг друга, понеслись за ним. Позади бежал Витька-счетовод, размахивая шляпой.

Откуда ни возьмись выскочили Лилька с Аркашкой. Они обогнали Витьку. Лилька закричала:

— Эй, куда?

Стёпка остановился.

— Купаться.

— И я с вами!

— Только тебя не хватало.

— А тебе что, жалко?

— Не жалко. У нас трусов нет.

— Мы будем нагишом, — пояснил Лапоть.

— Эх вы, шантропа несчастная, — язвительно сказала Лилька и помчалась назад в деревню, только пятки засверкали.

Река неширокая. Вода неслась стремительно, крутя воронками. Торопливо стащили рубахи и выстроились у воды.

— Кто первый? — спросил Стёпка.

Лапоть сунул в воду ногу и сразу же её выдернул.

— Страх какая холодная, — сказал он.

— Ещё бы, на озере лёд не стаял, — пояснил Митька.

Аркашка зачерпнул пригоршню воды и выплеснул её на Лаптя. Лапоть охнул и столкнул Аркашку в реку. Аркашка выскочил из реки, как пробка.

— Хороша водичка? — насмешливо спросил Коршун.

— Вода как мёд, вылезешь — бр-рр, — и, лязгая зубами, Аркашка запрыгал на одной ноге.

— Эх, была не была! — крикнул Коршун, разбежался и как камень пошёл на дно. Вынырнув, поплыл сажёнками на ту сторону реки. Выскочив на берег, Стёпка замахал руками.

— Локоть, давай сюда!

Митька разбежался, нырнул, и ему показалось, что он прыгнул в кипяток, так его ошпарило. Митька высунул из воды голову. Над ним стремительно вертелся синий купол неба, плясало солнце и раскачивались берега. Ледяной холод сжал сердце. «А что, если утону?» — с ужасом подумал Митька. Он поплыл изо всех сил, по-собачьи, громко хлопая по воде ногами.

— Куда ты? — закричал Стёпка.

Митька повернул на голос. Он из последних сил работал руками. У берега ноги начала сводить судорога.

— Тону! — истошно заревел Митька и поднял руку. Стёпка схватил её и вытащил Митьку на берег.

— Думал, что утону, — прохрипел Локоть. — Ужас какая вода.

Братья Вруны и Лапоть барахтались у берега.

— Давай к нам! — крикнул Коршун.

— Не хотца, — ответил Лапоть.

— Они умней нас, дураков, — сказал Митька. Ну, как теперь поплывём обратно?

— Доплывём, — успокоил его Стёпка. — Ты не крутись в воде, а плыви прямо.

Передохнули и поплыли обратно. Доплыли быстро, легко, и вода уже не казалась такой холодной. Но когда вылезли на берег, долго не могли согреться. Губы у Митьки посинели, нос заострился, и весь он дрожал, как камышинка на ветру.

— Эх, жаль, что спички не взял. А то бы костёр развели, — сказал Коршун.

Витька Выковыренный похвастался, что у него есть спички. Он сидел в сторонке и насмешливо смотрел на посиневших купальщиков. Развели костёр, согрелись и стали просить Коршуна рассказать, как он съездил на фронт. Митька назубок знал этот рассказ, однако слушал с интересом. Стёпка рассказывал его по-новому.

После рассказа опять искупались и стали играть в чехарду. Потом организовали турнир по «классической» борьбе. Боролись на вылет. Аркашка уложил Самовара. С Аркашкой в один миг расправился Сенька Врун. Сеньку разделал под орех брат Колька. Локоть швырнул на лопатки Кольку. Но против Лаптя оказался слаб. Лапоть сгрёб его в охапку, придавил к земле, и Митька прохрипел: «Сдаюсь».

Борьба Лаптя с Коршуном была долгой и упорной. Лапоть стоял на ногах, как чугунная тумба. Стёпке никак не удавалось свалить его. Он же Коршуна без труда бросал на землю. Но положить на лопатки не мог. Стёпка каждый раз выскальзывал из-под Лаптя. В конце концов оба выдохлись, и судья объявил ничью.

Не заметили, как солнце скатилось за лес. Ребята проводили его грустным взглядом, посмотрели на свои измятые, испачканные грязью наряды и пошли домой притихшие и унылые.

Митька проводил Коршуна до дома и, когда Стёпка подал ему руку, шёпотом спросил:

— Ну, когда же?

— Скоро, — буркнул Стёпка и, вырвав руку, не оглядываясь, вбежал на крыльцо и хлопнул дверью.

Митька оглядел свой новый вельветовый костюм, измятый, измазанный глиной, болезненно поморщился и побрёл к дому. Уже темнело. В домах кое-где светились окна. А прошлый год в этот вечер в каждом доме пели песни, на улице ребята с девушками плясали под гармонь. Вот так прошёл этот Первомай в деревне Ромашки. Не весело он начался и быстро кончился. Завтра с утра опять на работу.