Автострада запредельности

Мы выехали на основную часть Космострады. Самые невероятные автомобили обгоняли нас, виляя между рядами движения. Их формы были такими же странными, как и их цвета, некоторые отличались поразительно правильной геометрической формой, с десяток машин, которые нам встретились, я просто не в силах описать. Вот и сейчас, например, мимо плыло что-то, весьма похожее на гроздь мыльных пузырей, испускавшее тоненький предупредительный сигнал. А вот — миниатюрная штуковина несется на всех парах, словно сбежавшая детская игрушка. Сияющий голубой многоугольник вильнул перед нами, потом прибавил скорость и затерялся в потоке машин.

Тяжеловоз следовал по прямому отрезку, который проложили по ледяным равнинам. Впереди появились знаки, словно плясавшие от неровного шрифта, которым были выполнены надписи. Я не узнал в этих символах письма ногонов. А что касается сумасшедших, карты Рагны не сделали яснее обозначений на щитах, смысла которых мы не понимали. Наверняка мы покинули лабиринт ногонов и теперь находились в расширенном лабиринте.

— Ну что, воспользуемся первым поворотом?

— Я — не против, — быстро ответила Сьюзен.

— Остальные тоже не возражают?

Остальные не возражали. Вызвав Карла и Шона, я сообщил им о наших намерениях.

— Все прекрасно, Джейк, — ответил Карл. — Лори тоже считает, что это хорошая мысль.

— Нам все равно, — добавил Шон, — какая разница, бросить ли жребий сейчас или же пилить еще с десяток килокликов.

— Ладно, тогда порядок, — сказал я, — мы воспользуемся первым поворотом. Подтвердите, как поняли.

— Подтверждаем!

Я откинулся назад и убрал ногу с педали газа. Итак, дела постепенно улаживались. Пусть жребий будет брошен.

— Сэм, как насчет какой-нибудь музыки?

— Ну, судя по всему у тебя просто замечательное настроение. Твой выбор?

Я редко включаю музыку, пока нахожусь за рулем. Не то чтобы мне это не нравилось — наоборот. Мне просто не по себе, когда я не могу отдать ей все свое внимание. Я не признаю такое отношение к музыке, если ее воспринимают как фон и ничего больше. Есть и еще причина: всем стилям и направлениям предпочитаю классику, что, разумеется, отделяет меня от остальных моих коллег-водителей тяжеловозов. Хотя мне в принципе все равно, что они обо мне думают, все-таки иногда неприятно, что тебя считают каким-то извращенцем, а переварить ту мерзость, которая нынче считается популярной музыкой, я не могу. Поэтому предпочитаю тишину.

Но после тех выступлений, которыми нас одарили Дарла и Сьюзен, тишина стала казаться несколько принужденной.

— Как насчет Баха? На твой вкус.

— Сейчас сделаем.

— Погоди, я передумал. Лучше что-нибудь подходящее к такому дикому пейзажу. Может быть, Барток, «Концерт для оркестра»?

Сэм выполнил мою просьбу. Я оглянулся и обнаружил, что стал предметом ошеломленных взглядов.

— Барток? — одними губами произнес Роланд, подняв брови в отстраненном, почти клиническом удивлении.

— Ты во многих отношениях очень странный человек, — прокомментировал ситуацию Джон.

— Джон, — ответил я, — как тебе понравится: пешком прийти к Большому Взрыву?

— Прошу прощения.

На самом деле меня такая реакция вовсе не обидела и не удивила. Ну и подумаешь, я вожу тяжеловоз и люблю классическую музыку. Ну и поцелуйте меня в задницу.

— Я всегда поражался, как мне удалось вырастить такого чудака сына.

— Сэм…

— Что?

— Ладно, неважно.

Движение стало плотнее, и временами приходилось довольно трудно, когда беззаботные водители пытались обогнать нас для того, чтобы занять местечко получше в том или ином ряду. Я несколько раз предостерегающе ударил по клаксону и пугающе вильнул в ответ. После таких демонстративных выпадов все решили объезжать нас подальше. Разумное решение, потому что я вполне способен пустить этих дорожных свиней на ветчину и окорока.

— Роланд, — поинтересовался я, — пока не видно, где поворачивать?

Выглянув в густой суп за окном, Роланд ответил:

— Нет, пока нет.

— Приглядывай, чтоб не пропустить, ладно?

— Разумеется.

Я обернулся назад, к Сьюзен. Она почувствовала на себе мой взгляд и вопросительно посмотрела на меня. Потом быстро покачала головой, словно желая сказать: «Оставь меня в покое!»

Ладно, пожалуйста.

Я прижимался к самому правому краю быстрого ряда, который по земным стандартам был шириной примерно в два ряда. Остальную часть дороги занимали те ряды, по которым шло встречное движение. Для Космострады подобные дороги бывают шириной только в полтора ряда, потому что большая часть движения по Космостраде организована таким образом, что оно идет только в одном направлении. На дорожном покрытии обычно нет никаких пометок, но если заехать на неположенную полосу, то начинаешь ощущать неприятную и очень тревожную вибрацию, хотя никаких электронных устройств не видно. Однако, спустя клик или около того, начинаешь как бы видеть эти ряды.

— Ну что, видишь?

— Нет, — ответил Роланд, — атмосфера страшно густая, правда?

— Сэм, можешь ты рассмотреть какие-нибудь объекты, которые отсюда движутся вправо?

— Нет, пока слишком рано. Может быть, кликов через десять. Однако все равно смотри в оба.

— Если мы его пропустим, мы его пропустим. Это же все равно как бросить жребий, помните? Нам годится любой портал.

— Ты капитан на корабле.

— Мне нравится твой дух, Сэм. Парус поднят.

— Что у меня поднято?

— Бом-бим-брамсель или как его там…

— Терминология у тебя явно хромает.

— Ну ничего не поделаешь, я никогда не сталкивался с моряками.

— Вот как? А мне все казалось, что ты немного поплавал с той, такой большегрудой дочуркой какого-то чиновника, ну, когда учился в колледже. Очень давно это было… как ее звали? Зоя?

— Господи, ну и память у тебя.

— Зоя. Так ведь, правильно?

— Мне кажется, да. Ну конечно, я помню. Зоя Михайловна Буферова.

— И ты еще говоришь, что это у меня память хорошая! — восхитился Сэм.

— Я только одно помню — Буферова, и буфера у нее были замечательные. Очень красивая девчонка. Интересно, что с ней потом сталось?

— Тебе надо было на ней жениться. Она была по уши в тебя влюблена, если я правильно помню. Она даже приезжала как-то на нашу ферму.

— По-моему, да, — сказал я. — Это было очень давно. Мне не могло быть больше двадцати одного тогда. А ей, получается, около семнадцати.

— Ах, сладкоголосая птица юности.

— Чушь собачья.

— Тебе нужно было на ней жениться. Подумай, где бы ты сейчас был!

— В психушке.

— А? Что? Глупости! Сейчас-то ты кто — водитель грузовика? Да? Такой талантливый парень, как ты, таскает груз с одного навозного шара на другой, лакает пиво…

— Вот черт, а пива-то и впрямь хочется… у нас есть?

— Не пытайся переменить тему.

— Ты первый заговорил об этом. Есть у нас в холодильнике пиво?

— Несколько бутылок продукции компании Ш и Л, — раздался голос Дарлы. — То есть, Шона и Лайема.

— Ох-х-х, — я тяжело вздохнул. — А «Звездного облака» не осталось?

— Нет, извини, Джейк. Последнее ты выпил вместе с Рагной.

— Дерьмо! Ладно, забудь об этом.

— Ты уверен, что не станешь пить «Шон и Лайем?» — спросила Дарла.

— Нет, спасибо большое.

— Здоровенный глупый шоферюга с тяжеловоза, — бубнил Сэм. — Ты бы мог стать ученым, инженером. Да кем угодно!

— Единственное, что мне хотелось бы делать, — ответил я, — это писать стихи.

— Я помню. У тебя и это неплохо получалось. Однако поэзией не заработаешь на квартиру.

— Это уж точно. Вот тебе одна из причин, по которым я прекратил писать.

— А теперь ты через месяц платишь за квартиру. Прогресс.

— Да ну, Сэм, уж мне-то не говори, что не любишь дорогу.

Сэм неопределенно крякнул и, помолчав, сказал:

— Нет, почему же… я могу признать, что жизнь на дороге имеет свою прелесть… временами… Однако большую часть времени это просто скучно. И так ее разэтак, по большей части она и хрена моржового не приносит.