Страница 72 из 76
Она рассмеялась, но глаза её оставались печальными, влажно блестели, как бывает, когда смех прорывается сквозь слёзы.
— Чего уж ты себя так?.. Валишь на себя.
— Не валю, Серёженька, не валю.
Она вдруг встрепенулась, взлохматила причёску, хлопнула в ладоши и, показав Сергею на коньяк, объявила:
— Коньяку хочу! Наливай — трахнем!
Сергей, у которого чуть зашумело в голове от шампанского, выпитого натощак, оживился, подхватил её тон:
— Пьём только коньяк! Я, честно говоря, шампанское не признаю. Газировка, и всё.
— Не скажи!
— Газировка!
— А я уже загудела.
Смеясь, болтая, препираясь в шутку, поддразнивая и подталкивая друг друга, они выпили коньяку, смачно, с аппетитом поели, причём Магда дважды добавляла закусок: подрезала сервелата и осетрины.
— Эх, напьюсь сегодня! — сказала она с видом человека, которому теперь всё трын-трава и терять нечего. — Хочешь? Но коньяк противный, от него икаю. Хочешь, шампанским напьёмся? Ты побудешь ещё часок? — Она погрозила ему, ударила себя в грудь кулачком. — Надолго не задержу — не дура… Тошно одной — хоть вой. Уже стихами заговорила баба. Значит, до точки дошла. Коленька-то мой в море, и холодный он, как море. Для себя горячий, для других — лёд. А ты, Серёжка, человек…
Она обвила его шею, тотчас разомкнула руки, но не убрала, оставила на его плечах, стала поглаживать шею, лицо. Он сидел в каком-то безволии, словно в помрачении, чувствуя, как безнадёжно теряет ощущение времени, места, себя. Ему было всё равно, что произойдёт сейчас, он уже не владел собой. Его тело как бы отделилось от него и перешло к ней, а он вроде бы знать ничего не знал и знать не хотел…
Домой он вернулся в половине двенадцатого. Надюха вышла в халате, с заспанным лицом, вялая.
— Что так долго? — спросила она, зевая.
— Да разболталась твоя Магда, коньяком угощала, — стараясь говорить как можно более небрежно, ответил Сергей.
— Коньяком? — равнодушно переспросила Надюха. — А деньги дала?
— Дала, — сказал Сергей, поджав губы.
Надюха посмотрела на него сонно, как-то уныло, и, ничего не сказав, ушла в комнату.
— Есть хочешь? — донёсся её голос.
— Нет, — откликнулся Сергей, в третий раз за нынешний день расшнуровывая ботинки. — Спать хочу.
"Что было — не было, забыто", — пронеслось у него в голове. Он хотел скорее уснуть, чтобы назавтра совсем уверить себя в том, что всё происшедшее у Магды — лишь сон.
Через неделю после уплаты денег Сергей получил ордер на квартиру и извещение о том, что заселение разрешается с десятого июля. Настала пора приятных хлопот: сборы, увязывание вещей, осмотр квартиры, переезд.
Квартира выпала им по жребию на пятом этаже, окнами на юго-запад. Отделана она была, к удивлению Сергея и Надюхи, великолепно. Ровные паркетные полы, аккуратно поклеенные обои приятного зеленоватого цвета и весёлого рисунка, чистая, сверкающая арматура в кухне и ванной, газовая плита без единой царапинки. И двери вовсе не скрипят и не болтаются, как ожидалось, а прикрываются тихо и плотно, без щелей и перекосов. Конечно, не всё было безукоризненно: в кладовке, например, забыли прибить полки — они так и остались стоять, прислонённые к стене; на кухне не оказалось дверной ручки, кое-где не прокрашены были подоконники и плинтусы, но всё это были такие мелочи по сравнению с великолепием новой пустой квартиры" что даже заикаться о них было бы грешно. Один запах нового жилья чего стоил!
Надюха ходила из комнаты в комнату, раздувая от наслаждения ноздри, смеялась, всплёскивая руками, и поглядывала на Сергея счастливыми влажными глазами. Сергей, тоже чуть очумелый от остроты впечатления, обнимал её, гладил по лицу, бормотал: "Вот тебе и квартира…" Надюха сказала, что отец на радостях вдруг расщедрился и отвалил им на обзаведение сто рублей.
Долбунов выделил Сергею грузовую машину. Кузичев и Коханов вызвались помочь перевезти вещи. Мартынюк тоже попросился было в помощники, но к управлению в назначенный час не подошёл, и Сергей решил, что они обойдутся и без него. Вещей-то было всего ничего: тахта, шкаф платяной, кроватка детская, два чемодана тряпок да три стула. Всё остальное, чем они пользовались у бабки, принадлежало ей.
Пока Сергей с помощниками перевозили вещи, Надюха с подружками по прежней работе, Майей Чекмаревой и Лизой Громовой, во главе с неугомонной и вездесущей Магдой, поехали по магазинам купить кое-каких мелочей: вешалку, крючков, лампочек, полочки в ванную и на кухню, немудрёные для начала шторы на окна. Магда, не спрашивая ни о чём и ни с кем не советуясь, купила овальное зеркало, а потом, забежав в гастроном, набрала продуктов и вина. Магда же заплатила и за такси, когда они торжественно подкатили к новому дому.
Мужики только-только расставили по комнатам вещи и собирались было раздавить бутылочку в честь переезда, как в квартиру ввалились женщины. Магда с ходу определила, что всё стоит не так, что всё надо поставить наоборот, и с решительностью, которой мужики безропотно повиновались, повелела переставлять шкаф, тахту и кроватку. Всё было тотчас переставлено так, как она показала, и по её же идее был сооружён стол — из кроватки и полок от платяного шкафа. Женщины приготовили закуски: колбасу, сыр, яичницу, рыбные консервы — всё на скорую руку, вскипятили чаю, лишь бы не всухомятку.
Магда вспомнила про зеркало. В прихожей она ткнула пальцем в стену, и Сергей торжественно вбил первый гвоздь. По настоянию Магды, зеркало было повешено не вертикально, а горизонтально. Когда перед ним очутились все трое: Магда, Надюха и Сергей между ними, Магда дотянулась за спиной Сергея до Надюхиного локтя и, обняв Сергея за талию, сказала со смехом:
— Групповой портрет с мужчиной.
Надюху покоробила эта шутка, но так празднично было на душе, что она тут же и забыла про неё. К тому же пора было угощать гостей-помощников.
Пили из трёх стаканов, по очереди. Кузичев, верный своей привычке, одним духом выпил стакан водки, занюхал корочкой, закусил колбасой и — "кто куда, а я в сберкассу" — ушёл домой. Вслед за ним вскоре ушли и Майя с Лизой — у обеих семьи, особо не рассидишься. Коханов сначала отказался пить, но, поев, вдруг переменил решение — протерев очки, смущённо сказал, что за май и почти половину июня столько накопилось нейронов, что пора их подсократить. Всю оставшуюся водку, а потом и вино допил он, разглагольствуя о добре и зле.
— Существует зло, — говорил он, наставив на Сергея свои линзы-очки и потягивая вино, — и существует добро. Между ними идёт постоянная борьба, и то и дело зло оборачивается добром, а добро — злом. Мир держится на равновесии сил, и если бы не было зла, не было бы прогресса.
Он обращался только к Сергею, на женщин вообще не обращал внимания, словно их не было в комнате.
Магда, пытавшаяся было вставить слово, поняла, что с Кохановым ей не справиться, и выманила Надюху в кухню для своего, выношенного разговора.
— Ну что, милочка, ты довольна? — спросила она Надюху, взяв её за плечи и подведя к окну. — Один вид — закачаешься.
Надюха помнила всё, и ей было неловко теперь за свои резкости с Магдой, за брезгливый и даже презрительный тон, с которым возвращала ей злополучную помаду. Она обняла Магду, прижалась к ней, передавая в этом своём порыве и вину, и раскаяние, и благодарность. Магда потрепала её по щеке, сказала небрежно, вроде бы в шутку:
— Чистюля, заработать отказалась… — Она предупреждающе погрозила Надюхе, как бы предостерегая её от необдуманных слов. — Ладно, я не в обиде. Ты дура, Надька, и мне тебя искренне жаль. Живёшь в каком-то выдуманном мире, витаешь в облаках. Вот в новую квартиру въехала, а за душой — одни долги. Как будешь выкручиваться? Надо же купить мебель, рассчитаться с долгами. Потом каждый месяц выплачивать в кооператив, есть, пить, одеваться. Как ты всё это себе мыслишь?