В перекрестье времен

Глава пятая

Утро застало его перед большим зеркалом в прихожей. Посторонний наблюдатель был бы безмерно удивлен его кривляньями перед собственным отражением. Но это был первый продуманный этап безопасного пользования пластинкой. Он то включал ее и начинал различные телодвижения, наблюдая за своим отражением, то выключал, пытаясь, сначала повторить их, а затем сгладить возникающую резкость и угловатость.

Наиболее сложной ему показалась именно вторая фаза, где он становился очень быстрым и резким, оставаясь при этом видимым. Естественно, такие роботоподобные движения подростка не могли не вызвать, по крайней мере, недоумения окружающих. Лучшее чем могло это закончиться – это попадание в клинику на обследование и постановку диагноза. Придется изрядно повозиться с пластикой движений, сделать их очень медленными и плавными.

– Эх, видеокамеру бы мне, – посожалел Роба, топчась перед зеркалом, и изображая простое рукопожатие со своим зеркальным визави, – все ошибки при просмотре определить можно было бы. А затем постепенно их исправлять.

Но видеокамеры не наблюдалось и в отдаленном будущем. А репетировать следовало все: походку, разнообразные движения всех органов тела, жесты и даже мимику. Придется заниматься по нескольку раз в день, хоть бы мА за этим занятием его не застукала. Решит, что тронулся умом ее любимый, но не очень послушный сыночек.

Зеркало пока отражало, порой очень странные, подергивающиеся телодвижения – то замедляющиеся, то убыстряющиеся. Даже улыбка, которую старательно изображал Роба, появлялась пугающе мгновенно и, скорее, напоминала мгновенно ощерившуюся акулью пасть.

– Ничего, – обнадежил себя он, – вон мимы всякие путем каждодневных тренировок учатся использовать свое тело в пластике. И такое вытворяют… Надо будет поикать чего в Интернете по этой части. Может методики специальные есть?

Затем ему пришло в голову посмотреть на свое отражение в третьей фазе луны, то есть в состоянии невидимости. Может, в зеркале он все-таки будет виден, хотя бы самому себе? Роба попытался перевести золотой рычажок на третью точку дуги, но не вышло. Собственно, он так и предполагал: перед каждым последующим переводом следовало надавить синхронно пальцами обеих рук на все четыре солнца. Он совершил требуемое и посмотрелся в зеркало – оно было чистым. Странно. Роба считал, что становится невидимым в силу того, что другие люди просто не могут поймать его взглядом, то бишь, не успевают зафиксировать в своем мозгу его отражение. Чудовищная скорость его передвижения не позволяет свету отразиться от него, и поэтому отражение не может быть зафиксировано людскими зрачками. Так небезосновательно полагал Роба. Но здесь он стоял практически неподвижно и все равно не смог увидеть свое зеркальное отображение.

Но вот в зеркале мелькнула какая-то тень, и Роба испуганно обернулся, думая, что вошла его мать. За спиной, однако, никого не было.

– Да это же был я сам! – пришло внезапное озарение, – это мое смутное изображение, которое быстро промелькнуло и исчезло. Значит…

Это могло значить лишь одно – Роба передвигался во времени. Точнее, он находился в каком-то другом времени. И в то же время мог незримо присутствовать в обычном для всех остальных людей времени. Во, дела! Получалось, что он стал владельцем портативной машины времени. Только, как она работает с технической точки зрения, было непонятно. Неясен был и принцип ее действия. Эх, был бы здесь его мудрый дед, он бы все расставил по полочкам и все объяснил, в том числе и с точки зрения пространственно-логического мышления…

И здесь Роба вдруг вспомнил, что им использованы не все возможности пластинки. Оставалась четвертая фаза луны – новолуние, куда он еще не попадал. Что там? По идее, там должна быть вообще немыслимая скорость передвижения в пространстве. А, что будет со временем? Может оно вообще остановится? Надо попробовать.

Однако, несмотря на выполнение необходимого ритуала с четырьмя солнцами, рычажок двигаться к последней фазе луны не хотел. Роба пробовал различные попарные комбинации с солнцами, но безрезультатно – сдвинуть дальше вправо рычажок было невозможно.

– Робик! Ро-о-ба! – голос матери выражал нетерпение.

Однако пора завтракать и в школу.

Перед школой его ждал сюрприз. В переулке, который вел от робиной трамвайной остановки к входу в школьное здание, стояла группка знакомых Робе и вовсе незнакомых ребят. Среди них маячил и опозоренный недавно Робой бывший великий чемпион Борька Пин-Пон. Впереди же красовался Гоша-наемник. Такую кличку этот невысокий паренек с мощными плечами борца и очень короткой стрижкой получил не зря.

Гоша рос без отца, который то ли умер, то ли сбежал от семьи – этого никто не знал. Жил он с матерью, которая работала гардеробщицей в музее и, конечно, достойной жизни не могла дать ни Гоше, ни его маленькой сестричке. Неизвестно, любил ли Гоша собственную мать, которая иногда и попивала, но сестричку свою он обожал точно. И старался создать ей все условия вне ее детсадовской жизни. Помимо игрушек и сладостей он покупал ей обувь и одежду, поскольку материной зарплаты с трудом хватало на семейное пропитание.

А где мог взять деньги ученик восьмого класса обычной средней школы? Случалось, Гоша и подрабатывал, но только, если этот труд был не позорным, типа сбора пустых бутылок и картона в мусорных контейнерах. Что-что, а гордость и определенное благородство у него имелись. Он был чем-то вроде наемного киллера, только, конечно, не убивал никого насмерть, а просто избивал. Но, опять же, не до крови и по возможности без синяков и прочих следов кулачного боя. Вероятно, с этой же целью он занимался и боксом, скрывая от своего тренера устремление своих бойцовских навыков. Враждебных отношений и мальчишеских стычек в школьных и уличных кругах было предостаточно. Далеко не все могли постоять за себя и достойно ответить своему обидчику. Иные давали заказ на отвод чужаков от приглянувшихся им девчонок. Другие тайно мстили своим более сильным недругам. Третьи…

В общем, работы Гоше хватало. Но поскольку все знали, что занимался он этим не со зла, а ради благоустроенности своей сестрички и при исполнении заказов проявлял джентльменство и соответствующие приличия, то на него никто не ябедничал ни в школу, ни в милицию. Перед очередным боем, он небрежно, по-голливудски бросал замечательную фразу: "ты не подумай – ничего личного". Гоша отважно брал заказы даже на побитие заведомо гораздо более сильных, чем он противников и часто добивался успеха за счет отчаянной храбрости и непризнания никаких авторитетов. Его кривоватый сломанный нос наверняка помнил кулаки более сильных противников. Дважды он отваживался, хотя и безрезультатно, отдубасить даже первого силача и главного драчуна школы десятиклассника Вовку-Бегемота. Кроме того, если Гоша злился за дело и всерьез – то он забывал про все и мог покалечить противника. И это потенциальные ябеды тоже учитывали.