Страница 25 из 83
* * *
Влечение к горам не носит какого-то необъяснимого, иррационально-мистического характера. Оно сформировалось на заре человечества и постепенно превратилось в коллективно-бессознательный архетип, связанный с эпохой матриархата и отсюда – с генетически запрограммированными матриархальными привязанностями людей. Последнее относится не столько к самим горам, сколько к горным (и всяким прочим) пещерам, всему, что ассоциировалось в сознании первобытного человека с материнским лоном. По существу, вся человеческая история и предыстория начинались с поклонения Женскому началу и Женскому естеству. Прежде всего это относится к процессам воспроизводства себе подобных, где главную роль играет женщина, которой от природы суждено быть матерью. Недаром на языке североамериканских индейцев навахо Земля называется naestsan, что дословно переводится как «опрокинутая на спину» (то есть «приготовившаяся к соитию женщина»).
В основе оргиастических культов, распространенных по всей земле, лежали таинства оплодотворения, зачатия и родов. А объектами поклонения, жертвоприношения и соблюдения подчас достаточно жестоких ритуалов неизбежно становились природные и рукотворные феномены, выражающие женское естество: пещеры, ущелья, озера, колодцы, венки, кольца и пр. Исторический период, соответствующий вечному символу и продлившийся несколько тысячелетий, получил название матриархата . Всестороннему осмыслению с точки зрения матриархальной идеологии, которая господствовала на протяжении многих тысячелетий, подвергалась вся окружающая природа в целом и в любых отдельно взятых ее частях.
Пещеры занимали особое место среди различных матриархальных объектов, предметов и натуральных или символических аспектов женского естества. Мать-пещера, спасительница и охранительница не одного поколения пещерных обитателей, ассоциировалась в их сознании прежде всего с женской утробой. Сюда после долгой ночи проникали пронизывающие мрак солнечные лучи, олицетворявшие небесно-космические фаллосы. Но и сами горы, в которых, как правило, находились пещеры, олицетворяли соответствующую и необходимую сторону сексуального партнерства. Культурологи отмечают: если пещера всегда олицетворяет женский принцип и обозначается треугольником вершиной вниз, то в таком случае гора, в которой находится пещера, символизирует мужской принцип и обозначается таким же треугольником, но вершиной вверх. Китайцы же наполнили оба первоначала космическим содержанием: пещера – одна из ипостасей фундаментального женского принципа инь, а гора – его зеркального отражения – мужского принципа ян (см.: Дж. Купер. Энциклопедия символов. М., 1995. С. 245–246).
Таким образом, древние пещеры выступали объектами первобытного культа, им поклонялись, они внушали страх и трепет, обрастая разного рода обычаями или запретами. В Восточных Саянах живет маленький сибирский народ тофалары, насчитывающий менее тысячи человек и говорящий на одном из тюркских наречий. Тофаларский фольклор столь же богат, как и устное творчество любого народа. В легендах коренных жителей Саян сохранились и следы архаичного поклонения пещерам. По их поверьям, на вершине самой высокой горы есть огромная пещера, наполненная сокровищами – золотом и драгоценными камнями. Там живет сам Хозяин гор. Но добраться в запретную пещеру никто не в состоянии: как только редкие смельчаки достигали половины горы – налетал ветер, появлялись тяжелые тучи, начиналась буря с дождем, градом, громом и молниями. Те, кто не погибал, вынуждены были ни с чем возвращаться назад.
Многие мегалитические памятники (как естественные, так и искусственные) также символизируют соответствующие аспекты противоборства или же, напротив, гармонии между матриархальными и патриархальными традициями, которое завершилось гармоническим единством и относительной взаимотерпимостью полов. О конкретных деталях и перипетиях былого противостояния матриархата и патриархата современной науке известно очень мало – за исключением косвенных данных археологии, фольклора и этнографии. Лишь немые природные свидетели недвусмысленно напоминают о страстях, кипевших много тысячелетий тому назад.
Рис. 25. Менгир в пещере (Архив Акад. наук, ф. 21, оп. 5, № 39/47)
Отголоски былых верований сохранились повсюду на Урале и в Сибири. Наглядным подтверждением может служить научный рисунок, сделанный еще в XVIII веке и хранящийся в архиве Академии наук (рис. 25). На нем изображена уральская пещера вместе с огромным фаллоподобным менгиром (о размерах ландшафтного святилища можно судить, сравнивая с нарисованными тут же деревьями или мощным кустарником). И положение менгира в пещере, и самая суть культового объекта свидетельствуют о сексуально-эротической насыщенности мировоззрения древних обитателей данного региона. Как обстояли дела с отправлением культа (скорее всего тайным) ко времени, когда был сделан приведенный рисунок, теперь сказать трудно. Зафиксированное карандашом художника пещерное святилище навсегда исчезло из поля зрения ученых – точно испарилось или ушло под землю. В пещерах часто находят древние рисунки, в символической форме изображающие мужское или чаще женское естество. Подобные знаки обнаружены, к примеру, в огромной Каповой [17] пещере на Южном Урале, более известной сделанными с помощью охры изображениями исчезнувших животных – мамонтами и шерстистыми носорогами (прорисовки женских и мужских знаков см.: Бадер О.Н. Каповая пещера: Палеолитическая живопись. М., 1965).
О сексуально-эротической направленности былого поклонения пещерам в Сибири свидетельствуют и скрупулезные исследования этнографов и фольклористов. Работа эта исключительно трудоемка, так как требует не только знания соответствующего языка, но и доверия со стороны информаторов – хранителей древнего знания, не говоря уж о том, что львиная доля таких сведений безвозвратно утрачена из-за длительных и повсеместных преследований первобытного язычества и шаманства, носивших к тому же, с точки зрения властей и обывателей, непристойный характер. Тем не менее по сохранившимся крупицам удается выявить древнейшие традиции поклонения пещерам у разных сибирских народов и соответствие этих представлений общемировым стандартам. Например, у бурят – как и у других народов Евразии, Америки или Африки – пещера всегда символизировала материнское чрево и женский детородный орган (см., напр.: Дашибалов Б.Б. Культ пещер у бурят и его древние истоки // «Банзаровские чтения», посвященные 170-летию Доржи Банзарова. Улан-Уде, 1992). Аналогичные факты приводят и исследователи алтайской культуры.
Природа и Космос испокон веков мыслились как детородные первоначала, обусловливающие сексуальное поведение всего живого и в особенности людей. Именно в космическо-небесных силах видели первоисточник сексуальной энергии – мужской и женской. В наибольшей степени данный аспект был развит в тайных оргиастических мистериях и ритуалах; их естественными декорациями и выступали природные и рукотворные объекты, имитирующие или же напоминающие мужское и женское естество. Философы, обобщив многотысячелетнюю практику, объявили пещеру символом Космоса. Сохранился трактат с поэтическим названием «Пещера нимф», принадлежащий известному неоплатонику Порфирию (234 – между 301 и 305) – одному из последних заметных представителей позднеантичной философии, – где суммированы различные взгляды на пещеру как олицетворение Космоса:«Пещеры и гроты древние, как подобало, посвящали космосу, беря его и в целом, и в частях. Символом же материи, из которой образован космос, они делали землю, почему некоторые думали, что если земля есть материя космоса, то сам космос, происшедший из нее, следует представлять в образе пещеры. Пещеры большей частью бывают естественными и одной природы с землей, состоя из скал какого-нибудь одного вида. Внутренняя часть их вогнутая, а извне они простираются в беспредельность земли [и сливаются с ней]. Космос также самороден и одной природы с материей, которую сближали образно со скалами и камнем, имея в виду ее косность и способность принимать придаваемые ей формы, а также и то, что по бесформенности своей она может быть понимаема как нечто беспредельное. Текучесть и лишенность собственного образа, который ей придает форму и делает видимой, обилие воды и сырость пещеры, мрак и тумановидность в ней, как выражался поэт, принимались обычно как символ свойств, присущих материальному космосу».