Смерть после бала

— А я хотел бы задержать вас на минутку, если не возражаете.

— Ну что ж, тогда все в порядке, — сказала мисс Бирнбаум и села. — Я полагаю, миссис Холкат-Хэккет не вернется?

— Не думаю.

— Я ничего не имею против генерала. Он, конечно, глупый, но довольно добрый. Но я панически боюсь миссис Холкат-Хэккет. Я такая неудачница, и она ненавидит меня за это.

— Вы уверены, что вы неудачница?

— О, совершенно. Прошлой ночью только четверо пригласили меня танцевать. Лорд Роберт, когда я только что приехала, потом еще какой-то толстяк, потом генерал и сэр Герберт Каррадос. — Она отвернулась, и губы у нее задрожали. — Я старалась сделать вид, что я выше всего этого, — сказала она, — но у меня не получилось. Я ужасно переживала. Если бы я могла бросить все и заняться рисованием, все это не имело бы значения. Но когда ты во что-то ввязался и терпишь неудачу, это ужасно. Вот я и придумала, что у меня заболел зуб. Должна признаться, мне самой странно, что я все это вам рассказываю.

— Генерал отвез вас домой?

— Да. Он действительно был очень добр. И он велел горничной миссис Холкат-Хэккет, которую я терпеть не могу, чтобы она дала мне гвоздичного масла и «Оувалтина»[35]. Но она-то знала, что я притворяюсь.

— Вы сразу отправились спать?

— Нет. Я долго думала, что бы такое написать маме, чтобы она позволила мне бросить эту затею. А потом старалась переключиться на какую-нибудь другую тему, но в голове все время всплывали все мои неудачные выезды на вечера и на балы.

— Вы слышали, когда вернулись остальные?

— Я слышала, как приехала миссис Холкат-Хэккет. Было ужасно поздно. Она прошла мимо моей двери, и алмазные пряжки на ее туфлях при каждом шаге позвякивали. Я слышала, как часы пробили четыре раза. А генерал вернулся на бал после того, как привез меня домой?

— По-моему, он выходил из дому.

— Тогда, значит, это его шаги я слышала в коридоре в четверть четвертого. Я слушала, как часы били каждые пятнадцать минут, с часу и до шести утра, а потом заснула. К тому времени было уже совсем светло.

— Да.

Аллейн прошелся взад-вперед по комнате.

— Вы знакомы с Агатой Трой? — спросил он.

— Художницей? Она была там вчера ночью. Мне ужасно хотелось, чтобы меня кто-нибудь представил, но мне было неприятно просить. Мне кажется, она самый лучший художник в Англии из ныне здравствующих. Как, по-вашему?

— Да, пожалуй, я с вами соглашусь. Вы знаете, она берет учеников.

— Да? Наверное, одних только гениев?

— Мне кажется, тех, которые уже имеют какую-то начальную подготовку.

— Интересно, если мне дадут пройти начальную подготовку, она согласится взять меня?

— А вы думаете, из вас выйдет толк? — спросил Аллейн.

— Я уверена, что смогу рисовать. Но я сомневаюсь насчет масла и акварели. Я вижу все в линиях. Послушайте!

— Да?

— Как вы думаете, все это как-нибудь отразится на этой дурацкой затее с моим выездом в свет? Может, она заболеет? Последнее время я только об этом и думаю. Она просто чертовски злобная.

— Не говорите «она» и не говорите «чертовски». Первое вульгарно, а для второго вы еще слишком молоды.

Мисс Бирнбаум ответила ему довольной улыбкой.

— Во всяком случае, это то, что я думаю, — сказала она. — И при этом ее даже нельзя назвать добропорядочной. Вы знаете этого типа Уизерса?

— Да.

— Он ее любовник. И не притворяйтесь, что я вас шокировала. Я написала матери об этом. Я надеялась, что хоть это ее чуть-чуть встряхнет. Отец написал мне и спросил, не зовут ли его, случайно, Морис и не похож ли он на свинью — между прочим, это ужасно оскорбительно, — и если это так, я должна немедленно покинуть этот дом. Мне нравится мой отец. Но мама сказала, что если он друг миссис Холкат-Хэккет, значит, он вполне порядочный человек. Мне это показалось ужасно смешным. Единственная смешная вещь во всем этом. Потому что я не думаю, что очень весело бояться и собственного любовника, и собственного мужа. Как вы считаете?

Аллейн потер лоб и уставился на мисс Бирнбаум.

— Послушайте, — сказал он, — вы сообщаете нам немало всякой информации. А здесь присутствует мистер Фокс с блокнотом. Вас это не беспокоит?

Смуглое лицо вспыхнуло, словно внутри нее полыхал огонь. В уголках губ обозначились резкие складки.

— Вы хотите сказать, что у нее могут быть неприятности? Хочется верить. Я ненавижу ее. Она гадкая женщина. Она может убить любого, кто будет стоять у нее на пути. Ей не раз хотелось бы убить меня. Она говорит мне такие обидные вещи, от которых внутри все холодеет: «Детка, ну что я могу для вас сделать, если вы лишь таращите глаза, как рыба, и от вас не добьешься ни слова?», «Бог мой, за что мне такое наказание?», «Бедное дитя, полагаю, вы ничего не можете поделать с тем, как вы выглядите, но вы, по крайней мере, можете сделать над собой усилие и постараться разговаривать так, чтобы от вас не разило Сохо[36] за версту». И потом передразнивает мой голос. Вчера она сказала мне, что кое в чем немцев можно понять, и спросила, нет ли у меня родственниц среди беженцев, потому что она слышала, будто многие англичане берут их в горничные. Я надеюсь, что это она убийца. Я надеюсь, что вы ее выведете на чистую воду и ей накинут веревку на старую морщинистую шею и повесят ее!

Мягкий, приглушенный голос смолк. Мисс Бирнбаум слегка дрожала, над верхней губой у нее выступили капельки пота.

Аллейн поморщился, потер лоб и сказал:

— Ну что, вы почувствовали себя лучше?

— Да.

— Злопамятный маленький чертенок! Неужели вы не можете стать выше всего этого и рассматривать происходящее как очень неприятный эпизод, который скоро закончится? Вы не пробовали рисовать, чтобы спустить пар?

— Я нарисовала карикатуру на нее. Когда я уеду из этого дома, я пошлю ее ей, если она к тому времени еще не будет за решеткой.

— Вы знакомы с Сарой Аллейн?

— Она одна из тех, кто пользуется успехом. Да, я ее знаю.

— Она вам нравится?

— Ничего. По крайней мере, она помнит, кто я такая, когда мы встречаемся.

Аллейн решил на время оставить разговор о своей племяннице.

— Ну что ж, — сказал он, — осмелюсь предположить, что ваше избавление наступит раньше, чем вы думаете. А сейчас мне нужно уходить. Надеюсь, мы еще встретимся.

— Я тоже. Полагаю, вы думаете, что я просто ужасна.

— Совершенно верно. Убедите себя, что все окружающие ненавидят вас, и вы всегда будете счастливы.

Мисс Бирнбаум улыбнулась.

— Вам, наверное, кажется, что вы очень умный? — спросила она. — До свидания.

Они дружески пожали друг другу руки, и она проводила их до выхода. Последнее, что запомнил Аллейн, — это темная, коренастая, агрессивная фигурка на фоне сдержанных, элегантных полутонов.

21. Заявление Люси Лорример

Было уже почти шесть часов вечера, когда Аллейн и Фокс вернулись наконец в Скотланд-Ярд. Они сразу же направились в кабинет Аллейна. Фокс принялся разбирать свои записи, а Аллейн стал просматривать донесения, поступившие за время их отсутствия. Они оба раскурили трубки, и между ними установилась та приятная атмосфера близости, которая возникает, когда два человека молча занимаются одним общим делом.

Наконец Аллейн отложил бумаги и взглянул на своего друга. Он подумал: «Сколько раз мы сидели вот так, Фокс и я, словно два скромных клерка в канцелярии Страшного Суда, разбирая и классифицируя человеческие злодеяния. Фокс уже начал седеть, на щеках у него стали появляться старческие сосуды… Скоро я одиноко побреду домой, в свое логово». В его воображении тут же возник образ женщины, сидящей возле камина в голубом кресле с высокой спинкой, но эта картина была слишком домашней. Скорее она будет сидеть на каминном коврике, ее руки, перепачканные углем, будут стремительно летать над белой поверхностью, оставляя на ней изящные, восхитительные линии. Когда он войдет, Трой оторвет взгляд от рисунка и улыбнется, а может быть, нахмурится. Он отогнал от себя это видение и обнаружил, что Фокс, по обыкновению, смотрит на него с мягкой выжидательностью.

35

Фирменное название порошка для приготовления питательного шоколадно-молочного напитка компании «Уондер лимитед».

36

Район в центральной части Лондона, средоточие увеселительных заведений, часто сомнительного характера.