Страница 6 из 8
Он не был злым или криминальным. Просто безвольный, а от близких ему шли только деньги да папина отдаленная любовь и мамина здешняя, но с ноткой безумия. Никакой душевной закалки ребенок к пятнадцати годам не получил.
Далее – по печальному списку. Конопля, амфетамин, героин.
Мама платила большие деньги, мальчика лечили. Организм чистился, но когда ребенок оказывался на улице, следовал мгновенный срыв. Он же не ведал в своей жизни иного счастья, а потому тянулся к уже прочувствованному.
Папа прислал большие бабки, и после очередной больнички парнишку отправили за границу, в специальную школу, чтобы оторвать от плохой компании.
Через месяц получили письмо. Витя обещал наложить на себя руки, если его немедленно не заберут обратно. Письмо произвело впечатление, сын вернулся в Москву. Клялся и божился – больше ни-ни. Даже попросил собаку. Мама терпеть не могла собак, но психолог объяснила, что животное может помочь. Юноша впервые в жизни будет вынужден о ком-то заботиться.
Так оно и вышло.
Трехмесячный дожонок со звучным именем Кинг мгновенно вырос в огромного, чуть не метр в холке, зверюгу. Его грациозное черно-белое тело венчала огромная голова с живыми умными глазами. Гулять с ним необходимо минимум два раза в день, пацан хоть воздухом начал дышать. Кроме того, когда он был с собакой, «торчки» поначалу к нему не подходили, потому что умный Кинг начинал яростно лаять на малознакомых и плохо, с его точки зрения, пахших людей.
К несчастью, Витя гулял с собакой не двадцать четыре часа в сутки. В остальное время он продолжал те занятия, которые преждевременно состарили его маму.
В очередной раз попав в больницу, юноша вышел из нее с твердым обещанием завязать.
Наталья Ивановна хотела бы верить, да как-то не получалось: матери наркоманов все без исключения несчастны и недоверчивы. Хотя первую неделю парень вел почти нормальный образ жизни, даже устроился в школу-экстернат (ни в одну обычную его не хотели брать, а в ПТУ не хотел он сам).
Вечером, как обычно, Витя взял Кинга на поводок и ушел на улицу. Его не было час, это не напугало маму, бывало, и дольше гулял. Потом Кинг залаял в коридоре. Наталья Ивановна открыла дверь – на грудь ей кинулся обезумевший от душевного волнения пес.
Сына не было…
– А что там произошло? – спросил Волик. Ольга, уже знавшая ответ, не вмешивалась.
А произошло там убийство.
Сначала мальчики напали на милиционера, правда, без формы, сделавшего им замечание. К счастью, без летального исхода. Зато зачем-то отняли пистолет и – понятно зачем – мобильный телефон с бумажником.
Буквально через пару минут – новая ссора.
Парни гурьбой перегородили дорожку, по которой ехала недорогая иномарка. Водитель, мужчина лет тридцати, Вениамин Малинин, посигналил светом. Попросил подвинуться. В ответ услышал мат. И удар ногой по крылу. Решив проучить оборзевших щенков, Малинин выскочил из машины и двинулся на них. Завязалась драка. Слава богу, в ход не пошел пистолет, отнятый у полицейского. Веня, боксер и каратист, думал, что легко одолеет четырех малолеток. Но они были злые в ожидании дозы, а у одного еще имелся огромный, грозно лаявший пес.
В общем, была бы боевая ничья, если бы на помощь Вениамину не вылез его отец. Он успел нанести буквально пару ударов, даже не ударов, а толчков: грузный пенсионер не годился для уличных потасовок. Потом, сбитый с ног, упал и уже не поднялся.
Милиция приехала мгновенно, по вызову первой жертвы теплой компании.
Всех повязали. Кроме Кинга, к которому патрульные менты просто побоялись подойти. Он, сильно замерзнув, шерсти-то никакой, убежал к дому.
Мама проплакала весь разговор с Багровым – его ей порекомендовал общий неблизкий знакомый.
Олег, как мог, утешал несчастную женщину. Впрочем, особо утешить было нечем: групповое убийство, перед этим грабеж, нападение на представителя власти – старшим, уже совершеннолетним, грозило по максимуму. Шестнадцатилетнему Вите – максимальные по законодательству десять лет. Больше – нельзя, а меньше – вряд ли.
Все это Багров был вынужден объяснить обезумевшей от горя женщине.
– А что обвиняемый говорит? – дослушав Багрова, спросил Волик.
– Он не помнит ничего. Не мог, мол, я его убить, и все.
– Почему не мог?
– Не в состоянии объяснить. У него ломка не прошла, с ним вообще тяжко общаться.
– Понятно, – сказал Томский. – Будем думать. Что-то в истории не вяжется.
– Точно не вяжется, – сказала Шеметова.
Она вряд ли смогла бы сейчас связно объяснить, что не вяжется. Но в мозг заложена информация, процесс пошел. Когда она будет переварена, «процессор» попросит дополнительных данных или предложит промежуточное решение.
Поели – пошли в контору.
На подходе, едва свернув в переулок, увидели широкий длинный черный хвост. Автомобильный, разумеется.
Обычно перед конторой, на их законное место, умещался любой автомобиль, даже мини-вэн. Здесь же хвост торчал недвусмысленно.
– «Майбах», – сказал Волик.
Он в таких делах разбирался, его папа мог бы позволить себя пяток «Майбахов».
– К кому бы это? – удивился Багров.
– Ко мне, – гордо заявила Шеметова, связав звонки Шамиля и появление черного мастодонта.
И не ошиблась.
Елена Леонидовна Кочергина собственной персоной прибыла в заштатную адвокатскую контору, чтобы посмотреть на ту, кого ей настойчиво сватал начальник ее юридического департамента. Шамиль говорил, у его сокурсницы перпендикулярное мышление. А еще – это, возможно, даже важнее, – что она фанатка профессии и по-любому не продаст и не кинет.
На первый взгляд приехавшей в «Майбахе» красивой ухоженной женщине было лет двадцать пять. На второй – сколько угодно, от тридцати до пятидесяти.
Стройная, в скромном, безумно дорогом бирюзовом платье. И в сережках с бриллиантами, которые скромными никак не назовешь. Нескромных же колец на длинных изящных пальцах с безукоризненным маникюром – не менее трех. Не хватало лишь обручального.
Она в упор разглядывала Шеметову.
Адвокат же, не особо стесняясь, смотрела на Кочергину. Ольга, разумеется, всегда рада богатым клиентам. Но иной раз лучше отказаться от денег, чем вляпаться в историю.
– Пойдемте в кабинет? – спросил оказавшийся рядом Шамиль.
– Пожалуй, да, – сказала Кочергина.
Первый барьер пройден, поняла Ольга.
В кабинете Елена Леонидовна задала несколько малозначащих вопросов. Ее, похоже, интересовали не ответы, а само общение.
Наконец, не без колебаний, приняла решение.
– Наш бывший сотрудник попал в неприятность, – спокойно сказала она. – Готовы ли вы помочь ему?
– Если сформулируете задачу точнее, я немедленно вам отвечу, – мягко ответила Ольга.
– Он в тюрьме, в Будапеште. Зовут Борис Семенов. Работал у меня. Очень успешно. Задержан по ордеру Интерпола, запрос российский. Ожидает высылки в Россию.
– А здесь что на него?
– Мошенничество в особо крупном размере. Обещал отдать за акции речного порта двести тысяч и не отдал.
Адвоката по большому счету не интересует, виноват ли его подзащитный на самом деле. Точнее, не так. Интересует, конечно, но не меняет отношения к делу и доверителю. Зато очень сильно влияет на тактику ведения дела.
Словно прочитав Ольгину мысль, Елена Леонидовна добавила:
– Я его спросила, получил заявитель деньги или нет.
– И что он ответил?
– Что не знает. Сумму передавали уже после его отъезда. И не напрямую, а через третье лицо.
– Что говорит третье лицо?
– Ничего не говорит. Уже года четыре. Рак легких.
– Понятно, – сказала Шеметова, хотя понятного пока было мало.
Однако кураж потихоньку появлялся.
– Вы уверены, что справитесь? – спросила в лоб Кочергина.
– Нет, конечно, – спокойно ответила Ольга.
– Твоя креатура, – повернулась Елена Леонидовна к Шамилю. – Тебе и отвечать.
– Она справится, – сказал Гадаев. – Либо не справится никто.
– С чего такая уверенность? – недобро улыбнулась Кочергина.