Шутки в сторону

— Ее изнасиловали? Что там с результатами экспертизы?

— Экспертиза этого однозначно не утверждает, может, были попытки, но главное — ее убили. Сначала ведь признаков насильственной смерти не обнаружили. А теперь оказывается, ее первым делом мертвецки напоили, а потом аккуратненько придушили чем-то вроде подушки. Причем совсем не в том месте, в котором нашли. Теперь дальше… Есть свидетели, которые утверждают, что видели, как она в тот вечер садилась в иномарку темного цвета.

— И что за свидетели? По крайней мере, им можно доверять?

Булавинцев заглянул в свой «поминальник»:

— Некие Ремешкова и Коновалова, учащиеся того же училища. Марку автомобиля они, к сожалению, не знают, зато неплохо описывают ее владельца. Молодой человек, темноволосый, хорошо одет. Говорят, что он и раньше был замечен на той же машине неподалеку от училища.

— Так в чем же дело? — завелся с пол-оборота Огородников. — Нужно проверить все иномарки темного цвета, думаю, не так уж их и много у нас в городе. Если он появлялся не однажды, то наверняка местный.

— Уже, — блеснул карими очами Булавинцев, непревзойденный красавчик на всю прокуратуру, — уже проверяют. Что, думаете, маньяк? Только этого нам не хватало для полного счастья.

Огородников принялся размышлять вслух:

— Хуже, если они приняли за иномарку какую-нибудь новую модель «Жигулей», тогда работы прибавится… Может, этим, как их…

— Ремешковой и Коноваловой, — подсказал, как на уроке в школе, Булавинцев.

— Вот-вот, может, им картинки какие-нибудь показать? Или вывести на улицу, пусть посмотрят, вдруг увидят такую же машину? Если он околачивался возле училища, то не исключено, что мог засветиться и у школ. — Огородников вздохнул. — Пожалуй, одним нам все это не осилить. Надо обращаться за помощью в управление, пусть подключат участковых, в таких делах они доки… Остальные новости, надо полагать, по делу Васнецова и Костецкой?

— Точно, — подтвердил Булавинцев, — Груздев пишет роман, умываясь слезами запоздалого раскаяния, такого понаписал!.. Прокопенко молчит, утверждает, что в Груздева и Румянцева стрелял не он. Мы отправили на экспертизу пули, застрявшие в стене на квартире Груздева, и ту, что попала в Румянцева, но пистолета пока не нашли. И куда он мог его припрятать? Район поисков не такой уж и большой — пара дворов, но, с другой стороны, там столько хлама! Хуже, если пистолет найдут пацаны.

— Чем скорее он найдется, тем скорее заговорит Прокопенко, — подвел итог Огородников и добавил, вынимая находку, извлеченную из кармана куртки Румянцева: — Отправь-ка заодно на экспертизу и вот эту пульку, похоже, ею отправили на тот свет Васнецова.

— Откуда она у вас? — удивился Булавинцев.

— Сорока на хвосте принесла, — бесцеремонно отфутболил его Огородников. — Меньше спрашивай и больше делай.

— Слушаюсь и повинуюсь, — недовольно пробурчал Булавинцев и смиренно потопал в лабораторию.

Огородников принялся набирать номер телефона Ремезова, его крупный указательный палец неловко крутанул диск, и вместо густого ремезовского баритона на линии возник тонкий девичий голос, который спросил с придыханием:

— Пашка, это ты? Ну не молчи, я же знаю, что это ты… Ты все время звонишь и молчишь…

В этом голосе было столько тоски и надежды, что лоб Огородникова покрылся испариной; он бросил трубку с таким ощущением, словно его застукали подглядывающим в окно женской бани.

Набирая номер во второй раз, он был предельно внимательным.

Глава 27

Сюрприз для обладателя помятой физиономии

Ремезов зашел домой, чтобы принять душ и переодеться. После ночи, проведенной в автомобиле, он чувствовал себя разбитым. Каково же было его разочарование, когда, открутив кран горячей воды, он услышал лишь шипение и отдаленное бульканье. Пришлось ограничиться обтиранием полотенцем, смоченным холодной водой, что хотя и способствовало бодрости, но ощущения чистоты и свежести не прибавило.

Бриться проще — достаточно согреть немного воды в чайнике, что он и сделал. Прошелся помазком по лицу, не глядя в зеркало, зато, когда взялся за бритву, разглядел свою помятую, недовольную рожу. «Прямо как с похмелюги», — сказал он самому себе и тут же порезался. Чертыхнулся, прижал порез полотенцем, но кровь продолжала течь. Безуспешно поискал на полке лейкопластырь, после чего ограничился проверенным способом: оторвал кусочек чистой бумаги и приклеил к кровоточащей ранке.

Вспомнил, что неплохо было бы и перекусить, и полез в холодильник, где из продуктов быстрого приготовления имелись только сосиски, от резинового привкуса которых, казалось, теперь, после вчерашнего ужина, предложенного Светланой Коноплевой, ему никогда не избавиться. Посему Ремезов ограничился чашкой кофе и бутербродом с маслом и сыром.

«Как она сказала? Дом престарелых для ветеранов невидимого фронта?» — размышлял он, проглатывая без всякого аппетита куски засохшего хлеба.

Оставалось только немного пожалеть себя, бедного, немытого, голодного, изрезанного бритвой, а главное, непонятого женской половиной человечества.

Не успел он дожевать бутерброд, как зазвонил телефон. А уж когда взял трубку, все его нынешние огорчения отлетели прочь…

— Лихо все закручивается, однако, — это все, что Ремезов сумел выдавить из себя, выслушав сообщение Огородникова.

— Мягко сказано, — с энтузиазмом в голосе подтвердил тот.

О Румянцеве Огородников ничего рассказывать не стал. Даже когда Ремезов с нескрываемым восхищением отметил:

— Быстро же вы вышли на этого субчика, просто удивительно! Как говорится, честь и хвала!..

Огородников сидел как на иголках, ожидая от экспертов подтверждения того, что Васнецова убили из пистолета, найденного в сумке Илоны, хотя в этом он и без того был уверен почти на все сто. Побеседовать с самой Илоной пока не представлялось возможным: врачи все еще не разрешали ее беспокоить, хотя и перевели из реанимационной палаты в обычную.

В эти подробности он не стал вдаваться.

— Ты что, так всю ночь у телефона и просидел? — спросил Огородников.

— В какой-то степени, — дипломатично ответствовал Ремезов.

— Звонки были?

— Вчера два раза, — неохотно сообщил Ремезов, — около четырех дня и где-то между девятью и одиннадцатью вечера. Точнее сказать не могу, потому что ее тетка, с которой приходится иметь дело… ну, в общем, очень неуравновешенная особа, на нее совершенно нельзя положиться. Короче, всю ночь пришлось вести наблюдение за домом, сидя в машине. — После бессонной ночи голова у него звенела, как колокол, а потому спохватился он с запозданием: — А куда ты, собственно, клонишь?

— У меня для тебя сюрприз, — хмыкнул Огородников, — приезжай скорее, не пожалеешь. — И бросил трубку.

Огородников допрашивал Груздева. Ремезов при сем присутствовал.

При упоминании о Кате Черновой Груздев сник сильнее прежнего, хотя вид у него и без того был пришибленный. Такое впечатление, что он провел в камере не несколько часов, а, по крайней мере, неделю. Прежде тщательно уложенные и обильно сдобренные гелем волосы свалялись и падали на изрядно помятое лицо. Вчерашний красавчик превратился в испуганного истерика.

— Ну-ну, Груздев, — подбодрил его Огородников, — соберись. Ты же знаешь эту девочку, Катю Чернову?

— Н-нет, — он энергично замотал головой, — я ее никогда в жизни не видел.

— Но имя тебе известно? — настаивал Огородников.

— Это все Илона, это она… она меня надоумила, это вообще была ее идея… Я ей рассказал, что должен крупную сумму, а она говорит: знаю, где без всякого труда взять десять тысяч долларов. Вроде бы ее мать за десять тысяч баксов купила какое-то кольцо у матери этой девчонки, так что, мол, деньги есть.

— И ты решил воспользоваться ее советом, — вкрадчиво подсказал Огородников.

Груздев шмыгнул носом:

— А что мне оставалось делать? Знаете, сколько я должен Прокопу? Вот я и подумал… Позвонил один раз, а когда стал звонить во второй, там на меня наорали… Короче, я понял, что это дело гиблое — в милицию ни за что ни про что заметут. Я же ни сном ни духом, куда она могла пропасть…