Шутки в сторону

— Слушай, — зашептала она в микрофон.

Груздь покорно выслушал ее и заметно повеселел. План он в целом одобрил, внеся в него небольшие коррективы, и добавил под конец:

— А у тебя, девочка, голова работает.

Илона довольно хмыкнула.

Теперь нужно было связаться с матерью, помурлыкать, прикинуться раскаявшейся овечкой, пожаловаться на то, что ей здесь одной скучно.

Маман, естественно, заглотила наживку без раздумий. Оставался последний штрих:

— Мамочка, дорогая, захвати, пожалуйста, мою косметичку. Не хочется в больнице выглядеть уродкой.

Дорогая мамочка не возражала.

Мать приехала через сорок минут. Вошла в палату в песцовой шубе до пят, короткой юбке и сапогах-ботфортах выше колен. То, что послужило бы достойной оправой молодости и красоте, в данном случае только подчеркивало дурной вкус. Илона частенько, не удержавшись, в подобных случаях делала матери весьма нелицеприятные замечания, но на этот раз сочла за благо удержаться от «комплиментов».

— Моя девочка! — театрально вскрикнула Костецкая и, распахнув шубу, двинулась к кровати.

Поцеловала дочь, оставив на ее щеке отпечаток губной помады цвета красного кирпича, и пахнула умопомрачительным запахом адской смеси из духов, пудры и дезодоранта.

— Тут я все тебе принесла. — Она принялась вынимать из огромного пластикового пакета яблоки, бананы, апельсины и еще Бог знает что. — Тебе нужно больше витаминов.

— Мама, — пожаловалась Илона, — я хочу домой.

— Потерпи, детка. Врач говорит, что у тебя приступ сердечной недостаточности. А это все твой отец со своим бульдогом. Он, видите ли, забыл, что у тебя с детства сердечко слабое.

«Она ничего не знает, — подумала Илона, — тем лучше!»

— А косметичку, косметичку ты мою принесла?

— Конечно, конечно. — И мать достала косметичку из сумки.

— Спасибо, мамочка. — Илона чмокнула воздух возле материнского виска из опасения испортить неумеренный макияж, лежащий на лице Костецкой.

Илона сунула косметичку в тумбочку и, сложив руки на груди, мужественно переносила присутствие матери. Та наговорила кучу всяких глупостей, потом вспомнила:

— Чуть не забыла, когда я к тебе собиралась, зашел Олег. Какой он все-таки хороший мальчик… Жутко расстроился, когда я сказала, что ты заболела. Передал привет и пожелал тебе выздоровления. Сказал, что непременно придет тебя навестить… ну, когда тебе полегчает. Видишь, какой порядочный. Он почти что врач и понимает, что больных нельзя беспокоить…

«Вот именно», — подумала Илона со злорадством.

Мать наконец и сама прозрела:

— Ну ладно, я уже буду собираться. Врач сказал, что тебя нельзя утомлять. Пойду лучше расспрошу его поподробнее.

«Пойди, пойди, пусть он тебе поведает о «стенокардийке-тахикардийке». Бедный доктор, сейчас она его заболтает насмерть!»

Чтобы окончательно утвердить себя в должности пай-девочки, Илона, подвергаясь очередному материнскому поцелую, спросила:

— А как там папа? Он ко мне придет?

— Ну конечно, конечно, — заверила мать, — попозже заглянет. Ты же знаешь, у него дела да дела, совсем помешался на своем бизнесе.

Когда за матерью закрылась дверь, Илона предусмотрительно переждала минут пять, а потом, снова укрывшись простыней, принялась изучать содержимое косметички. Сверху лежали тушь, пудра, флакон духов, упаковка косметических салфеток… Черт, неужели нет? Илона нервно высыпала содержимое косметички на кровать и с облегчением увидела заветную коробочку, точно такую же, что возникала из кармана Груздя словно по мановению волшебной палочки. Великолепно!

Энтузиазм ее заметно поубавился, когда она вспомнила, что никогда прежде не делала инъекций самостоятельно.

«Черт возьми, — прошептала она, — лежишь в больнице, а уколоть некому!»

Пришлось изрядно попыхтеть, прежде чем, исколов руку, она наконец попала в вену. Свершилось — похоже, она научилась!

Глава 16

Лгуны и фарисеи

Ремезов решил посетить отца пропавшей девочки, чтобы ознакомиться с его мнением, раз уж тетушка врала напропалую. Но Игоря Чернова он дома не застал, зато получил возможность познакомиться с его новой женой, женщиной лет тридцати, пышнотелой, явно нервического склада и, как ему показалось, чрезвычайно властной.

— Вам нужно было позвонить, чтобы застать мужа дома. Он сейчас как раз ищет работу… Вы знаете, в нынешних условиях это непросто. То есть какую-нибудь работу найти можно, но такую, чтобы себя уважать… У него отличное образование, и он не станет соглашаться на первое же предложение.

«Нормально, он ищет работу, в то время как нужно искать дочь. Его не назовешь любвеобильным папашей», — отметил Ремезов.

На жене Чернова были обтягивающие штанишки в полоску, в не очень-то выгодном свете подающие ее тощие, не вяжущиеся с массивным бюстом и рыхлым животом ножки. В целом она производила неприятное, даже отталкивающее впечатление.

— Простите, не знаю, как к вам обращаться, — начал Ремезов только для того, чтобы не заниматься дальнейшими физиогномическими опытами, сосредоточив внимание на толстой пачке каталогов и журналов мод, лежащих на маленьком стильном столике с гнутыми ножками.

— Меня зовут Елена Анатольевна, — представилась она с достоинством.

— Елена Анатольевна, вам известно, что позавчера пропала дочь вашего мужа Катя?

— О да, конечно, я в курсе и очень переживаю за девочку. Игорь вчера ездил по больницам, в милиции был.

— А у вас лично нет мнения по этому поводу? — Ремезов особенно не старался выбирать выражения, чутье ему подсказывало, что женщину не придется особенно уговаривать поделиться накипевшим. Напротив, она с удовольствием воспользуется представившейся возможностью.

— Разумеется, у меня есть свое мнение, и оно во многом совпадает с мнением мужа. Девочка всегда жила в совершенно невыносимых условиях… Нет, я не хочу сказать, что с ней плохо обращались, обижали, — нет, я имею в виду совсем другое. Катя, насколько я могу судить, жила как бы на юру. Ее слишком рано предоставили самой себе. Мать откровенно занималась устройством личной жизни, тетка — может, слышали, Светлана Коноплева, работает в «Курьере» — очень своеобразная особа, совершенно не считающаяся с чьим-либо мнением, не женщина, а сплошной эпатаж. В такой-то обстановке девочка и жила. Сами понимаете, когда мать каждый день приходит за полночь…

— Что вы хотите этим сказать?

— Да я вам не открою никакой тайны. У бывшей жены Игоря Ольги уже несколько лет роман с ее начальником, профессором Караяновым, роман скандальный. Она совершенно потеряла всякий стыд, у Караянова семья, его жена и взрослая дочь по этому поводу в совершенном ужасе. К тому же профессор человек, прямо скажем, не слишком молодой… Я, видите ли, знакома с дочерью профессора Вероникой, которая, кстати, одних лет с Ольгой, так она просто в бешенстве. Пятно ложится на всю семью.

— Вы говорите так, словно у вас какие-то личные претензии к бывшей жене вашего мужа? — не скрываясь, поддел ее Ремезов.

Но женщина так увлеклась изливанием накопившейся желчи, что не обратила ни малейшего внимания на откровенную шпильку:

— Да, у меня есть к ней претензии, и почему бы им не быть? Во-первых, я знаю, что Игорь всегда был у нее позабыт-позаброшен и лишен женского внимания. Помню, в чем он был одет, когда мы познакомились, — просто ужас. Рубашки с оторванными пуговицами, застиранное белье. Женщина, любящая своего мужа, такого не допустит.

Ситуация прояснилась, и потому Ремезов поторопил словоохотливую дамочку:

— А во-вторых?

— Что? — не поняла она.

— Вы сказали, что рубашки с оторванными пуговицами — это во-первых. А что во-вторых?

— Ах да, — спохватилась она. — Во-вторых, она же его обобрала! Просто выставила на улицу с чемоданом, а он, между прочим, десять лет с ней прожил и был прописан в их двухкомнатной квартире. Он, кстати, там до сих пор прописан.