Замужем за миллионером

– Ты хорошо себя чувствуешь, мама?

– Конечно. Просто устала и домой пора.

Карина улыбнулась и села рядом с матерью. Взяла ее шершавую руку и сжала в ладонях. Эти руки, которые пекли пироги, качали младенцев и утирали слезы. Руки, которые построили крупное предприятие, потому что умели месить тесто и жонглировать в воздухе десятком шаров одновременно.

– Я понимаю. Я буду так скучать по тебе.

– Как ты тут будешь без меня? Может, тоже домой поедешь?

– Нет. – Карина поцеловала мамину руку. – Я построю свой дом здесь, такой, какой мне нужен. Я чувствую, что стала сильнее. Я уже не девочка, а женщина, которая знает, чего хочет.

Синьора Конте вздохнула:

– Потому что тебе разбили сердце. От этого всегда быстрее стареют. Это не хорошо и не плохо. Просто так уж оно есть.

– Да.

– Но я должна кое-что сказать тебе о Максимусе.

– Мама…

– Помолчи и послушай. Когда ты была маленькой, ты так смотрела на этого мальчика, что вся душа в глазах светилась. Я знала, для тебя это не просто увлечение – любовь на всю жизнь. Но ты была слишком молоденькой, а Максимус – хороший мальчик. Его дело было защищать тебя, пока ты не станешь взрослой женщиной. И он это сделал. – Мать улыбнулась при этом воспоминании. – Я всегда видела, как он на тебя смотрит. Когда думал, что никто не видит и он в безопасности. Тоскующим, любящим взглядом, который запал мне в сердце. Я знала: вам обоим нужно время, оно свое дело сделает. Знаю, как у тебя тогда сердечко болело, но без этого ты не стала бы той, что сейчас. В то утро, когда я застала вас в номере, я заговорила о свадьбе вот почему. Я знала, что ему нужен толчок. Он слишком боялся Майкла и ваших прежних отношений. Нужно было как-то сломать этот барьер, чтобы дать вам обоим шанс. Может быть, мне так кажется, но, по-моему, этот человек делает только то, что хочет, и если бы не хотел, никакое понятие о чести не заставило бы его просить твоей руки. Макс любит тебя. Но теперь твоя очередь решать. Ты должна быть сильной, чтобы подойти к нему и просить его любви. Тебе придется рискнуть. Мы все в тебя верим. Не пора ли тебе и самой в себя поверить?

– Не знаю, мама. Просто не знаю.

Синьора Конте глубоко вздохнула и посмотрела в окно.

– Я надеялась, что все сложится иначе, но не думала, что ты окажешься такой упрямой. Конечно, у меня была та же проблема с Майклом и Мэгги, но там, слава богу, все уладилось.

Карина склонила голову набок:

– О чем это ты?

– О боже, когда они появились, я сразу поняла, что они врут насчет женитьбы, – хмыкнула матушка Конте. – А еще я знала, что они созданы друг для друга, ну и позвала священника прямо домой.

У Карины рот открылся сам собой. Она помнила, что мама тогда заболела и попросила Мэгги с Майклом пожениться при ней. С ума сойти! Все это время ее мать знала все и сама планировала все ходы.

– Сурово ты с ними. А почему я не знала?

– Я мать. Мы все делаем для своих детей то, что нужно, когда им необходим толчок. Теперь бы еще с Джульеттой что-то придумать, чтобы смотрела иногда и на мужчин, не на одни электронные таблицы.

– Желаю удачи! – засмеялась Карина. Она наклонилась к матери и обняла ее. Знакомый запах сдобы, сахарной пудры и покоя умиротворял душу. – Я тебя люблю, мама.

– И я тебя люблю, моя милая девочка.

Они так и сидели обнявшись, пока Карина не почувствовала в себе достаточно сил, чтобы выпустить мать из объятий.

Время пришло.

Карина стояла на улице, а Габби сидел у нее на руке.

Солнце ласкало теплом ее кожу, белые перья голубя сверкали в солнечном свете.

– Я тебя люблю, милая птичка. – Карина погладила шелковистую грудку.

Птица подняла голову и заворковала, словно предчувствуя расставание. Карина колебалась. Она знала, что никогда больше не увидит Габби. Голубь, здоровый и сильный, полетит теперь домой, оставив ее.

И тут в голове словно лампочка вспыхнула и тут же разлетелась на тысячи осколков.

Макс любит ее.

Сколько можно сомневаться в себе? Когда настанет для нее время бороться за свое счастье, когда она ясно поймет, что достойна Максимуса Грея и всего, что он может ей дать? Эти несколько недель без него доказали Карине, что она способна быть самостоятельной. Идти за своей мечтой. Пережить неудачу и не сдаться. Просить о том, чего хочет, без страха.

Она может жить без него, но не хочет.

Ее муж любит ее, но ему нужна женщина, которая будет его достойна. Карина никогда не верила в себя настолько, чтобы отдаться Максу целиком, всегда боялась, как бы он не догадался, что она для него недостаточно хороша.

Слова матери снова зазвучали в ушах – даже голова закружилась.

«Не пора ли тебе и самой в себя поверить?»

Да.

– Пора лететь, Габби.

Карина подбросила руку вверх. Голубь захлопал крыльями и взлетел. Он красиво взмыл к самому небу, его белые крылья были хорошо видны на фоне деревьев, и Карина смотрела вслед птице, пока та не пропала из виду. Мимо проплывали вдаль круглые пушистые облака.

Порхание бабочек в животе улеглось. В душе родилась глубокая уверенность. Карина доверяла своему инстинкту и понимала, что пришла пора сделать шаг. Пора стать той женщиной, какой ей предназначено быть.

Пора вернуть своего мужа.

Глава 16

Макс перевел взгляд вверх, на вывеску модной галереи в Сохо.

Имя Карины было выписано на ней причудливой вязью, веселые белые фонарики, развешенные по периметру, привлекали внимание зевак. Он набрал в легкие побольше воздуха, надеясь, что у него хватит сил пережить этот вечер.

Приглашение на ее первую выставку было и потрясающей неожиданностью, и грустной насмешкой. Грудь распирало от гордости. Его талантливая, красивая жена наконец поняла себе цену, а его не было рядом, чтобы порадоваться вместе с ней. Но он не мог отказать себе в том, чтобы увидеть ее еще раз, в блеске славы. Он должен посмотреть на ее работы и вспомнить, как они занимались любовью у нее в мастерской, как он разрисовывал ее тело шоколадом.

Раскаяние слежалось внутри в тяжелый твердый ком.

Макс открыл дверь и вошел.

Помещение было большое, просторное, разделенное белыми колоннами на четыре равные части. Полный бар, официанты ходили по залу с шампанским, вином и всяческими закусками. Люди собирались группами, болтали и смеялись, обходя зал по кругу. Взгляд Макса сразу же упал в правый угол – он словно почуял, где она.

Карина смеялась, запрокидывая голову, над тем, что говорил ей какой-то мужчина. Длинное черное платье блестело в электрическом свете. Темные кудри были уложены и заколоты в высокую прическу, но Макс знал: стоит потянуть одну шпильку, и вся эта шелковая грива рассыплется по плечам неистовым водопадом. Глаза Карины сияли внутренней радостью и уверенностью, какой он никогда не видел у нее прежде.

Да. Она счастлива без него.

Подавив свои чувства, Макс отвернулся и подошел к первому холсту.

И замер, пораженный.

Он ожидал увидеть портреты, написанные искренне, с душой, с легкой теплотой, которую Карина всегда привносила в те немногие свои работы, какие ему посчастливилось увидеть. А эти, казалось, были написаны совсем другим художником.

Выписанные в грубоватой, неприкрашенной манере, затененные черным и серым с редкими проблесками красного, пары на холсте были представлены в различных эротических позах. Вот женщина изгибается, прижатая к стене, а ее возлюбленный прижимается губами к ее обнаженной груди. От их тел так и веяло грубоватой чувственностью, на грани непристойности, но эта грань оставалась неперейденной, а нарисованное справа окно казалось зеркалом между интимной жизнью двоих и внешним миром. У зрителя создавалось впечатление, что он чуть ли не подглядывает в окно, и это было настолько необычно, что от картины невозможно было отвести глаза.

Макс переходил от одной картины к другой, и ему казалось, что эти мужчина и женщина запутались в паутине своих отношений. На одном из холстов на лице женщины, глядевшей на своего возлюбленного, читались одновременно беззащитность и вожделение. Его резкий профиль не выражал ничего, кроме жесткости и стальной решимости. На другом те же лица были выписаны подробнее: лбы касаются друг друга, губы на расстоянии шепота, глаза скрыты от зрителя, так что приходилось только догадываться, о чем они думают.