Мир Гаора

   - Про Седого он не говорил, - возразил Чеграш.

   - Попробовал бы. А Зиму чего шестёркой обозвал?

   - Так вмазали ж ему, теперь молчит.

   - Не вернётся Седой, ты его ещё услышишь.

   - Ну, так ещё раз вмажем, - спокойно сказал Гаор.

   - Умеешь? - оторвал голову от колен Гиря.

   Гаор усмехнулся.

   - Приходилось.

   - Ты или тебе?

   - По всякому.

   - И как? - спросил уже веселее Чеграш.

   Такой разговор, понятными недомолвками, ему, похоже, нравился.

   - Я целый.

   - А те?

   - Кто убежать успел, тоже.

   - Ладно, - кивнул Чеграш. - Трое уже сила.

   - А бежать здесь некуда, - уточнил Гиря.

   Разговор на этом оборвался, но ждали уже спокойно.

   По ощущениям Гаора, прошло периода два, не меньше, когда надзиратель подвел к решётке Седого, Чалого и Зиму.

   Чеграш и Гиря вскочили на ноги, но стояли у нар, пока надзиратель отпирал и запирал дверь. Но и когда надзиратель ушёл, Седой не разрешил им подойти, остановив тем же коротким и необидным в своей властности жестом. Все трое отошли от решётки и остановились перед притихшими в ожидании нарами. Седой оглянулся на решётку, и сразу, словно по сигналу, несколько человек забежали им за спину, загородив от случайного глаза.

   - Пошёл, - сказал Седой.

   - Шуры-муры гоп ля-ля, - Чалый как-то встряхнулся, и из-под его рубашки появилась буханка хлеба.

   - Ламца-дрица гоп ца-ца, - подхватил Зима, столь же непонятным образом извлекая короткую палку колбасы.

   - И трах-тибидох, - Седой достал плитку шоколада.

   - Ух, ты-и-и! - потрясённо выдохнул кто-то.

   - Давай, Слон, дели, - распорядился Седой.

   В мгновенно наступившей благоговейной тишине Слон непонятно откуда взявшимся обрывком тонкой стальной проволоки безукоризненно точно нарезал хлеб, колбасу и шоколад на двадцать восемь частей. Мальца развернули спиной к нарам, и тот натянул себе на голову рубашку. Началась процедура делёжки.

   - Кому? - указывал Слон на кучку из кусочка хлеба, ломтика колбасы и крошки шоколада.

   - Бурнашу... Сивому... Зиме... Сизарю... Себе... - отвечал Малец, - Рыжему... Мне... Седому... Чеграшу...

   Названный брал указанную кучку, но есть не начинал, ожидая окончания дележа. Наконец, назвав всех, Малец опустил рубашку и, обернувшись, взял свою долю.

   Слон убрал проволоку, и все приступили к смакованию. Подражая остальным, и Гаор ел медленно, хотя мизерность порции позволяла расправиться с ней одним глотком. Но это была не еда, а великое таинство приобщения к братству. Именно такими словами, беспощадно бы вычеркнутыми Кервином, он и думал сейчас.

   - Ну и чего психовали, дурни? - улыбнулся зарёванному лицу Гири Седой. - Иди, умойся. На работы нас дёрнули, вот и всё.

   - И за что ж столько отвалили? - поинтересовался, облизывая испачканные шоколадом пальцы, Сивый.

   - Отопление у них барахлило, - ответил Чалый, - ну и наладили им релейку. Ещё прогулку завтра обещали.

   - А чего не сегодня?

   - Льёт там, надзирателям мокнуть неохота.

   Седой улыбнулся Гаору, усаживаясь на свое место.

   - Трепанули тебе уже про меня? - и сам ответил. - Вижу, трепанули.

   Гаор кивнул.

   -- Авария на заводе была?

   - Угадал.

   - Давно?

   Седой внимательно смотрел на него.

   - Скоро десять лет.

   Гаор свёл брови, напряженно считая и вспоминая.

   - Я тогда ещё в училище был. Нет, не помню.

   - Ты мог вообще не знать.

   - Нет, - покачал головой Гаор. - Чтоб за аварию сюда попасть, жертв за сотню надо считать. А тогда и расплатиться нельзя. Нет.

   Он говорил как сам с собой, уже не глядя на собеседника. Вокруг обсуждали съеденное, рассуждали, что умственность она себя везде покажет и оправдает, опять играли и трепались, а он тихо и быстро спорил и доказывал.

   - Первая нестыковка. О такой аварии слышал бы, не могло это мимо пройти. Это два. Кто погиб, что за них такой приговор? За рабочих столько не давали и не дадут. Это три. Скоро десять... это когда? Рамсел? Там бомбёжка, не подходит...

   - Зачем тебе это? - вклинился голос Седого.

   Гаор вздрогнул и повернулся к нему. Говорил Седой небрежно, с лёгкой насмешкой, но глаза его были серьёзны.

   - Не лезь, Рыжий. И опасно, и незачем.

   - Мне уже бояться нечего, а...

   - А вот здесь ты ошибаешься! - перебил его Седой. - Запомни, пока ты жив, есть и опасность. Всегда найдётся более страшное.

   - Страшнее этого?

   - На фронте было страшно? - ответил вопросом Седой.

   - Было, - честно ответил Гаор.

   - Думал, что страшнее не будет?

   - Думал.

   - Здесь страшнее?

   - Да, - вынужденно кивнул Гаор. - Но вы же...

   - Тебе по губам дать или всё же запомнишь? - перебил его Седой. - Кто над кем хозяин? Ты над языком или он над тобой?

   Гаор невольно смутился. Не водилось за ним раньше такого. Всегда знал, с кем, как и о чём говорить, на сколько язык отпустить.

   - То-то, - не стал его добивать Седой и улыбнулся. - Ноги отошли?

   - Да, - ответно улыбнулся Гаор. - А что, обуви совсем не дают?

   - Здесь только на работах. Видел, кто тележку возят, комбинезоны и ботинки. А у хозяина... как хозяин решит. Содержание и использование раба на усмотрение владельца, - и усмехнулся. - По закону.

   - Закон - это сила, - так же усмехнулся Гаор. - А... а я не понял, как выплаты вычисляются?

   Седой кивнул, показывая, что считает вопрос правомерным.

   - Семьдесят пять процентов от потенциальной зарплаты. Допустим, ты... ну, скажем, сделали тебя садовником.

   Гаор не смог удержаться и фыркнул, настолько нелепым ему показалось такое предположение. Седой, словно не заметив, продолжал.

   - Значит, твой владелец садовника не нанимает и на зарплату как бы не тратится. Вот семьдесят пять процентов он выплачивает, а двадцать пять ему оставляют на твоё содержание. Понял?

   - Понял, - кивнул Гаор. - Но разве это выгодно? Владельцу?

   - Значит, выгодно, если покупают таких рабов, - ответил Седой. - Всё зависит от использования.

   Седой легко встал, прекращая разговор. По коридору приближался голос надзирателя и скрип колёсиков. Гаор даже удивился, как незаметно прошло время. На гауптвахте и в карцере тянулось, а здесь...

   - Первые сутки ты пережил, - сказал Седой. - Врача ты пройдёшь, это тебе не в новинку. Ещё сортировка и торги в первый раз тяжело. Но выдержать можно.

   - Выдержу, - ответил, как давая обещание, Гаор.

   - Встать! - рявкнул Слон. - Становись по четыре! Двадцать восемь, господин надзиратель.

   - Так никого и не придавили, - рассмеялся надзиратель, открывая заслонку. - Чего так, Старший? Пошёл.

   - Так не за что, господин надзиратель, - ответил Слон, принимая паёк.

   Надзиратель рассмеялся. Да и сами рабы негромко фыркнули: таким нарочито простодушным был тон Слона.

   Получив свой паёк, Гаор уже спокойно и уверенно сел на нары и ел сидя. Попыток отобрать еду у другого он за эти сутки ни разу не видел и понимал, что это порядки, заведённые Слоном и, видимо, Седым. Но был бы другой Старший... его опыта гауптвахты и училищной столовой было достаточно для понимания других вариантов. Пришлось бы драться, а он только сегодня почувствовал, что отходит от первичной обработки, и прежней своей силы ещё не набрал.

   Как и вчера прошла поверка, раздали одеяла и погасили свет в камерах. Наступила тишина. И вдруг - Гаор даже вздрогнул от неожиданности - в соседней камере запели. Высокий мальчишеский голос растянуто выговаривал, выпевал слова, и низкие мужские голоса согласно вторили ему, поддерживая песню. Песню подхватили на верхних нарах, вступил Зима, загудел низкий голос Слона. Гаор с изумлением слушал сложное многоголосие, такое сложное, что простые незамысловатые слова, бесконечно повторяющиеся в новом порядке, с капризно меняющимися ударениями, становились похожими на заклинание. Пели лёжа, свободно, вроде каждый по-своему, но стихийный хор был слажен... куда там училищному. А в их училище был хороший хор, и спевками их мучили, и занятия специальные... Гаор понимал, что ничего этого здесь не было и быть не могло, откуда это? Он посмотрел на Седого. Седой пел со всеми, и его глаза, казавшиеся в камерном сумраке тёмными провалами, влажно блестели. "...Мы пойдём с конём по полю вдвоём... мы пойдём с конём по полю вдвоём..." Куда и зачем идут человек и конь, что это за поле, рождающее зарю... Да не всё ли равно? Гаор почувствовал, что не может молчать. Петь лёжа он не мог и, слегка откинув одеяло, сел, прислонившись спиной и затылком к стене, и вступил в песню.