Мир Гаора

   ...Кервин гнал машину в наступающих сумерках и улыбался. Всё-таки как ему повезло с семьей! И кто же этот Венн? Ещё один дядя? Скорее всего, так, но почему он никогда не слышал о нем? И почему дядя считает информацию о родственнике лишней? Да, нет семьи без тайны. Давно сказано.

   Навстречу стремительно летел выхватываемый фарами бетон шоссе. Хорошо, что отменили эту дурацкую светомаскировку, ночные пропуски и прочую военную шелуху, возможно вполне оправданную в прифронтовой зоне, но не у них, в глубоком тылу. Гаор не очень охотно говорил о фронте, но иногда его прорывало, и тогда рассказывал страшные вещи и кричал: "Это можно написать?! Можно?! Напечатаешь?!" Он отвечал: "Напиши так, чтобы я напечатал". И Гаор мрачно бурчал: "Брехня получится", - и переводил разговор на другое. Или уходил. Чтобы напиться в компании таких же, как сам ветеранов. Нет, никогда он не простит Юрденалу того, что тот сделал с его другом...

   ...Стиг Файрон пришёл к нему в редакцию, принёс статью, о которой договаривался ещё Гаор. О равенстве перед законом. Он просмотрел, вздохнул и отдал для обработки в номер.

   - Иногда равенство боком выходит.

   - Иногда, - кивнул Стиг.

   - Ничего нельзя сделать?

   - Для него... практически нет. А для других ещё есть шансы. Мы подняли шум, теперь его надо использовать.

   Он кивнул.

   - Понятно. Но... но неужели нет другого выхода? Я не могу понять, зачем это понадобилось Юрденалу? Неужели он не мог заплатить долг из нажитого?

   У Стига блеснули очки.

   - У Юрденала нет нажитого. Понимаешь, он очень ловко обтяпывал свои дела. Мне удалось кое-что откопать. Всё, что он нахапал, а там такое... - Стиг даже присвистнул, - ну и о приёмах хапанья лучше не упоминать, так вот, чтобы не отобрали, он быстренько всё переводил в родовое. Понимаешь? Богатство сказочное. Но... неотчуждаемое. По закону. И нажитого отчуждаемого у него только его жалованье, наградные, погонные и так далее, да мундиры и прочая расхожая чепуха. Всё по-настоящему ценное оформлено как родовое достояние. Вот он и загнал сам себя в ловушку. Потому сыночек и проигрывал родовые ценности. Потому что других попросту нет.

   - Загнал он себя, а расплачиваться Гаору!

   - Ну, жёлтую жизнь и папочке, и сыночку устроить можно. И даже без особых усилий с нашей стороны. Сыночек официально банкрот и может совершать только мелкие бытовые сделки на наличные в пределах сотни. Ограниченная дееспособность, - улыбается Стиг, - строго по закону. Его карточка аннулирована, все, кто надо, предупреждены. Ведомство Юстиции законы блюдёт. Как ему и положено по нашей мудрой Конституции. Скандал шумный, и папочкина карьера, похоже, приказала долго жить. Доброжелателей у него и без нас хватало, и он сам, - Стиг не выдержал и засмеялся, - сам, понимаешь, сделал им такой подарок. Теперь они будут его кушать под различными соусами и в своё удовольствие. А мы будем на это смотреть и обсуждать кулинарные новости.

   - Тебе бы фельетоны писать, - смеётся он.

   - По-настоящему, - вздыхает Стиг, - его бы ущучила только конфискация. Но родовое при живом главе и полноценном наследнике не конфискуется. И Ведомство Крови на это никогда не пойдёт. Это может только Политуправление, но оно своих не сдаёт. Я проверил по всем документам, включая пергаменты в Архиве Древностей. Глухо.

   - Значит, Гаор...

   - Значит, - мрачно кивает Стиг...

   ...Впереди разгоралось зарево городских огней. Мийра наверняка уже волнуется. Младшие спят, а Линк, тоже наверняка, сидит и изображает, что делает уроки. Ничего, ещё поборемся. Не всё потеряно...

   ...Гаор, сидя верхом на стуле, дымит сигаретой и смотрит, как он читает его заметку.

   - Что? Нечего вычёркивать?

   - Найду, - отмахивается он. - Сейчас закончим и пойдём ко мне.

   - Зачем?

   - Во-первых, я тебе кое-что покажу, купил вчера на развале. А во-вторых, пообедаем. Мийра обещала потрясающее жаркое.

   - За книгу спасибо, - кивает Гаор. - а обедать я не буду.

   - И что ты на этот раз выдумаешь? Что не любишь мяса, или что сыт? - ехидно парирует он. - А книгу я тебе ещё не дал. Придёшь, поешь и получишь. На два дня. Понял?

   - А сюда ты её принести не можешь?

   Он поднимает голову и смотрит прямо в карие с жёлтыми искорками глаза.

   - Иногда мне кажется, - медленно говорит он, - что ты избегаешь меня. В чём дело, Гаор?

   - Ни в чём, - пожимает Гаор плечами. - А когда кажется, то надо молиться.

   Но он продолжает смотреть, и Гаор нехотя отвечает.

   - Это твоя семья, Кервин. Мне там делать нечего. И подкармливать меня не надо. Кто я тебе, родня, что ли?

   Он сердито бросает карандаш.

   - Ну, знаешь...!

   - Знаю, - перебивает его Гаор. - Мы друзья, Кервин, так? Ну?

   - Друзья, - кивает он, - но...

   - Так не порть дружбу. Не надо. Ко мне ты ни разу не пришёл, я же не обижаюсь. И ты не обижайся. Вот припрёт когда...

   ...Ладно, Огонь обжигает, но и освещает дорогу. А алеманы говорят, что Бог даёт проблему, но даёт и силы её решить. Сделаем!

   Под утро Гаору приснилось, что его опять засыпало в окопе, и, выбираясь из-под завала, он толкнул соседей. Ему немедленно врезали по затылку, чтоб лежал тихо, и этим окончательно разбудили. Он уже осторожно выпутался из одеяла и пошлёпал к параше. Потом умылся и попил из пригоршни. И постоял у раковины, прислушиваясь.

   - Давай ложись, - сонно сказали ему с нар, - надзиратель заметит, всем хватит.

   Совет был по делу, и он вернулся на своё место, влез в нагревшийся за ночь одеяльный кокон и посмотрел на соседа. Седой спал. В темноте щетина на его лице была совсем незаметна, и, разглядывая его, Гаор убедился: чистокровный. Но чистокровных не обращают в рабство. Ни за какие преступления. Рабство только для полукровок. Или... то, о чём иногда шептались с суеверным ужасом: политический. И что за статья: авария с жертвами? Компенсация семьям погибших? Но чтобы за это в рабство? Непонятно. Но в любом случае Седой вчера его спас. Первый день самый трудный, как поставишь себя, так и дальше пойдёт. Седой поставил его, и теперь любая его промашка не смертельна. Да, он многого не знает, а ведь был прав: есть свой Устав! Гаор улыбнулся. А самое здоровское, что успел он с Ясельгой расплеваться, а то бы загребли девчонку, жена не жена, пойди, докажи, а так... он чист, и она не при чём. С этой улыбкой он и заснул.

   А разбудила его общая, привычная с раннего детства команда.

   - Подъём! - орал надзиратель, хлопая по решёткам дубинкой так, что металлический гул перекрывал его крик. - Старшие, сдать одеяла, камеры к поверке!

   Толкотня у параши и раковины, встряхиваются, складываются и сдаются по счёту одеяла, многие со сна путают пятёрки, и Слон наводит порядок пинками и подзатыльниками, и в строю стоят, зевая и жмурясь, будто досыпая. Снова обыск камеры, личный обыск, лязгнув, задвигается дверь.

   - Ну и как? - смеётся Седой. - Какие сны видел?

   - Разные, - в тон отвечает он.

   - А дёргался чего? - бурчит Зима.

   - Война снилась, - вздохнул Гаор.

   - А чо? - спросил Чалый, - страшно тама?

   - Страшно, - честно ответил Гаор.

   Здесь, он это не так понимал, как чувствовал, молодецкое ухарство ни к чему, вернее, оно не в этом. Он сел на нары и стал растирать, массировать ступни и пальцы ног, как его научили тогда в госпитале. Вчера сильно замёрзли, болят, надо разогреть.

   Издалека донеслось повизгивание колёсиков.

   - Во! - обрадовался Гиря. - Жрачку везут.

   - Ты слушай, откуда, ща накормят тебя, не отплюешься! - фыркнул Чалый.

   Да, скрип приближался с другой стороны. Гаор поднял голову и увидел, как мимо их камеры прошёл надзиратель, а за ним двое рабов проволокли тележку с трупом. Ошибиться он не мог: навидался. Парень с тёмным ежиком в заляпанной кровью рубашке и рваных штанах был мёртв. Камера проводила тележку заинтересованными, но не сочувственными взглядами. Гаор посмотрел на Седого.