Мир Гаора

   Сегодняшняя каша не походила ни на какую другую, но что-то смутно, на грани сознания, напоминала. Её название - пшёнка - ни о чём ему не говорило, но... но что-то... что-то... Додумать он не успел, вставая со всеми из-за стола и благодаря Мать.

   В коридоре к нему протолкался Махотка.

   - Рыжий, учиться будем?

   Гаор изумлённо уставился на него. Последнее время Махотка стал заправским учеником, в том смысле, что начал увиливать и отлынивать, третьего дня его вообще пришлось отлавливать и подзатыльником загонять на урок физики, и на тебе... и голос такой, будто просит.

   - Будем, конечно, ты что?

   - Ну, этот, механик, сказал же, чтоб ты меня не учил. Чтоб тебя вместо меня не продали.

   - Мне на него и советы его... - Гаор завернул такое, что невольные слушатели грохнули восторженным хохотом.

   И пока строились на выдачу, продолжали ржать и требовать от Рыжего, чтоб повторил, а то с одного раза и не запомнишь. Но щёлкнул замок двери надзирательской, и все затихли. Праздник праздником, а схлопотать вполне можно.

   Как всегда под праздник дополнительная пачка сигарет, Гаор заодно сдал опустевшую зажигалку и получил новую, а фишек ему выдали неожиданно много. Обычную красную за гараж, две зелёных за поездки, синюю за сегодняшнюю и две белых... за что? Ему не сказали, и он мудро не спросил. Дали, значит, взял. Махотка получил тоже больше обычного: две белых и зелёную, а обычно ему давали три белых. "Горячих" и "по мягкому" им не отвесили, они поблагодарили и вышли, зажав в кулаках полученное богатство.

   - Рыжий, - спросил в коридоре Махотка, - а чего стоко много?

   - Это, видать, за учёбу прибавили, - объяснил Старший.

   - Во, умственность что значит! - одобрили остальные.

   - Ворону вон тоже как Старшему почти отваливают, а он один работает, но по умственному.

   - Давай, Махотка, учись, пока Рыжий с Вороном здеся.

   - Вот и пошли, - весело сказал Гаор, ведя Махотку за шиворот в спальню.

   Махотка шёл сам, но учителю строгость положена, мастер завсегда с-под-руки учит, и что Рыжий Махотке за каждую ошибку подзатыльник отвешивает, а Ворон так язвит, что обхохочешься, всеми, в том числе и Махоткой понималось как должное.

   После физики и письма, Гаор отправил Махотку к Ворону, хотя обычно в выходной вечер уроков не было. Но раз такое дело, что за это фишки дают, то Махотка не спорил. Но Ворон сказал, что устным счётом можно и на дворе заниматься. Он будет курить, а Махотка сидеть рядом и решать задачи.

   На дворе как всегда шум, весёлая беготня, солнце ещё высоко, и бледный диск луны виден, ну да полнолуние сегодня. И неужели и на ночь их на дворе оставят?!

   Гаор сразу ушёл к своему турнику, размялся, включая броски и перевороты, не требующие партнёров. Учить он этому не может, но для себя в одиночку... Да к чёрту, он один, никого этому не учит, а если кто и глазеет, то... все равно к чёрту! Гаор подпрыгнул, ухватился за трубу и стал подтягиваться.

   Всякий раз на турнике он вспоминал, как стало как-то не так на основном дворе, как он побежал туда и увидел... И слова Матери, что охрана завсегда с девками балуется... Сволочи, они же свободные, мало им шлюх городских, или шлюхам платить надо, а рабыня бесплатная... сволочи... И он яростно подтягивался, исступлённо снова и снова повторял ту, как оказалось, памятную с училища композицию, с которой он выступал на межучилищных соревнованиях по гимнастике на выпускном курсе. Взял тогда первое место, и его кубок красовался в витрине достижений в главном холле, и он, большой уже лоб, выпускник, а бегал посмотреть на него, и карточку, где его сняли с этим кубком на награждении, вклеил в свой альбом. Уходя на фронт, он сдал альбом с остальными вещами в основной цейхгауз, а, выйдя на дембель, забрал и держал на квартире, значит, его передали отцу и, скорее всего, вместе с его наградами и рукописями отправили на утилизацию, за дешёвый курсантский альбом ни хрена не выручишь, а отец даже рукописи его отказался продать, ведь Арпан всерьёз хотел выкупить, вот сволочь орденоносная, лишь бы нагадить, мало, что убил его, так и рукописи... Ну, чисто спецура. Он вдруг подумал, что никогда не видел ладоней отца, наверное, и у того есть этот знак. Ведь Сержант ему говорил, что отец в спецвойсках по всей лестнице прошёл, но, конечно, начал не с рядового, а, видимо, с младшего лейтенанта, наследники рядовыми не бывают, хотя тогда отец, наверное, был ещё младшим, зачем ему Сержант рассказал тогда, как Яржанг Юрденал стал Наследником, сам-то понимал, о чём рассказывает?

   - Рыжий, а покрутиться дашь?

   - Дам, - ответил Гаор и спрыгнул.

   Махотка подпрыгнул и вполне уже удачно уцепился за трубу.

   - Пошёл, - скомандовал Гаор, становясь на страховку, - десять подтягиваний.

   - Агаа, - протяжно ответил Махотка, втаскивая себя наверх.

   - Молчи, дыхание собьёшь.

   Пришли ещё желающие поглазеть и попробовать. Набежали девчонки дразнить Махотку и других парней. Стало шумно и весело. И все мысли о прошлом ушли, будто их и не было.

   До ужина всё шло как обычно, в любой выходной вечер, но... но что-то и не то. Как напряжение какое-то, будто чего-то ждут, но чего? Вроде, всё как всегда, но Гаор чувствует это ожидание и невольно настораживается сам. Или всё дело в голубых сумерках, зеленоватом небе, золотой полосе закате и наливающейся светом луне?

   На ужин ушли все как-то сразу и быстро. Ни обыска, ни пересчёта. Так что? И впрямь на ночь не закроют? Ну... ну... На ужин та же что и в обед каша, но вместо чая травяной отвар. И не кому-то, а всем. Что это? Почему?

   После ужина все опять повалили к выходу, Гаор пошёл со всеми. Дверь надзирательской плотно закрыта, а наверху... охранника у двери нет. Как это? Двор пуст, ни надзирателей, ни охранников. Ну, их и раньше, положим, в выходной было мало, но у дверей сидели, и внизу у ворот и вдоль ограды в открытую стояли, а сейчас... И почему-то все не разбегаются по закоулкам, не играют, а сбиваются в тесные кучки, о чём-то тихо разговаривают, некоторые крутят в руках незажжённые сигареты, но не курят. Что это? Гаор подошёл к одной из компаний, но по нему скользнули такими отстраняюще безразличными взглядами, что он, прикусив губу, отошёл. Его опять посчитали чужим, за что? Он нашёл взглядом одиноко курившего у парапета Ворона и подошёл к нему.

   - Ты что-нибудь понимаешь?

   Ворон кивнул.

   - Ну?

   - Всё просто. Сегодня летний солнцеворот.

   - Знаю, ну так какого хрена...?

   - Мы, - Ворон сделал такую выразительную паузу, что Гаор невольно мысленно произнёс пропущенное слово: дуггуры. Ворон удовлетворённо кивнул, будто услышал, и продолжил, - служим службы в храмах, приносим жертвы, устраиваем парады, фейерверки и всякое прочее, а они празднуют по-своему. И мы им на этом празднике не нужны.

   Гаор хмуро кивнул.

   - Ты знал об этом?

   - О чём? Скажем так, догадывался. Такие послабления на праздник большая редкость, но... но меня никогда не звали, а сам я в чужую веру не суюсь, - Ворон усмехнулся, - на чужом богослужении чужак может быть только жертвой.

   - И что будешь делать?

   - Покурю. Если не прогонят... посижу здесь, а нет, пойду спать.

   Гаор кивнул. Да, спорить здесь не о чем. Всё, видимо, и в самом деле так. Готовится какое-то... богослужение, обряд, на котором им, ему не место. Тогда Плешак говорил ему, чтобы он молчал и никому не рассказывал, как матери звали к нему Мать-Воду, потому что мужчинам этого знать нельзя. Да, тогда он увидел и услышал запретное, но это было вынужденным, его лечили, спасали, а сейчас он здоров, и... и не нужен им. Обидно, он-то думал, что стал своим. Да что у него за судьба такая: везде он чужой! И всё потому, что полукровка, да... да лучше бы он прирождённым был!

   Вышли матери, и теперь собирались вокруг них. Вот Мать поглядела на небо и покачала головой, кому-то в чём-то отказывая.