Прикосновение

Александр по-прежнему ютился в своей конуре, покупал поношенную одежду, а раз в месяц садился в каледонский экспресс, уезжал куда-нибудь за город и сам стирал одежду в чистом стремительном ручье. Больше всего денег уходило на еду: Александр так быстро рос, что в животе у него непрестанно урчало от голода. О плотских утехах он и не задумывался: не позволяла усталость.

Наконец наступил день, когда Александр получил рекомендательное письмо от мистера Коннелла, тщетно умолявшего его остаться на заводе. В письме говорилось, что Александр три года отработал на заводе и показал себя с лучшей стороны, что он умеет варить металл, ковать медь, обращаться с паровым молотом и прокатным станком, гнуть трубы и плющить железо и, если уж на то пошло, способен собрать паровой двигатель целиком, и, кроме того, он понимает основные принципы и законы механики пара и жидкости.

Тем, что Александр знал больше, чем кто-либо другой на заводе, даже мистер Коннелл, он был обязан воскресным занятиям в библиотеке университета Глазго: юноша считал, что корпеть над книгами гораздо полезнее, чем посещать церковь. Библиотекой разрешалось пользоваться только студентам университета, но Александр без зазрения совести стащил читательский билет у студента, который не бывал в библиотеке по причине запоев.

* * *

С тяжелым ящиком, нагруженным инструментами и золотыми монетами в двойном дне, Александр пешком пересек Камберленд, направляясь к Ливерпулю. Свой груз он нес легко, как перышко. После краткого свидания с невиданной красотой прелестнейшего из уголков английской природы он вошел во второй по величине город Великобритании, почти такой же грязный, как Глазго, но несколько более пригодный для жилья.

Впрочем, и в Ливерпуле юноша пробыл недолго. Александр искал судно, отплывающее в Калифорнию, к золотым приискам, и нашел у причала «Куиннипиак». Корабль был из породы новых — с деревянным корпусом, тремя мачтами и паровым двигателем, благодаря которому развивал большую скорость, чем суда с гребным колесом. Его капитан и по совместительству владелец, уроженец Коннектикута, охотно согласился взять в команду парнишку, знающего толк в паровых двигателях, а Александру не составило труда подтвердить свои познания в разговоре с механиком «Куиннипиака». Рекомендательным письмам янки не доверяли.

Судно везло самые разные грузы — механизмы для рудников, такие как буры и гигантские плавильные реторты, назначения которых Александр пока не понимал, паровые двигатели и дробилки, а также медные детали, шеффилдские столовые приборы, шотландское виски и порошок карри.

— Северные штаты воюют с южными, — объяснил механик. — Все железо и сталь в стране идут на изготовление оружия и боеприпасов, вот калифорнийцам и приходится закупать ложки и вилки в Англии.

— Мы зайдем в порт Нью-Йорка? — спросил Александр, которому не терпелось своими глазами увидеть знаменитый город мечтаний и надежд.

— Нет, в Филадельфию — запастись углем. Под парусами мы поплывем только в случае крайней необходимости: паровые суда быстрее и надежнее, им нипочем ни ветры, ни течения.

Едва «Куиннипиак» вышел из Ирландского моря в Атлантический океан, Александр понял, почему капитан так быстро согласился взять его в команду: механик, старина Гарри, как его звали все на корабле, жестоко страдал от морской болезни и не расставался с ведром, в которое то и дело сплевывал.

— Пройдет, — обещал старина Гарри, — велика важность!

— Ступай к себе, упрямый осел, — распорядился Александр. — Я и без тебя справлюсь.

Но, убедившись, что заставить железное пыхтящее чудовище работать на полную мощность, да еще в бурном море, — нелегкий труд даже для двоих механиков, Александр вздохнул с облегчением, когда старина Гарри явился в машинное отделение спустя два дня, очевидно, победив свою хворь. Большие подшипники на концах стержней, приводящих в движение коленчатый вал, часто раскалялись из-за недостаточной смазки — но не по вине старины Гарри: добыть машинное масло было непросто. Давление в паровом котле зачастую превышало допустимый предел, а один из двух кочегаров, питавший пристрастие к шотландскому виски, однажды чуть не допился до смерти. Между тем Александр сделал первые выводы насчет американцев: в отличие от англичан или шотландцев им чуждо чувство классовой принадлежности. Старина Гарри хоть и был опытным механиком, но не брезговал, в свою очередь, кидать уголь в топку, и точно так же поступали три помощника «Куиннипиака», когда второй кочегар загадочным образом свалился за борт — после того как обыграл чуть ли не всю команду в карты. Ни английский, ни шотландский механик или офицер флота ни за что не унизились бы до грязной работы, а эти практичные люди предпочитали бросать уголь в топку сами, вместо того чтобы отдать приказ подчиненным. Команду составляли матросы до мозга костей, настоящие морские волки, предчувствовавшие, что вскоре гигантские, пышущие жаром машины в чреве корабля отнимут у них работу.

К берегам Делавэра судно приблизилось через двенадцать суток после выхода из Ливерпуля, но повидать Филадельфию Александру так и не довелось. Получив приказ руководить погрузкой угля, он наблюдал за грузчиками, кряхтящими под тяжестью дерюжных мешков с углем, а старина Гарри и корабельное начальство поспешили на берег — лакомиться какими-то особенными крабами.

Взяв курс на юг, судно сожгло меньше угля, чем рассчитывал старина Гарри, благодаря попутному ветру, надувавшему паруса, — это полезное дополнение к силе пара — и достигло Флорианополиса на юге Бразилии прежде, чем возникла необходимость разводить пары в котле.

К своему нескрываемому удивлению, Александр узнал, что Южная Америка богата углем и всевозможными полезными ископаемыми. «Почему же мы, англичане, считаем, что все богатства мира сосредоточены в Европе и Северной Америке?» — гадал он.

Колесный пароходик провел «Куиннипиак» на буксире в устье узкого и тихого залива Лагоа-дош-Патош у границы Уругвая, а в порту Порту-Алегри угольные трюмы были заполнены доверху.

— Раньше уголь здесь вечно был пустой и сырой, лучшие пласты далеко отсюда, — объяснил старина Гарри. — Но теперь какая-то английская компания получила концессию на разработку месторождения и возит уголь по железной дороге.

Огибать мыс Горн пришлось под парусами — что это было за незабываемое зрелище! Неприступные скалы, хлещущие порывы ветра — все, что Александр читал про мыс Горн, оказалось сущей правдой.

Котел затопили только после того, как «Куиннипиак» отчалил из Вальпараисо в Чили — страну, название которой местные жители писали с буквой «е» на конце.

— Чилийский уголек придется беречь как зеницу ока, — грустно предупредил старина Гарри. — Даже в Калифорнии хорошего угля не сыскать — разве что мокрый лигнит да никудышный уголь пополам с серой, а для паровых двигателей они не годятся, мы все здесь задохнемся от газов. Придется выбирать из двух зол меньшее — сходить за топливом к Ванкуверу, а потом тащиться под парусами через весь Тихий океан до самого Вальпараисо.

— А я-то думал, зачем мы везем двигатели, работающие на дровах, — отозвался Александр.

— Так дров здесь завались, Александр! Тысячи квадратных миль леса. — Проницательные глаза старины Гарри сверкнули. — Хочешь разбогатеть на золотых приисках?

— Хочу.

— Верхний слой породы давно сняли. Теперь золото добывают промышленным способом.

— Знаю. Потому и уверен, что механик на прииске пригодится.

Со времен «золотой лихорадки» 1848-1849 годов численность населения Сан-Франциско выросла в четыре раза, а город служил наглядным примером того, к чему приводит подобный резкий рост. На окраинах теснились хибары и бараки, большинство давно пустовало. В центре города было легче увидеть власть золота: он даже претендовал на архитектурную красоту. Многие из охотников за золотом, отправившихся на запад, осели здесь и занялись более прозаическими делами, а когда по другую сторону Скалистых гор разразилась Гражданская война, немало горожан вернулось на восток, воевать.