Прикосновение

От Руби, которая кочевала по приискам с тех пор, как в 1851 году началась «золотая лихорадка», Александр узнал, что вблизи всех рек, текущих к западу от Большого водораздельного хребта (это пышное название носила сравнительно невысокая горная цепь) в этой части Нового Южного Уэльса, найдено наносное золото — возле рек Турон, Фиш, Аберкромби, Лаклан, Белл, Макуори. Но что касается стока воды, ни одна из них и в подметки не годилась полноводным американским рекам. Руби помнила годы засухи, когда реки превращались в цепочку грязных лужиц, а во всей округе не оставалось ни единой зеленой травинки для коров и овец.

Александр чувствовал, что на Туроне поживиться нечем: местные богатства уже разграблены.

В субботу, в последний день перед отъездом из Хилл-Энда, Александр попросил у Руби разрешения взять Ли на прогулку, и она немедленно согласилась. Александр думал, что мальчика придется посадить впереди себя в седло, но оказалось, что Ли ловко правит собственным пони.

День не обманул ожиданий; чем дольше Александр беседовал с Ли, тем сильнее привязывался к нему. Пожалуй, он успел даже полюбить мальчишку. И несмотря на врожденную шотландскую расчетливость, вдруг пожелал помочь Ли получить вожделенное английское образование.

Мальчик без смущения говорил о предстоящей разлуке с матерью, а Александр грустно удивлялся зрелости и фатализму его суждений.

— Я буду писать маме каждую неделю, а еще она подарила мне дневник на целых десять лет — громадную книжищу! Я буду смотреть на нее и помнить, сколько мне еще ждать встречи с мамой.

— А может, она сумеет навестить тебя в Англии.

Изысканное детское личико омрачилось.

— Нет, Александр, ничего не выйдет. Для всех в школе я буду китайским князем, мать которого — русская дворянка. Мама говорит, что я должен вести себя, будто это чистая правда, иначе меня быстро разоблачат. А еще лучше — должен верить в то, что я и правда князь.

— Но мама может выдать себя за знакомую твоих родителей.

Ли рассмеялся:

— Ой, ну что ты, Александр! Мама не похожа на знакомую князей и дворян.

— Если она постарается, ей поверят.

— Нет, — отрезал Ли и расправил хрупкие плечи. — Если я увижу ее — все пропало. Мы выдержим, только если не будем встречаться. Мы уже все обсудили.

— Значит, вы с мамой — лучшие друзья. И не питаете иллюзий.

— Конечно, — кивнул мальчик, словно удивляясь недогадливости Александра.

— Наверное, в ближайшее время мне придется время от времени бывать в Англии. Ты не против, если я буду навещать тебя? Разумеется, прилично одетым, как подобает шотландскому джентльмену. Как ни странно, в Англии наш шотландский акцент не считают изъяном. Для англичан мы иностранцы, в жилах которых слишком много английской крови, потому и пользуемся всеми преимуществами.

Ли сверкнул глазами и радостно заулыбался:

— Да, Александр, это было бы так здорово! Пожалуйста, приезжай!

* * *

Когда Александр Кинросс покидал Хилл-Энд под перезвон церковных колоколов, призывающих недругов Руби на воскресную службу, его думы были полны Руби Коствен и ее удивительным сыном. Мальчик оказался еще умнее, чем полагала его мать, хотя интересовался инженерным делом больше, чем классическим образованием, о котором мечтала Руби. Едва Ли узнал, что Александру известно устройство двигателей, прогулка вдоль Турона превратилась в непрерывную игру в вопросы и ответы. «Вот такого сына я хотел бы иметь, когда возьму в жены девушку из рода Драммондов», — подумал Александр, когда Хилл-Энд остался далеко позади.

Дома, в Батерсте, он застал Джима Саммерса погруженным в гроссбухи; все, что требовалось Александру, уже было заказано и либо ждало на заднем дворе, либо должно было прибыть со дня на день. Обязанности экономки исполняла молодая вдова Мэгги Мерфи — малообразованная, но чистоплотная и деятельная особа, умеющая готовить простую, но сытную и вкусную пищу. Мэгги и Сэм переглядывались так часто, что Александр разгадал, откуда ветер дует, но поскольку Сэм о своих намерениях и словом не обмолвился, Александр заводить расспросы не стал. Время покажет, что будет дальше.

Следующую экспедицию он предпринял на реку Аберкромби, остановившись в пути у реки Фиш. Здесь прииски попадались гораздо реже, а в остальном местность была пустынной и необжитой.

Единственная здешняя деревня, Оберон, раскинулась на вершине Большого водораздельного хребта, между гранитными интрузиями на западе и пересеченным плато из песчаника на востоке. Подъезжая к Оберону, Александр пристально оглядывал самую величественную долину, какую когда-либо видел, но увы, окаймляющие ее скалы высотой в тысячу футов были сложены триасовым песчаником, а у подножия залегали уголь и горючие сланцы, но не золото. Немногочисленные жители Оберона охотно давали проводников бесстрашным путешественникам, желающим осмотреть пещеры у реки Фиш: передвигались по ним верхом на лошадях, вдоль протянутой для ориентира крепкой веревки. Александра заверили, что пещеры, обширную подземную страну сталактитов и сталагмитов, стоит увидеть. Но Александр, не интересовавшийся подземными красотами, продолжил путь.

Предчувствуя, что экспедиция затянется, он прихватил с собой вьючную лошадь (найти мула не удалось) и питался скудно, экономя припасы; дичи в пути не попадалось, а стрелять в мелких кенгуру, в изобилии водившихся здесь, Александру не хотелось. Ни оленей, ни кроликов, ни съедобных растений. «Кольт» без дела висел на бедре путника. Он ориентировался по карте, купленной в Батерсте, но карта, как вскоре выяснилось, была неточной и неполной. Оставив Оберон далеко позади, Александр наткнулся на небольшую, но быструю речушку, текущую на запад, но на карте ее не было и в помине. Высокие холмы по берегам речушки имели первозданный вид, Александру ни разу не попались овцы или другой скот.

И тут он почуял запах золота. Круто повернув, Александр поспешил по течению на запад и вскоре добрался до водопада. Через каменный гребень вода не переливалась прозрачный завесой — пенясь и бурля, она скакала со ступеньки на ступеньку по отвесной скале высотой не меньше тысячи футов. Внизу расстилалась широкая долина; буйная река вырывалась на ровную землю и утихала, вилась между округлыми холмами, усеянными гранитными глыбами и валунами.

Кое-где в долине и на холмах виднелись расчищенные прогалины — явно пастбища, заключил Александр, не обнаруживший нигде поблизости золотых приисков. Сверившись с картой и секстантом, он удостоверился, что перед ним земли, принадлежащие английской короне.

Александру понадобилось добрых два дня, чтобы спуститься с высот в долину, где он устроил привал у реки, неподалеку от живописного водопада. «Золото здесь как пить дать, — думал он, — носом чую, что где-то в этой горе есть золотоносный кварц».

Два дня он просеивал речную гальку и в итоге набрал сотню унций золотого песка и мелких самородков. Пора было возвращаться в Сидней.

Александр тщательно уничтожил все следы своего пребывания у реки, даже закопал конский навоз и засыпал вмятины, оставленные копытами, а затем двинулся на северо-запад, к Батерсту, и вскоре углубился в лес. Кем бы ни был скваттер, владевший этой землей, пастбищ ему хватало.

Путем осторожных расспросов в Батерсте Александр выведал фамилию скваттера, который за жалкие гроши пользовался всей землей между Блейни и местом где-то к северу от деревни Крукуэлл. Чарлз Дьюи и не пытался освоить пастбища в горах к востоку от округлых холмов: другой скваттер, рассказавший о нем Александру, пояснил, что там отара навсегда застрянет в непролазном буше.

Вооружившись точными координатами и результатами экспедиции, которые он не собирался обнародовать, Александр отбыл в Сидней, в земельное управление.

В городе он первым же делом поселился в роскошном отеле на Элизабет-стрит, напротив Гайд-парка, и заказал приличный костюм портному-левантинцу, щедро заплатив ему за срочность. Несмотря на всю скупость (упреки Руби все еще жалили его), Александр понимал: эти расходы нужны для пользы дела. Явившись в земельное управление, он без труда добился приема у одного из высокопоставленных чиновников.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.