Рука Москвы

«— Молодые люди, которые живут в пятом времени года. Спасибо вам за то, что вы спасли жизнь моей дочери. Я ваш должник. Располагайте мной. Может быть, я смогу помочь вам предотвратить то, что может произойти завтра. Конец связи…»

Глава четырнадцатая

Завтра была суббота. Начало торжественной церемонии похорон национального героя Эстонии было назначено на десять утра. Но уже к половине десятого аллеи Метсакальмисту и все свободное пространство между могилами было заполнено празднично одетыми и возвышенно настроенными гражданами Эстонии.

На солнце сверкали лакированные козырьки военных фуражек над каменными лицами эстонских солдат, застывших возле свежей могилы с зелеными бархатными подушечками в руках. На подушечках покоились боевые награды Третьего рейха. В толпе мелькали ветхие, тщательно отутюженные немецкие френчи, Железные кресты, орлы со свастикой, значки за участие в кампаниях на Восточном фронте.

На камне из черного гранита было выбито:

«KOLONEL ALFONS REBANE».

Дата рождения: «24.06.1908».

Дата смерти: «08.03.1976».

Ровно в десять к центральному входу кладбища подкатил траурный кортеж: черный лимузин-катафалк в сопровождении мотоциклистов. За лимузином следовала открытая красная «мазератти». За рулем «мазератти» был внук национального героя Эстонии известный художник-абстракционист господин Томас Ребане, рядом с ним — его прелестная невеста госпожа Рита Лоо, вся в черном, в черных перчатках по локоть, в черной широкополой шляпе. Траур был ей к лицу, черное выгодно оттеняло цвет ее волос — цвет осенней ржи, цвет эстонских полей, даже за полвека не вытоптанных советскими оккупантами, как они ни топтались.

На заднем сиденье «мазератти» возвышалась массивная фигура и крупная бритая голова начальника секретариата кабинета министров Эстонии господина Генриха Вайно — единственного высокопоставленного правительственного чиновника, который не побоялся открыто продемонстрировать свою солидарность с патриотически настроенными гражданами республики.

Впрочем, при необходимости его присутствие на церемонии можно было объяснить причинами семейного характера: будущий тесть внука национального героя не мог проигнорировать мероприятия, столь важного для его будущего зятя.

За «мазератти» двигались автомобили с руководящими деятелями Национально-патриотического союза, Союза борцов за свободу Эстонии, общества «Мементо» и других патриотических общественных организаций.

У ворот кладбища кортеж поджидала пресса, эстонская и российская, телевизионщики из Москвы и Санкт-Петербурга. Но самой многочисленной была съемочная группа таллинского телевидения. Ею руководил режиссер Март Кыпс. Его долговязая фигура и красный платок на лбу мелькали одновременно во всех местах. Он был вездесущ. Он был исполнен вдохновения. Он снимал финал своего будущего фильма, который откроет новую эру в эстонском кино. Он снимал возвращение Альфонса Ребане.

Катафалк остановился. Из его чрева извлекли темно-вишневый элитный гроб с позолоченными ручками и распятием на крышке. Его подхватили молодые эстонские солдаты в парадной форме с аксельбантами. И вот он поплыл над толпой по центральной аллее таллинского мемориального кладбища Метсакальмисту — мимо могил эстонских философов, эстонских ученых, эстонских композиторов, писателей и поэтов.

Поплыл гроб с останками штандартенфюрера СС, командира 20-й Эстонской дивизии СС.

По крайней мере, так это выглядело для всех присутствующих.

Во всяком публичном действии есть сторона видимая, рассчитанная на неискушенного зрителя, а есть другая, оценить которую может только специалист. Так в советские времена западные корреспонденты терпеливо высиживали на съездах и пленумах ЦК КПСС, но следили не за содержанием речей, а подмечали, кто за кем их произносит и кто рядом с кем сидит в президиуме. В итоге вычисляли не формальное, а истинное значение политических фигур. Так и нашей задачей на этом шоу было понять, кто тут, собственно, главный.

А кто всегда главный? Тот, кто знает то, чего не знает никто. Про изделие «ФЗУД-8-ВР», которое на плечах молодых эстонских солдат плыло по кладбищу в элитном гробу из вишневого дерева, не знал никто. А он знал. Кто он, этот таинственный мистер Икс?

Накануне мы внимательно изучили список приглашенных, но ни к каким выводам не пришли. Он наверняка был в списке. И вряд ли проигнорировал приглашение, как это сделали президент, премьер-министр и депутаты парламента. Он был фигурой заметной, близкой к национал-патриотам, и его отсутствие было бы слишком демонстративным.

Первым, на кого мы подумали, был Генрих Вайно. Поэтому я наблюдал за ним с особенным вниманием. Но не заметил ни намека на напряженность или на беспокойство, которых не мог не испытывать человек рядом с восьмикилограммовым фугасом. Но он неторопливо шествовал за гробом среди почетных гостей церемонии об руку с дочерью в сопровождении будущего зятя.

А если не он, то кто?

Оставалось наблюдать. Тот, кому позвонят по мобильному телефону и он начнет пробираться к выходу, тот и есть мистер Икс. Взрывной радиосигнал, запускающий отсчет, мог быть послан хоть со спутника. Но он должен быть подан в определенный момент — не раньше начала церемонии и не позже ее конца. Со спутника этого не увидишь. Радиопульт в условиях города дает уверенный импульс примерно за километр. Значит, за кладбищем кто-то наблюдает в бинокль или стереотрубу. Не исключен вариант, что сам мистер Икс и нажмет кнопку на пульте — примерно за двадцать минут до оружейного салюта, кульминации церемонии. И тут же уйдет. Двадцати минут ему вполне достаточно, чтобы оказаться на безопасном расстоянии.

Изделия «ФЗУД-8-ВР» в гробу, разумеется, уже не было. Решение о том, что с ним делать, было принято не без спора. Генерал Кейт с присущей ему решительностью хотел немедленно вызвать саперов, вывезти фугас на полигон и взорвать его там к чертовой матери. Генерал Голубков столь же решительно возражал.

На это изделие у него были свои виды. Ему приходилось иметь с такими изделиями дело в Чечне. Тогда это была новейшая разработка российской «оборонки». В Чечню поставили всего несколько штук. За прошедшее с тех пор время их наклепали больше, но в войска они не шли. Они поступали на склады спецслужб. Если проследить путь этого изделия от завода-изготовителя до склада и далее, можно узнать много любопытного.

Но Кейту генерал Голубков привел другие доводы, тоже резонные. Мы не знаем, когда фугас положили в гроб. Мы не знаем, кто его положил. Мы не знаем, что предпримут эти люди, если узнают, что их замысел раскрыт. А они могут это узнать. Появление саперов в ритуальном зале военного госпиталя будет достаточно красноречивым. А если в запасе у них есть еще одно изделие «ФЗУД» и они разместят его на месте захоронения?

Этот обмен мнениями командующий Силами обороны Эстонии генерал-лейтенант Кейт и начальник оперативного отдела Управления по планированию специальных мероприятий генерал-майор Голубков вели в кабинете апартаментов Томаса в гостинице «Виру», очищенных от подслушивающих устройств. На совещании я был третьим. Томаса отправили постоять в почетном карауле у гроба его деда, что выглядело вполне естественным, а Муха и Артист сопровождали его, что тоже не могло вызвать никаких подозрений. Пока Томас нес вахту, его охранники обследовали прилегающие к ритуальному залу помещения и служебный ход, который вел во двор госпиталя и расположенный там морг. Артист сообщил по мобильнику, что ничего подозрительного не обнаружено, но это ничего не значило. Контролировать обстановку в ритуальном зале мог кто угодно — сторож, охранник, любой служащий госпиталя. Поэтому было решено оставить фугас в гробу, ночью незаметно забрать его, а уж потом думать, что с ним делать.