Страница 23 из 32
А всё ж кончилась эта «отвальная» не по-хорошему.
Хотя… трудно бывает иногда судить, что в наши дни является хорошим венцом дела, а что — недобрым.
Колька, почти ничего, надо сказать, не пивший в застолье, пошёл провожать нескольких особо дорогих гостей, которые перестарались в застолье по части спиртного. На парне буквально повисли трое мужчин весьма нехилого телосложения, у каждого из которых, вдобавок, на плече или на рукаве висела благоверная. И вот вся эта хмельная группа гостей, в буквальном смысле тесно сплотившаяся вокруг завтрашнего воина, вывалилась на крыльцо. (Федюшка, глядевший на них со двора, позже скажет, что все они вместе взятые очень напоминали античный скульптурный шедевр «Лаокоон», изображённый на картинке в учебнике по истории древнего мира). Двор был освещен фонарём на столбе и ещё несколькими выносными лампами, подвешенными в тот вечер на стене дома и на заборе для гулянья. Поэтому Николай смело, несмотря на повисших на нём гостей, занёс ногу над первой сверху ступенькой…
…И тут прямо ему под ноги вылетел откуда-то из тьмы — именно вылетел в своём знаменитом прыжке — Иван Иванович!
Вылетел с истошным вячанием, как будто он не под ноги бросался одному из самых родных для себя людей — а на врага, на какого-либо летучего или четвероногого хищника, проникшего в усадьбу Брянцевых.
Этот удар, этот прыжок, этот резкий вопль буквально сбили с ног Николая — и он рухнул на ступени крыльца, увлекая за собой всех облепивших его гостей! Грохот, сопровождавшийся криками и стонами, был едва ли слабее того грома, каким несколькими часами ранее застолье началось… По крайней мере, в нескольких соседних домах окна осветились и забрехали собаки.
Примечательно, что никто из гостей не пострадал от этого падения. Никто даже нос себе не свернул, не говоря о более крупных травмах. Так, один-два синяка да мелкие царапины. Вот уж точно: пьяному и пожар — щекотка…
А вот Коля Брянцев подняться не смог.
В районном пункте скорой помощи, куда его отвезли часа через полтора, определили: открытый перелом правой голени и разбитая коленная чашечка левой ноги.
— Ну, Ван Ваныч! Ну, чудо! Чудище! Чудовище! — так, мыча и охая, говорил Степан Софронович, сопровождавший своего тяжело травмированного бывшего ученика в машине «скорой», поскольку сам старый натуралист был почти совершенно трезв, пить ему здоровье уже не позволяло. — Ну, прыгун! Не люблю я это словцо, оно мне про Горбатого напоминает, а уж я этого меченого терпеть не могу даже сильней, чем нынешнего Борова, но точней не скажешь: судьбоносный прыжок. Судьбоносный! Вся твоя армейская жизнь, Коля, теперь по другой дорожке пойдёт. Хуже та дорожка будет, лучше, чем если б ты завтра служить пошёл, — один Бог знает. Но на другую колею ваш кот стрелку перевёл для твоего бронепоезда — это как пить дать!
— Пить не хочу, Степан Софронович, а вот пожрать бы чего-нибудь можно, — отвечал ему лежавший в машине «скорой» Колька. — Я ведь там-то, за столом, не пивши, не евши сидел, ничо в горло не лезло. Первый раз со мной такое: больно, хоть ори, а есть охота, во дела!
— Ну, Николка, уж если ты даже сейчас аппетита не потерял — значит, всё у тебя на лад пойдёт. И заживут твои кости быстро, и отслужишь ты с честью, и — как там Веня-то сказанул, гадом буду — домой здоровым вернёшься…
В этих своих словах утешения бывший сельский учитель оказался пророком. Прыжок Ивана Ивановича и впрямь стал судьбоносным для Николая.
Из больницы несостоявшегося призывника выписали лишь после Нового года. А хромать он перестал только к маю, когда уже с весенним призывом всё-таки отправился в армию…
Как выяснилось вскоре, Ваня Брянцев и его жена Тася не зря так сильно тревожились за военную судьбу их сына.
Двое ребят из их района, вместе с которыми Николай должен был направиться в один и тот же учебный отряд, после месяца «учебки», необстрелянные и мало что в боевом искусстве познавшие, оказались перед Новым Годом в городе Грозном. Там они в составе своего полка должны были штурмовать президентский дворец. Однако Нового года они не встретили. И домой они не вернулись.
…Даже в цинковых гробах. И до сих пор их родители, жители древнерусского приозерья, не знают, где находятся останки их погибших сыновей… Впрочем, та же доля выпала почти всем бойцам полка, в котором они служили. И в котором должен был бы служить сын Вани и Таси…
Призванный на службу уже весной, Николай прошёл, тем не менее, сквозь свои огонь и воды. Он оказался тоже на юге — но по своей воле, а, главное, боевое крещение он получил после надёжной подготовки, да ещё и прикрываемый обстрелянными и опытными «дедами». В бою, а не в бессмысленной мясорубке. Парня из талабской деревни обжёг свинец на таджико-афганской границе… И долго ещё после «дембиля» Николаю снилась пещера в памирском ущелье, в которой он просидел часов десять, огнём перекрывая путь каравану с наркотиками. Душманы, охранявшие этот наркокараван, «вычислили» укрытие пограничников и послали туда несколько мин…
И всё-таки Коля Брянцев вернулся в Старый Бор не только живым, но и здоровым. Разве что очень сильно стал курить…
8. ПОСЛЕДНИЙ ПОДВИГ
А теперь в моём повествовании настала пора для самых печальных его страниц.
Писать их мне, поверьте, очень тяжело, и вот именно сейчас я всерьёз жалею, что лишён способности сводить к шутке свои обещания. А ведь мною в самом начале было обещано вам, что вы узнаете историю не только жизни, но и смерти камышового кота Ивана Ивановича. Я рассказал вам его славную жизнь — опустив, правда, немало интересных, головокружительных или просто забавных подробностей. Но главное вы узнали.
Теперь пришло время рассказать о его смерти. Верней, о гибели. А она, гибель Ивана Ивановича, была ещё более доблестной, чем его жизнь.
…Вы думаете, может быть: он погиб в битве с волками или с какими-либо другими крупными хищниками, защищая скот и птицу своих хозяев. Нет, хотя числился за ним и поединок с молодым волком, позарившимся на брянцевских овечек. И не стал тот поединок победным для волка, хотя и наш герой долго после того зализывал и лечил свои серьёзные раны. Однако, когда к брянцевской усадьбе подошла морозной зимней ночью уже целая стая волков, полная жажды отмщения — её встретила картечь из ружей Вани, Шатуна и других староборцев… Нет, не в битвах с недругами из леса, с полей или с неба погиб камышовый кот, проведший свою жизнь под людским кровом. И не от недоброй людской руки он принял смерть.
Он погиб от своей любви к людям.
…Нет правил без исключений. Вы уже знаете, что Иван Иванович был привязан лишь к Брянцевым. И только к ним. Все остальные двуногие, даже друзья Брянцевых, даже те, к кому Ваня, Тася, Вера, Федя и Коля очень благоволили, душевного расположения или хотя бы лёгкой симпатии от брянцевского приёмыша добиться не могли.
Но и тут однажды наступило время для исключения из правил. И это исключение оказалось гибельным для нашего героя…
Началось с того, что Венька Шатун, он же Вениамин Круглов — женился. На сорок первом году жизни — и в первый раз. Это произошло через несколько месяцев после ухода Коли Брянцева в армию. Однажды он поехал по своим заботам в Талабск и надолго там задержался. В Старом Бору начали уже волноваться… Но Веня вернулся — да не один, а с молодой, статной и высокой красавицей. Она была очень не похожа на подавляющее большинство женщин талабской земли, как правило, светлоглазых и светловолосых. Её волосы были черны, как смоль, и антрацитной чернотой сверкали её огромные глаза. Поначалу кое-кто принял её за уроженку либо азиатских степей, либо кавказских гор. Но её тонкий, будто из слоновой кости вырезанный нос не был ни приплюснут, как у степнячек, ни наделён кавказской горбинкой, и невероятной плавностью отличался овал её лица… И, когда Вениамин в первый же день по возвращению пришёл с нею к Брянцевым, Ваня долго вглядывался в неё, а потом всплеснул руками и ахнул: