Антология современной французской драматургии. Том II

Не просто ночь, равнозначная дню, а ночь полновесная, полноправная, ночь — хозяйка мироздания. Сердце полнится чернотой пустоты, не взойдет больше солнце, двери неба навек на засове.

Входит <i>Женщина-змея</i>.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Что голову повесил?

АМФИТРИОН. Я на цепи.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Скажи себе, что твоя цепь — прехорошенький бантик.

АМФИТРИОН. Я всего лишился.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Скажи себе, что весь твой скарб отягощал тебя.

АМФИТРИОН. Я изгнан.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Преврати изгнание в бегство.

АМФИТРИОН. Жена мне изменяет.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Скажи себе, что тебя это устраивает.

АМФИТРИОН. Я дрожу от холода.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Скажи себе, что дрожишь от удовольствия. Чтобы продолжать жить, надобно играть!

АМФИТРИОН. К тому же я подозреваю, что я всего лишь двойник самого себя.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Видать, здорово он на тебя разозлился, тот, кто сотворил с тобой такое!

АМФИТРИОН. Я всего только и сказал, что дважды два четыре!

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Ах вон оно что!

АМФИТРИОН. Если я его встречу, то могу засомневаться в себе и самоустраниться, чтобы уступить ему место! Ибо он в большей степени я, чем я сам, ибо владеет всем, что составляло мою сущность, и делает то, что делало меня собой. И кто я теперь, коль скоро я не тот, кем был?

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Ничего не поняла, повтори, но медленно.

АМФИТРИОН. Тряпье, выброшенное за ненадобностью, — вот что я такое.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Как бы там ни было, я не прочь с тобой поцеловаться.

<i>Никола</i> высовывает голову.

НИКОЛА. Оставьте его, королева, он тронулся умом.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Вот как! Ты повредился рассудком! Дарю тебе прекрасное изречение, которое поможет тебе в твоем отчаянии: «Тебе кажется, что свободна птица, а на самом деле свободен цветок». Какая жалость! Он был так красив! (Уходит.)

АМФИТРИОН. Ежели все, чем я обладал, перешло к нему, все ли еще при мне моя память? И что такое память, лишенная будущего? К чему мне теперь мои воспоминания? Не служили ли они мне всегда лишь для того, чтобы мусолить сожаления о несбывшемся? И кому теперь изливать их? Раз в его власти завладеть моим обликом и всем, что составляло мою радость, и раз он лучше изображает меня, чем я сам это делал в те дни, когда накатывало вдохновение, как узнать: не перешли ли к нему и мои воспоминания, став еще прекрасней и блистательней? Мамина улыбка на Рождество в первые годы жизни, наш дом под липой, увитый плющом, бабушкины песни, первая любовь, купание в чистом ручье июньским днем, битва титанов, как я называл игры с соседским псом, железнодорожный переезд, запах апельсиновых деревьев в цвету…

А ну как и в его памяти запечатлелись те же самые мгновения, и вот теперь он топчет, попирает девственную книгу, повествующую о прошедшем!

Мой жалкий скарб, я был к тебе привязан! Я провалился в колодец непроглядной глухой ночи, и сердце мое бьется в унисон с этой ночью. Как выбраться? Ни единого проблеска!

Так уж и ни единого? А лицо любимой? Ночь живых, ночь скорби! Смерть призываю.

Появляется <i>Скелет</i>, нервно щелкающий зажигалкой.

СКЕЛЕТ. Огоньку не найдется?

АМФИТРИОН. Спички и той нет.

СКЕЛЕТ. Этого добра у меня навалом.

АМФИТРИОН. Можно позаимствовать одну?

СКЕЛЕТ. Сделайте одолжение.

АМФИТРИОН. А вы не слишком страшный.

СКЕЛЕТ. Как это невежливо с вашей стороны! Я как-никак гвоздь программы под названием «Поезд-призрак»! Хотя вы правы, даже дети смеются, когда я выхожу на сцену.

АМФИТРИОН. И все же!

СКЕЛЕТ. О да!

Оба надолго замолкают, выпуская кольца дыма изо рта.

АМФИТРИОН. А вы симпатяга.

СКЕЛЕТ. Поневоле.

АМФИТРИОН. Отбросьте-ка капюшон, дайте на вас взглянуть.

СКЕЛЕТ. Только не это, уйдет не меньше четверти часа на то, чтобы расшнуровать его и снова зашнуровать, а мой следующий призрачный поезд — через три минуты, времени — в обрез, на одну затяжку, и хоп — ваш выход, маэстро!

АМФИТРИОН. Вот что значит жизнь после смерти!

СКЕЛЕТ. Такая у меня работенка. Жить-то нужно, тут смерть как раз и пригодилась. От нее немалый прок.

АМФИТРИОН. Не подвинете ли ко мне вон тот ключик?

СКЕЛЕТ. Отчего бы и нет. А вам приходилось видеть, как умирают? Мне да, один раз… Давно… Я был тогда мальчишкой. Во время войны… Казнь. До школы далеко, вставал засветло. В то утро лило как из ведра. И вот по дороге в школу мне предстала такая картина: молодой человек, совсем еще юнец, моложе вас. Стоит у стены, она вся в отметинах от пуль… Руки у него не связаны, под ним огромная черная лужа, в которой не отражается небо. Все произошло очень быстро, но перед тем, как умереть, он осторожно свернул свое пальто, высмотрел сухое местечко и положил туда пальто, спокойно так, просто. После чего ему выстрелили в затылок.

А от чего этот ключ? И почему вас приковали к сундуку?

АМФИТРИОН. Да так, просто дурная шутка.

СКЕЛЕТ. Вы случаем не убийца детей? Лично я не люблю, когда детям причиняют боль.

АМФИТРИОН. Да говорю вам, это шутка!

СКЕЛЕТ. Ну да, ну да! Это вы другим рассказывайте. Коли вы тут, на то есть причина! Ах ты гад! Будешь знать, как бить детей!

Честное слово, пропущу свой выход! Вам-то нечего терять, можете и подождать. А у меня контракт. (Убегает.)

Входит <i>мисс Найф</i>, напевая свою песенку.

АМФИТРИОН. Please, Lady!

Can you push the little key with your foot! The key, there[9].

МИСС НАЙФ. Пардон? Хотя я и пою по-английски, но английского не знаю.

АМФИТРИОН. You are not Miss Knife from Mi