Страница 50 из 51
И если в жестоком споре с теми, кто порочит твою Родину, кто видит в спорте лишь средство наживы, орудие нечестной политики, способ воспитать в человеке дурное, одержишь победу,— тоже.
Луговой вспоминает свои юные годы, свои ошибки, заблуждения, прозрения..
Своего первого тренера, примером прекрасной и печальной жизни своей и смерти указавшего ему верный жизненный путь.
Он вспоминает Лузгина, старого редактора «Спортивных просторов», которые он, Луговой, теперь возглавляет и куда пришел некогда юным, неопытным практикантом, Лузгина, первого учителя в журналистике, научившего его понимать журналистский долг.
Он вспоминает свои первые шаги в профессии, радости, сомнения, огорчения, открытия и ошибки, удачи и неудачи, бессонные ночи, проведенные на срочном задании, участившиеся командировки, столь не любимые Люсей, работу, работу, которой становилось все больше, и свободные вечера, которых становилось все меньше.
Он вспоминает далекие времена, когда, спасаясь от железной, удушающей опеки обожавшей их Люсиной мамы, они, молодожены, сбегали на зимнюю дачу Донских и там разжигали камин, кипятили чай и, улегшись на коврике у огня, мечтали, строили планы.
Планы! Каких только не было планов!
Вот кончат институт и уедут. Куда? А черт его знает. В тайгу, например. На Дальний Север, на Урал, на Сахалин или Чукотку. Там растут теперь новые города, молодые города с молодым населением. Там нет страшных, грозных профессоров-менторов, занудных (хоть и нежных, заботливых) родителей. Там все молоды, все самостоятельны, все не зависимы ни от чего и ни от кого. Все сами принимают решения. И притом всегда правильные.
Люся воспитает будущих чемпионок мира, несравненных и непревзойденных. Он напишет книгу, которой будет восхищаться вся страна. К ним будут приезжать учиться.
А они будут радостно и весело жить, ненасытно любить друг друга и от всего получать наслаждение — друг от друга, от новых друзей и товарищей, от молодых городов, от своей работы, от студеного моря, или скалистых гор, или гудящих таежных лесов. От лыжных пробегов и пеших походов, от игры в волейбол и теннис, катания на коньках и лодках, танцев и любительских кинофильмов— и еще от сотен разных дел, которые по сердцу таким, как они: молодым, влюбленным, смелым...
Планы, планы. Мечты...
В уютной даче, у жаркого камина, в красной полутьме все казалось таким желанным, близким, верным, легкоосуществимым.
И что же? Осуществились те планы? Сбылись мечты?
Луговой задумывается.
И да и нет, наверное. Жизнь не бухгалтерский гроссбух с одними лишь расходами и приходами. Она куда сложней. И порой то, что казалось расходом, оборачивается прибылью, а приход рассыпается, оставляя на ладони лишь кучку горькой золы.
Не довелось ему побывать ни на Сахалине, ни за Полярным кругом, не довелось пожить в молодых городах, голубых городах своей юношеской мечты. И книги, великой книги не довелось написать. Любовь с Люсей тоже не была для него гладкой, широкой и покойной рекой. И мели, и камни, и омуты, и, увы, заводи оказались на той реке. И не сладостью родниковой влаги радовал ее вкус, а жег порой соленой горечью.
И все же жизнь удалась.
Нет, она бесспорно удалась!
Потому что она насыщенна и разнообразна, стремительна и безостановочна. Потому что он реально видит плоды своего труда. Добрые, нужные людям плоды.
У него много друзей, его любят, ценят, уважают. А в нашей стране этого зря не получишь. Да, у него есть и недоброжелатели. Ну что ж, без этого не проживешь, если по-настоящему делаешь доброе дело, потому что те, кто не любит, не хочет или просто не понимает добрых дел, неизбежно восстают против тебя.
Конечно, Ирина навсегда останется болью в его сердце. Но разве пережитое с ней не было счастьем? Счастьем, которое ведь тоже невозможно забыть.
С годами многое человек воспринимает по-другому. Ко многому привыкаешь. Не так поражает новизна. Осторожней относишься к необычному. Спокойней к радостному. Мудрей к печальному.
И все же главная прелесть жизни в ее разнообразии, в ее неповторимости, в том напряжении сил и чувств, в котором живет человек.
И еще, в жизни надо уметь получать удовольствие от всего. Это большое и не всем доступное искусство. Не о мелочах, разумеется, идет речь. Не о сытной пище, мяг- ' кой перине или возможности поспать. Ведь всякое явление, событие, как правило, содержит и какие-то положительные и какие-то отрицательные стороны.
Так вот, есть люди, которые и в яркий, ясный день умудряются увидеть лишь тень за плетнем, а есть такие, кто на темной улице разглядит крохотный солнечный зайчик.
Надо всегда видеть хорошее, светлое, веселое, стараясь, поелику возможно, не замечать плохого и мрачного.
Надо! Но до чего же, черт возьми, это трудно! Например, он, Луговой, это прекрасно понимает, однако похвастаться сим редким умением вряд ли может.
Да, хватает у него черт характера, привычек, за которые следует ругать себя, которые следовало бы изменит!). И которые, он это прекрасно знает, изменить не под силу.
И вообще, что это он расфилософствовался! Надо не думать о жизни, а жить. В наш атомно-гипертонический век, когда все мы несемся в ракетах, а не тащимся на перекладных, надо действовать, а не размышлять. Действовать.
А может, размышлять тоже? Между прочим, если действовать не размышляя, можно такого нагородить, что потом уже никакие размышления не помогут.
Луговой усмехается про себя И вновь погружается в те самые размышления, в необходимости которых только что усомнился.
Теперь мысли его принимают иное направление. Он спускается на землю. Прикидывает час, когда его вызовут к телефону, объем материала, который предстоит передать.
И что можно добавить к тому, что заготовлено, и не выбросить ли тот кусок, который накануне так понравился ему самому, что он даже перечитал его вслух, а сегодня кажется чересчур напыщенным.
И еще эта пресс-конференция, на которой ему поручено председательствовать. Какими словами открыть ее, какими заключить? Надо сделать хоть какой-то набросок. И еще не забыть бы договориться об интервью с вице-президентом МОК, которое ему так необходимо и которым откроется полоса. Кстати, как она будет иллюстрирована? Куда задевался фотокорреспондент? Не забыть бы сказать, чтобы к телефону вызвали техреда... Интересно, сумела типография войти в график?.. Да, и бумагу! Бумагу завезли? Не забыть спросить... И еще... О господи, ни на что времени не хватает! Летит время, летит быстрее, чем эти лыжники...
Луговой вздыхает. Очнувшись, вновь видит перед собой белые склоны, слепящие сугробы, высокие сосны, яркую толпу...
Одно жаль — как быстро проносится жизнь, как чудовищно быстро...
—Так и жизнь пройдет, а мы с вами не повидаемся, — слышит он за спиной английскую речь.
Луговой оборачивается — перед ним улыбающийся Вист, румяный по легкому морозцу, в меховой тиаре, в вычурном лыжном костюме. Солнечные очки закрывают глаза, рядом с ним элегантная брюнетка в золотого цвета анараке и серебряного цвета брюках.
—Здравствуйте, Луговой, рад вас видеть. Познакомьтесь, моя секретарша — Луиза! — Вист игриво подмигивает. — Поздравляю со второй золотой медалью ваших лыжников. Не зайдем ли в пресс-центр по этому поводу — выпить?
Луговой внимательно смотрит на Виста и замечает то, что при первом взгляде ускользнуло от него, — опухшее лицо, тяжелые веки, красные глаза.
—Что ж, зайдем выпить... кофе, — усмехнувшись, соглашается он.
Они направляются в пресс-центр, садятся за столик у окна, делают заказ: Вист — водку, Луговой — кофе, секретарша — коктейль.
Некоторое время они сидят молча. Наконец Вист вяло интересуется:
- Ну как дела, как работа, процветаете?
- Все хорошо, — вежливо отвечает Луговой, — как у вас?
- Пишем.
- О советском спорте, как всегда?
- Как всегда.
- Как всегда ругаете?
- Ругаю.
- Мало вам телефильмов, — неожиданно для самого себя выпаливает Луговой и устремляет на Виста испытующий взгляд.