Молодость века

Усердно производя съемки, насколько позволяло небольшое количество пленки, которое находилось в распоряжении оператора, он как-то спрятал часть заснятой пленки в круглую металлическую коробку и положил ее между прочими вещами в своей комнате на пол, неподалеку от жестяного бидона с керосином. Дверь оставалась открытой.

При «Баги-Шахи» был громадный сад, вернее парк, с многочисленными цветочными полями, бассейнами и аллеями. В нем жили всякие дикие и полудикие твари: змеи, джейраны, очень большой горный орел-кондор с подрезанными крыльями. Он имел скверный, драчливый характер, и особенное бешенство вызывали в нем белые и блестящие цвета. Мы часто садились завтракать в саду. Если на ком-нибудь из нас были надеты белые брюки, то кондор очень ловко и бесшумно подбирался сзади к сидевшему и одним ударом крепкого кривого клюва разрывал брюки сверху донизу. Тогда пускались в ход стулья, палки и всякие другие предметы. Обращенный в бегство кондор удирал, смешно переваливаясь на ходу и взмахивая подрезанными крыльями.

Обычно он бродил весь день по саду и двору, а к ночи взбирался на свою любимую горку, выделяясь зловещим профилем на фоне белой стены.

Когда же случилось ему забрести в домик оператора, он сразу наткнулся на блестящий предмет — бидон с керосином. Усердно продолбив его в нескольких местах и устроив в комнате керосиновый потоп, кондор принялся за жестянку с пленкой и прорезал ее своим клювом, как ножом. Пленка была изорвана и, кроме того, вымочена в керосине.

Горю оператора не было предела: пропали его труд, его удачные снимки и пленка, которой было так мало. Приходилось начинать все снова.

Между тем возникли серьезные осложнения и с Мухаммед Серваром: он никак не хотел поверить, что мертвые, несуществующие люди могут двигаться на экране, как мы ни старались подробнейшим образом объяснить ему суть дела. Лучшим разъяснением послужил бы киносеанс. Но как его устроить? Электричества, конечно, в Герате не было. Доставить из Кушки по вьючным тропам кинопередвижку с мотором было очень нелегко. Однако мы решили сделать именно это.

С величайшими трудностями нам удалось достать и привезти по частям принадлежавшую какому-то политотделу кинопередвижку. С еще большими трудностями мы ее собрали, установили и устроили сеанс — первый в Афганистане. Следует отметить, что произошло это в такой момент, когда советская кинематография собственно еще и не родилась, а существовала лишь революционная кинохроника.

Вскоре оператор уехал в Кабул, заснял там ряд интереснейших эпизодов из жизни афганской столицы, в частности, торжества по случаю национального освобождения и, наконец, вернулся в Москву.

Крайне интересно, сохранились ли эти хроники 1921 года в архивах и демонстрировались ли они у нас?

КОНТРРЕВОЛЮЦИОННОЕ ВОССТАНИЕ ЭНВЕР-ПАШИ И ЕГО ГИБЕЛЬ

Новый генерал-губернатор прибыл в сопровождении пышной свиты, состоявшей почти исключительно из молодых офицеров. Это был вполне цивилизованный человек. Но не так-то легко оказалось ему войти в курс дела огромной пограничной провинции, в которой исторически (со времен Эюб-хана) сложилась некоторая оппозиционность к Кабулу и где с давних пор правил по древним обычаям Мухаммед Сервар-хан. Надо сказать: если Мухаммед Сервар-хан и не имел европейского образования, то обладал большим опытом и природным умом.

Одновременно со сменой генерал-губернатора в ноябре 1921 года появились первые сведения о том, что «великий вождь ислама» находится в Восточной Бухаре. Им оказался Энвер-паша. Очень быстро стало известно, что Энвер-паша объявил себя «верховным главнокомандующим всеми войсками Ислама, зятем халифа и наместником Магомета». Этот титул признал за ним в специальном фирмане, разосланном всем курбашам, находившийся в Кабуле эмир бухарский Саид-Алим-Тюря-Джан. В чем заключались планы Энвер-паши? Они были грандиозны и совершенно наивны. Ему казалось, что он сумеет создать султанат, который объединит мусульман Средней Азии и Кавказа в одно самостоятельное государство. Но, во-первых, трудящиеся мусульмане поддерживали Советскую власть, а, во-вторых, на страже их интересов стояла Красная Армия. Только сумасшедший мог поставить перед собой такую задачу.

Энвер-пашу, конечно, поддерживали англичане, которые уже испытали на себе силу Красной Армии. Чем же они руководствовались? Их соображения понятны из письма одного английского резидента другому:

«Восточная Бухара представляет собой географически замкнутую, высокогорную местность, с очень узкими входными воротами, граничащую с Афганистаном, Индией и Кашгаром. Если Энверу удастся закрыть туда вход, объединить всех мусульман и организовать хорошую армию, то его легко будет снабжать извне. Вторым шагом может быть завоевание всей Бухары и Ферганы. Возникновение такого государства весьма повлияет на Афганистан. Турецкие офицеры, ханы и мусульманское духовенство несомненно окажут ему содействие. В Бухаре еще осталось много чиновников бывшего эмира, которые восстановят администрацию…»

И вот была пущена в ход вся английская агентура. Конечно, англичане имели большой опыт в организации междоусобных войн и заговоров на Востоке. Но у Советской власти был не меньший опыт в раскрытии вражеских замыслов и подавлении контрреволюционных мятежей.

Вследствие того, что большая часть населения в пограничных афганских провинциях была неграмотна, бороться с разнузданной пропагандой английских агентов, распространявших самые дикие небылицы о том, что происходит в Бухаре и Советском Туркестане, было трудно. Помимо этого, английская агентура пыталась оказать давление на сотрудников советского генерального консульства, прибегая к довольно разбойничьим приемам.

Все мы совершали ежедневную прогулку верхом и по городу, и по окрестным дорогам. Иногда жены сотрудников ездили в экипаже. Однажды я и Аркадий Баратов ехали верхом по Кандагарской дороге. Она была довольно оживлена днем и пустела к вечеру. Мы попали на нее уже после заката солнца. Вдоль дороги тянулись сады и огороды, отделенные от нее глиняной стеной в метр или полтора высотой; то и дело встречались мелкие предприятия по окраске шелка — материи разных цветов висели на веревках в несколько рядов.

Мы ехали о чем-то разговаривая. Вдруг грянул выстрел, и ухо «кушкинской» лошади окрасилось кровью. Под Баратовым шел великолепный карабаирский конь Ширин. Мы живо повернули лошадей и увидели человека в белой одежде и чалме, державшего в руках еще дымившееся ружье.

Перескочив через стену, мы помчались по довольно длинному огороду. Но на нем были разбросаны шалаши и хибарки. В вечерних сумерках человек с ружьем пропал, точно сквозь землю провалился.

Случаи, подобные этому, имели место и в дальнейшем. Но мы не придавали им никакого значения и никому о них не заявляли.

Дипкурьерская связь с Кушкой почти прервалась. Между тем Энвер-паша из афганских перебежчиков создал ударный полк под командованием турецкого офицера Хасан-бея, полностью вооруженный английскими одиннадцатизарядными винтовками.

В Кара Су он созвал съезд мулл, ишанов и курбашей. Съезд вынес несколько постановлений. Правоверным было запрещено принимать красноармейцев в свои дома, а также продавать им продукты или фураж. В каждый район направлялся главнокомандующий. Все способные носить оружие подлежали включению в басмаческие шайки. Непокорных ожидало наказание смертной казнью. Бывшие хакимы, беки и чиновники эмирата назначались на различные посты.

Поначалу Энвер-паша всерьез думал, что дело у него идет на лад. В письме, написанном на английском языке, он сообщал одному британскому агенту:

«Сражения с русскими войсками продолжаются успешно для нас. Локайские дела к востоку от реки Вахш по справедливости хороши очень. Я прошу вас прислать мне этих 500 человек с некоторым количеством пулеметов… Пришлите мне, пожалуйста, патронов к винтовкам Дисермент (английские одиннадцатизарядные) и для новых русских ружей (трехлинейных). Я думаю, что русские не будут мне скоро помехой. Ваш Энвер».