Молодость века

К себе я возвращался вечером. Глядя на людей, которые заполняли не только тротуары, но и шли по краю мостовой или оживленно беседовали в подъездах, под деревьями, на скамейках бульваров, видя рестораны и кафе набитыми до отказа, я становился не веселее, а мрачнее. «Неужели, — думал я, глядя на эту оживленную толпу, — люди не понимают, что враг стоит на рейде, а может быть, завтра появится и на подступах к Одессе, что город, лишенный подвоза с моря, вскоре испытает огромные лишения?» Но, казалось, в этот вечер никто об этом не думал. Попадались одинокие женщины, весьма бесцеремонно останавливавшие мужчин, и типичные уличные завсегдатаи, торчавшие на углах с таким видом, будто это их основное занятие. Прошла довольно большая группа французских матросов, которые остались в Советской России. В толпе иногда слышалась греческая, болгарская, румынская, еврейская речь.

В открытом экипаже, запряженном парой лошадей, проехал комендант Домбровский, в черкеске и папахе с красным верхом, сопровождаемый эскадроном. Все всадники были одеты в черкески одного цвета, сидели на лошадях одной масти и имели одинаковое оружие — шашки, кинжалы и карабины.

Это пышное войско не сделало ни одного выстрела, когда через несколько дней коменданта арестовали за злоупотребления.

Повидавшись на другой день с секретарем исполкома А. Фельдманом, окрвоенкомом А. Кривошеевым, замгорвоенкома Я. Ядровым и прибывшим в Одессу с военной инспекцией В. Юдовским, я вечером выехал в Киев, поскольку никаких указаний о заезде в Александрию не получил.

ВСЕВОЕНОБУЧ

Много времени у меня уходило на организацию Всевоенобуча в Киеве. Если в 1918 году в этом деле не было никакой системы, то в 1919-м уже были разработаны программы. Предполагалось, что обучение должно проводиться двумя этапами. Сначала занятия ведутся по 96-часовой программе. Затем обучающиеся подлежат казарменному сбору на четыре недели, где они занимаются в системе взводов, рот и батальонов. Всевобуч должен был в первую очередь обратить внимание на те возрасты, которые подлежат призыву в армию.

Но эта система страдала существенными недостатками. Во-первых, мы до известной степени дублировали Упраформы. При всех штабах фронтов имелись управления по формированию войск, которые в запасных частях занимались обучением тех же возрастов из числа лиц, прибывающих из тылов и прифронтовой полосы. Во-вторых, лица, подлежавшие обучению, работали на заводах, в партийных и советских организациях. И поскольку все способные носить оружие очень часто призывались в те дни для выполнения отдельных задач в городе и деревне, руководители производств, организаций и учреждений всеми способами старались не давать нам своих людей для обучения, так как это срывало их работу.

Помню, как мы (я, Виленский и Сметанич) носились по городу, «вырывая людей». Людей не давали. Возникали конфликты. Приходилось обращаться к Подвойскому и Павлову. Кое-кого удавалось вырвать для обучения. Но в общем толку было мало.

Я всегда считал, что любая работа может быть успешной только в том случае, если в рамках своих обязанностей и руководствуясь общими директивами каждый сотрудник будет проявлять инициативу. Тип прежнего чиновника, хотя бы и с советским наименованием, который пересылает бумажки по инстанциям и ждет решения вышестоящего начальства по любому делу, вызывал во мне органическое отвращение. Обычно это были инертные, равнодушные ко всему люди, которые подолгу держались на своих местах только потому, что в случае любого конфликта у них под руками почти всегда оказывались соответствующая бумажка или распоряжение.

Поэтому я составил новый проект работы Всевобуча Украины и отвез его к Н. Н. Петину, который считался одним из лучших штабных работников.

Проект этот предусматривал перевод призванных Всевобучем на казарменное положение и обучение их в течение шести недель с выдачей им соответствующего обмундирования и оружия. По истечении шести недель призванные возвращались на свою работу и домой, но состояли в районном «полку вооруженного пролетариата», который имел командный состав, штаб, оружие и боезапас. До призыва в армию два раза в неделю они должны были проходить по три часа в день дополнительную строевую и боевую подготовку.

Преимущество предлагаемой системы заключалось в том, что призывать людей для военного обучения нужно было не два раза, а только один. Кроме этого, в обстановке того времени, когда ежедневно где-нибудь происходили контрреволюционные восстания или нападения шаек на города, вместо возникавшей в таких случаях неразберихи, с призывами «Все за оружие!», губернские и даже уездные города могли бы за какие-нибудь два часа выставлять полноценные воинские части.

Петин, маленький, седой, в гимнастерке с поясным ремнем, внимательно при мне прочитал проект и задумался. А потом сказал:

— Конечно, такая система улучшила бы положение в тыловых районах, а главное, по мере мобилизации давала бы армии готовых — обутых, одетых и подготовленных бойцов. Но все это не так просто. Для реализации проекта необходимо иметь много проверенного командного состава, обмундирование, деньги, оружие. Многое у нас есть, но надо все это собрать, распределить по городам, возложить на военкоматы новые обязанности. Притом проект необходимо подкрепить расчетами, провести через украинское правительство, а потом и через Москву. А времени у нас мало. Все, что мы имеем, направляется для ликвидации восстания в тылу Южного фронта, в районе Вешенской. И с этим мы плохо справляемся. Нас правильно ругают за это в Москве. Но попробуйте при «самостийности» наших командующих у кого-нибудь, например у Григорьева, изъять излишки людей, оружия, боеприпасов и обмундирования. Они живут по принципу: что захватил, то — мое!

Он встал, прошелся по большому, светлому кабинету и затем вернулся ко мне.

— Трудно, очень трудно… А проект толковый… Оставьте его у меня…

А. М. КОЛЛОНТАЙ И П. Е. ДЫБЕНКО

В сущности, почти все ответственные работники жили в одной гостинице «Континенталь». Несмотря на это, там долго продолжал работать открытый для всех ресторан со знаменитым румынским оркестром под управлением Жана Гулеско и Корнелия Кодолбана. Однако для большинства наших товарищей, даже наркомов, он был недоступен по своим ценам, и они питались в столовых. Александра Михайловна Коллонтай, приехав на Украину, тоже жила в «Континентале». И по своей работе и потому, что наши номера были неподалеку один от другого, мне приходилось часто встречаться с ней.

Она была красивая, умная, образованная и прекрасно воспитанная женщина.

Что такое хорошее воспитание? Это — скромность, простота в обращении, уважение к другому человеку. За редким исключением, эти черты свойственны были всем старым большевикам. Ленин, Дзержинский, Красин, Чичерин, Луначарский и многие другие обладали ими в высшей степени.

Но, кроме этого, Коллонтай никогда не теряла того женского обаяния, которое так ярко выражено было в Ларисе Рейснер или Инессе Арманд. Поэтому, когда теперь, особенно в кинокартинах, посвященных первым годам революции, большевичек изображают так, что нередко женщину разве лишь по имени можно отличить от мужчины, то это просто говорит о том, насколько плохо мы знаем свою собственную историю.

Коллонтай в эмиграции — в Германии, Франции, Англии, Швейцарии, Бельгии, Италии, Швеции, Дании, Норвегии и США — работала в качестве агитатора и писателя. Разговаривать с нею для меня, молодого человека, являлось истинным наслаждением, ибо читать и учиться было некогда. Беседы и общение со старыми большевиками были учебой для моего поколения. Кроме блестящей эрудиции, меня восхищала в Коллонтай ярко выраженная смелость характера. Недаром она в Кровавое воскресенье 1905 года вместе с демонстрантами шла к Зимнему дворцу. Да и в 1919 году неоднократно выезжала на фронт, выступая перед бойцами.

Однажды, зайдя к ней в номер, я увидел плотного, красивого моряка с бородой и усами. Это был Павел Ефимович Дыбенко. Он, так же как и Коллонтай, родился в украинской семье на Черниговщине. Его родители были так бедны, что ему с трудом удалось при содействии социал-демократки Давидович окончить трехклассное училище. Семнадцатилетним юношей он уехал в Ригу, работал там грузчиком, потом электротехником. В 1911 году Дыбенко был призван на военную службу матросом в Балтийский флот и в 1912 году вступил в партию большевиков. После Февральской революции он был избран председателем Центробалта, участвовал в июльской демонстрации, был за это арестован и просидел в тюрьме до сентября 1917 года. Дыбенко участвовал в октябрьском перевороте, командовал войсками под Гатчиной и Красным Селом, где арестовал Краснова. Он был избран первым народным комиссаром по морским делам и пробыл им до апреля 1918 года. Но ему не удалось защитить Нарву, которая была сдана немцам. За это Дыбенко был отдан под суд, который его оправдал. После пребывания в подполье на Украине он прибыл в нейтральную зону около города Рыльска. Там он был сначала военкомом полка, потом командиром батальона, а после взятия Харькова командовал группой войск екатеринославского направления, которая освободила Крым. Так он стал командующим Крымской армией.