Жаркие горы

Когда пулемет прогремел почти над самой головой, Морозов понял — он у цели.

Хотелось сразу вскочить, но он удержал себя усилием воли.

Преодолевая противную трясучку, раскрыл пакет, приготовил гранаты. Потом терпеливо ждал, когда дух в очередной раз нажмет на спусковой крючок. И только тогда приподнялся, накатом пустил гранату к гнезду пулеметчика. Ее взрыв слился с последними выстрелами.

И всё…

Морозов выскочил из потока и замахал руками, призыва я Максюту.

Комбат приехал в рогу за минуту до условленного срока. Оп спрыгнул с брони, крепкий, похожий на мельника, весь припорошенный пылью с головы до ног. Серый слой лежал на погонах, на спине, и только на груди, где портупея сдвинулась в сторону, выделялась полоса яркого защитного цвета. Пыль лежала даже на его бровях, делая их седыми.

Над ними, мельтеша роторами, прошла и стала с разворота заходить на посадку вертолетная пара. Если смотреть вверх, можно было заметить над машинами сверкающие круги стальных лопастей. По земле бежали скользящие тени.

— Как тут у вас дела? — спросил комбат.

— Выслал разведку по ущелью, — доложил Ванин. — Пока донесений нет. Значит, все нормально. Ждали вас.

От приземлившегося вертолета, придерживая планшетку, к комбату скорым шагом направился старший лейтенант — офицер связи из штаба Санина.

— Майор Бурлак?

— Я. Слушаю вас.

— В долине Сухой, — доложил офицер и показал на карте, — здесь, обнаружен караван с оружием. Состав — пять машин. Охрана на одном грузовике. Генерал Санин приказал ликвидировать. К месту и назад группу доставим вертолетами.

— Капитан Ванин, — приказал Бурлак, — выделяйте взвод!

— Лейтенант Жарков! — подал команду ротный. — Взвод в ружье! На погрузку!

Бренча оружием, к вертолетам побежали солдаты.

Лейтенант Жарков, совсем еще юный, выслушивал боевую задачу, не скрывая нетерпения. Он нервно переступал с ноги на ногу, словно готовился к забегу на длинную дистанцию.

— Жарков, — сказал комбат негромко, — спокойнее. Сосчитай до десяти.

Лейтенант взглянул на Бурлака и широко улыбнулся:

— Боюсь опоздать, товарищ майор. А так я спокоен.

— Тогда — вперед!

Вертолеты, забрав десант, ушли.

— Ванин! Два отделения и броню, — распорядился Бурлак, — подвинь поближе к долине Сухой. Здесь рукой подать. Если там пять машин, Жарков справится. А если больше?

— Есть! — понимающе ответил Ванин. — Высылаю.

И почти сразу два бэтээра, пыля по сухой целине, покатили на запад.

— Товарищ майор! — закричал от машины рядовой Козюрин. — Рация!

Бурлак подошел, взял наушники, надел их. Слушал молча, заметно мрачнея. Снял гарнитуру, отрешенно уставился вдаль.

— Что там? — спросил подошедший Полудолин.

— Щуркова зажали!

— Комбат, давай людей! Я пойду к Щуркову.

На сборы потребовалось пятнадцать минут.

Отправив замполита, Бурлак посмотрел на Ванина. Тот и без вопросов понял, чего ожидает комбат.

— Разведка по ущелью идет спокойно. Сняли пулеметную точку. Дальше — чисто. Идут осторожно, опасаются сюрпризов.

— Как Жарков?

— Прибыл на место. Занял позицию.

— Добро, — сказал Бурлак озабоченно. — Закончит Жарков дело — роту вперед. До вечера хорошо бы проскочить ущелье до Уханлаха.

— Пожалуй, проскочишь, — скептически заметил Ванин. — Как говорят, все шло хорошо, пока не вмешался генеральный штаб. Жди теперь, когда Жарков раскопается.

— Ты эту моду оставь, — отрезал комбат сурово. — Военному кивать на штаб все одно что сельхознику жаловаться на погоду. Суть боя — стихия. Разберешься в хаосе, найдешь закономерность — победил. Запутаешься — сливай воду. — И без всякого перехода жестко спросил: — На Жаркова надеешься?

— Командир толковый, — заверил Ванин. Он даже удивился вопросу — будто комбат сам не знает взводных.

— Ну-ну…

Бурлака одолевала тревога. Осложнение на Щиргарме. Непонятный караван в долине Сухой. Все это не вязалось с тем планом, который он выносил и собирался выполнить с наименьшими тратами.

Вертолеты доставили взвод Жаркова на небольшое каменистое плато. Отсюда до водораздела, с которого открывалась долина Сухая, рукой подать.

Жарков взбежал по склону. У гребня упал и несколько метров полз, пока не увидел противоположную сторону горы. Первым, кого он заметил, был удод — пестроперый хохлатый красавец. Он вышагивал среди камней неторопливо и важно. То и дело торкал тонким изогнутым клювом землю. Ткнет, поднимет голову, оглядится вокруг и, будто танцуя, сделает еще несколько шагов.

Удод, должно быть, очень гордился собой. Он то распушал рыжеватый хохолок с черными подпалинами на кончиках перьев, то собирал его в кисточку.

Случайно он встретился взглядом с лейтенантом и замер, удивленный. Скорее всего, не испугался, а только рассердился на чужака, проникшего в его владения. Посмотрел, шевельнул крыльями, зашипел и вдруг сорвался с места. Оттуда, куда он улетел, до лейтенанта донесся глухой протестующий крик «ху-дуду! уп-уп!».

Проводив птицу взглядом, Жарков приложил к глазам бинокль. Далекие скалы теперь стали хорошо видны. И то, что еще минуту назад казалось обычным кряжем, приобрело очертания неприступных крепостных стен. От подножия, усыпанного нагромождением камней, сорвавшихся с высоты, вверх поднималась крутая стена, вдоль и поперек перечеркнутая глубокими темными трещинами. Внизу, у ее основания, едва заметные на темном фоне, ползли несколько машин.

Жарков посмотрел на часы. Минут через пятнадцать колонна будет здесь.

Караван предстояло брать одним ударом. Вступать в длительный бой не позволяла обстановка.

— Работаем на уничтожение! — предупредил Жарков. — Целить по бензобакам. Огонь только по команде. Залпом.

Он расположил солдат вдоль гребня. Указал ориентиры. Определил сектора обстрела. Предупредил о сигналах и командах.

Стали ждать.

Лейтенант то и дело поглядывал вдаль, следя за приближающимся хвостом пыли, который полз по долине.

Отдавали последние распоряжения отделенные.

Сержант Бородин, ворчливый дядька, не раз отличившийся в сшибках, воспитывал упрямого новичка.

— Слушай, Борцов, — говорил он вразумляюще, слегка растягивая слова, — предупреждаю последний раз: с заплющенными глазами не пали. Заруби себе: в городе надо экономить электроэнергию, здесь — боеприпасы.

— Гы-ы, — осклабился Борцов беспечно. — Уж чего-чего, а электры я потратил немало. Приходил домой из школы и сразу телик — щелк! — и гонял до вечера.

— На все подряд лупился? — спросил лежавший неподалеку ефрейтор Романов.

— Спрашиваешь! Исключительно на все!

— И чего ради?

— Для противодействия скуке.

— С тобой все ясно, Борцов, — сказал сержант. — Гонял ты ящик со скуки, а на выходах со страху палишь. Пора нам с тобой прощаться.

— Как это?

— А так, друг. Как в песне: «Давай пожмем друг другу руки и в дальний путь на долгие года». Думаю, больше не увидимся.

— Ты что? — Борцов всерьез встревожился. — Ты что?!

— А то. Будешь жать на спуск, закрыв глаза, с тобой всё. Сперва немного попугаешь духов, а потом они тебя голыми руками прищучат.

— Ты что? — повторял свое Борцов, вконец расстроенный.

— Значит, не нравится? Тогда слушай. Без патронов много не навоюешь. Значит, их надо беречь. Клади строчку не более трех звуков — та-та-та. И отсек. Поглядел, прицелился, и опять три звука. Только прицельно. Как учили. Тогда мы с тобой еще компоту выпьем. После Дарбара. Понял?

Уныло подвывая утомленными моторами, к месту засады приближались пять машин. Над кузовами, захлопнутыми выгоревшим брезентом, высился какой-то груз. В середине колонны шла машина, в которой сидело около пятнадцати вооруженных духов. Езда изрядно утомила их, и они выглядели безразличными, отрешенными. Сидели, поставив между ног автоматы и пулеметы, покачивались на выбоинах, кивали головами, как китайские фарфоровые болванчики.