Вторая гробница

– Алисия, что я должна о тебе подумать?!

Алисия и Говард до смерти перепугались, когда словно из-под земли появилась леди Маргарет.

– Мама! – взволнованно и беспомощно вскрикнула Алисия. – я наблюдала, как работает мистер Картер. Что тут такого?

В тот же миг леди Маргарет заметила на коленях у Говарда рисунок. Она бросила на него быстрый взгляд, и лицо ее омрачилось еще больше. Командным тоном часового из Букингемского дворца она приказала:

– Алисия, ты немедленно отправляешься в свою комнату!

Девочка поворчала и неохотно подчинилась требованию.

Повернувшись к Говарду, леди Маргарет шепотом сказала, что выдавало ее крайнее возбуждение:

– Мистер Картер, до сего дня я считала вас порядочным человеком, но этот случай меня очень разочаровал! – Она выхватила рисунок из руки Говарда и пренебрежительно отшвырнула его в сторону. – Алисия еще ребенок, и ей могут навредить ваши мужские фантазии, независимо от того, творческая вы натура или нет! Надеюсь только, что все это не причинило Алисии душевный вред.

Речь леди Маргарет лишила Картера слов. Он хотел ответить, но его мысли так спутались, что, когда он наконец пришел в себя, леди Маргарет уже развернулась, чтобы уйти. Стоя перед дверью, она крикнула так, что эхо пошло по подвалу:

– Вы еще поговорите об этом с лордом Амхерстом, мистер Картер!

Говард не придал происшествию большого значения. И он, и Алисия смогут разъяснить эту ситуацию, а что касается рисунка, то Говард уже придумал, что ему следует сказать в свое оправдание. Картер продолжил работу наедине с мистером Бобом и снова начал разговаривать с мумией:

«Почему матери всегда думают, что любой мужчина, который подходит к их дочерям ближе чем на два шага, обязательно замышляет что-то недоброе? Вы понимаете меня, мистер Боб?»

Но мистер Боб молчал. Когда лорд Амхерст на следующий день вернулся из Лондона, он вызвал Картера к себе.

Говард почти забыл о неприятном разговоре с леди Маргарет в подвале с мумией. Он собрал все рисунки, чтобы показать его светлости.

Но, казалось, лорда совсем не интересовали рисунки. Он небрежно отложил их в сторону и, как обычно, обстоятельно начал беседу:

– Мистер Картер, я пригласил вас сюда…

– Это из-за Алисии? – перебил его Говард.

Лорд негодующе махнул рукой и ответил:

– Хорошо, мистер Картер, раз уж вы все знаете, я не буду делать долгих вступлений. Перейдем без обиняков к делу.

– Милорд, позвольте мне все объяснить!

Тут лорд Амхерст рассердился, его лицо помрачнело, и он, повысив тон, заявил:

– Картер, я не желаю слышать никаких объяснений. Извольте слушать то, что я намереваюсь сказать вам!

– Охотно, милорд.

Лорд повернулся к Картеру спиной и уставился в окно. Правой рукой он держался за пуговицу пиджака, а левой полез в карман брюк.

– Картер, – снова начал он, – я нанял вас рисовальщиком и был доволен вашими успехами. Я не просил вас, чтобы вы вскружили голову моей дочери Алисии. И уж совсем не хотел, чтобы вы рисовали ее обнаженной. Мистер Картер! Алисия – еще ребенок и не годится в модели для эротических рисунков. На рисунке в вашей комнате я, конечно, сразу же узнал Алисию. Однако я надеялся, что это результат творческой фантазии. Но, как я узнал от леди Маргарет, Алисия к вам привязалась. Зарубите себе на носу: я не хочу, чтобы вы общались с моей дочерью Алисией в повседневной жизни. И, желая сразу разрушить все ваши напрасные надежды, должен сказать, что я хотел бы для Алисии лишь достойных отношений, а эти таковыми не являются. Простите меня, мистер Картер.

Говард стоял неподвижно, чувствуя, как внутри него закипает злость. Он был высокого мнения об Амхерсте, даже доверял ему, как ни одному человеку до сих пор. Но это доверие в один миг превратилось в подозрительность и враждебность. Почему он так и не дал Говарду заговорить? Почему он обращался с ним как с глупым мальчишкой, хотя все его подозрения были беспочвенны? Неужели нужно быть сыном лорда, чтобы его светлость поверил ему? Каким же нужно быть богатым, чтобы иметь право на что-либо!

И снова Картер почувствовал себя жалким и убогим» ничтожным и маленьким. О, как он ненавидел это состояние! Говарду не нравилось быть ничтожным. С детства он страдал от нищеты и мечтал стать когда-нибудь великим и значительным.

Картер не стал перечить, со злостью в душе он удалился, но, вместо того чтобы идти в затхлый подвал, он отправился в Сваффхем Сара была единственным человеком, который мог его утешить.

По дороге в Сваффхем его негодование по поводу поведения лорда и леди Амхерст росло, и Говард сам себе сказал: «Ты не должен вести себя так, будто ничего не произошло». После всего что случилось, Картер твердо решил уйти с этой работы – так сильно он был разочарован.

Наступил вечер, когда Говард въехал в Сваффхем. Школа была уже закрыта. Картер незаметно подошел к черному ходу и позвонил три раза в колокольчик – это был условный знак, о котором они договорились заранее.

Сара была вне себя от радости, обняла и поцеловала Говарда. Но потом она заметила его мрачное лицо.

– Что случилось, Говард?

По пути наверх Картер начал рассказывать, что произошло и что он собирается уведомить лорда о своем уходе. Поднявшись на последний этаж, где Сара использовала старые комнаты баронессы для своих нужд, обставив их новой мебелью, они уединились в уютной комнатке. От железной печки исходило приятное тепло.

Сара молча слушала рассказ Картера. Когда он закончил, она притянула Говарда к себе поближе, так что его голова оказалась у нее на коленях, и ответила:

– Говард, у немцев есть такая поговорка: без муки нет и науки!

– У этих немцев на все найдется поговорка.

– И в большинстве случаев они правы. Тебе еще многому предстоит научиться. Прежде всего тебе нужно научиться идти на уступки, даже если ты знаешь, что тысячу раз прав. Ты должен научиться владеть собой! Иначе ты никогда не повзрослеешь.

Слова Сары разозлили Говарда.

– Вы говорите, как настоящая учительница!

– А тебя это удивляет? – улыбнулась Сара. И эта улыбка, красивейшая во всем мире, как говорил Картер, прогнала его мрачное настроение. Юноша был рад, что навестил Сару, потому что в целом она была права: он обладал такими качествами характера, которые попусту усложняли его жизнь. Его упрямство и нетерпимость к большим и маленьким несправедливостям, которые происходили в жизни изо дня в день, создавали лишние проблемы.

Углубившись в свои мысли, Картер наслаждался тем, что Сара запускает пальцы в его волосы. Он довольно урчал, а затем робко спросил:

– Можно я сегодня ночью останусь здесь, мисс Джонс?

Сара склонила голову и посмотрела Говарду в глаза.

– При одном условии!

– Я готов следовать всем указаниям.

– С рассветом чтобы духу твоего здесь не было. И чтобы ты вернулся на свое рабочее место.

– Договорились! – ответил Картер и еще теснее прижался к Саре. Закрыв глаза, юноша блаженствовал, упиваясь теплотой ее тела, и думал, должен ли он рассказать Саре о своем разговоре с Алисией, о том, что он выдал их тайну. Но он решил отложить то, что его так давно тревожило, на потом.

Серебряная роса покрывала луга перед Дидлингтон-холлом, а в прудах крякали утки, когда Говард Картер ранним утром вернулся а поместье. На развилке он встретил Молочного Джона, который в это время в зеленой повозке, запряженной сивой лошадью, возил молоко к завтраку в Дидлингтон-холл и другие поместья в округе. Он сидел на козлах и что-то бодро насвистывал под нос.

– Доброе утро, сэр! – закричал он еще издалека. – В такую рань и уже на ногах?

– Да-да, а что еще остается, – рассеянно ответил Говард, запыхавшись от напряженной езды.

На кухне в подвальном этаже господского дома миссис Криклвуд уже громыхала чайниками и сковородками, готовя завтрак для прислуги. Ее яичница-глазунья была знаменита и популярна, как королевские драгоценности. Рецепт ее хранился в тайне, ведь миссис Криклвуд овладела искусством жарить яйца с обеих сторон. С момента появления в этом доме Джейн Хэклтон Картер очень полюбился миссис Криклвуд.