Наркомафия

Гуров уволил двух охранников за пьянство. Причина увольнения была настолько очевидной, что даже начальник охраны лишь развел руками и обронил глубокомысленное заключение – «мудаки». С остальными церберами Гуров решил повременить, побеседовал с белобрысым амбалом – руководителем охраны Александром Арепиным, понял, что разговоры с ним – пустая трата времени. Юдин предложил Гурову на выбор – «Мерседес», «Вольво» или «БМВ», но тот даже не стал смотреть машины, объяснив, что машина ему нужна неброская, в которой он хоть чуть-чуть разбирался бы и мог бы в случае чего починить. В результате он получил в пользование серенькую «семерку», чем также удивил окружающих. Действительно, кто откажется от белоснежного «мерса», предпочтет ему серый, как мышь, «жигуль»? К тому же новый особист начал всех подряд допрашивать. Гуров приглашал к себе, угощал кофе, чаем, минералкой и задавал глупейшие вопросы типа: «Болели ли вы в детстве корью и как чувствует себя ваша бабушка?» Разговоры велись вежливо, неторопливо, с отступлениями, порой томительными паузами, когда гостю казалось, что хозяину просто нечего делать и он придумывает, о чем бы еще спросить, да придумать не может. Естественно, каждая такая беседа-допрос тут же становилась достоянием общественности, люди обменивались информацией, пытались найти в вопросах «особиста» какую-либо систему, не находили, так как ее попросту не существовало. У Гурова не было системы, лишь конкретная цель, он искал в каждом человеке болевую точку, изъян, просто человеческую слабость, которую в случае нужды может использовать предполагаемый противник. Беседовал Гуров со всеми сотрудниками без исключения, с главбухом и уборщицей, с коммерческим директором и ночным сторожем. Элита жаловалась Юдину, который позаимствовал привычку Гурова пожимать плечами и неизменно отвечал:

– Терпи, братец, он из меня уже трижды душу вынимал, грозился продолжить.

Человеку неприятно думать, что если он другого человека не понимает, возможно, этот другой очень умный, потому и непонятный. Подавляющее большинство рассуждает проще: все мне недоступное есть глупость. Через недели две служащие фирмы пришли к единодушному решению, что новый «особист» с внешностью иностранца и супермена – «мужик чокнутый», как нынче модно выражаться – «крыша у него поехала». Иметь чокнутого «особиста», к которому мудрый шеф относится с подчеркнутым уважением, – дело неприятное, и Гурова стали сторониться, разговоров с ним избегали. Порой доходило до откровенного хамства. Он никак не реагировал, вроде не замечал, продолжал приглашать в свой кабинет, некоторых по второму разу, даже по третьему. Все беседы он записывал на пленку, затем прослушивал, ставил «диагноз», который заносил в память компьютера. Так Гуров создал картотеку, в которой были записаны все данные о сотрудниках фирмы, начиная с их фамилии, имени, отчества, года рождения и кончая заключением Гурова о характере человека, явных и скрытых пристрастиях, привычках, наклонностях, возможных пороках, психологической устойчивости и многое-многое другое, из чего и состоит человек.

Вскоре в фирме появился Станислав Крячко, которого уволили из МУРа через два дня после подачи рапорта. Начальником управления МУРа неожиданно назначили, присвоив соответственно должности звание генерала, ровесника и однокашника Станислава. Генерал был тщеславен, как оперативник – средне бездарен, дважды Крячко нового начальника выручал, а такие поступки, как известно, не забываются. Так что стоило Крячко подать рапорт, как начальник отдела вылетел из конторы быстрее, чем пробка из бутылки шампанского, которую заблаговременно подогрели и для верности шлепнули по донышку ладонью.

Крячко из одной конторы вылетел, в другую влетел, как врожденный оптимист, сразу стал окучивать новые грядки. Женщинам – улыбки, комплименты и шоколадки, мужчинам – свежие анекдоты и стаканы через минуту после вечернего звонка. За один день Крячко завоевал любовь и признание, оценил, как «обложили» Гурова, забил в его гроб последний гвоздь, прилюдно заявив, что знает полковника второй десяток лет и змей тот редчайший, три шкуры с него, Станислава Крячко, спустил, питается исключительно человечиной и характер у отставного полковника – хуже не придумаешь. Люди были очень довольны, конечно, напрашивался вопрос, мол, зачем же ты, грешник, зная нрав своего начальника, вновь к нему в замы пошел? Но неудобно хорошего человека в неловкое положение ставить. Однако шустрые умные мальчишки из элиты, то есть из окружения шефа, которые комплексами вежливости не страдали, то ли на третий, то ли на четвертый день пребывания Крячко в должности после рабочего дня зазвали его в один из кабинетов, каждый выпил что хотел, и вопрос был задан в лоб, без обиняков.

В кабинете коммерческого директора находились хозяин, Егор Крупин, его заместитель – Илья Вагин, Дмитрий Закревский, который закончил МГИМО, знал несколько языков и занимался делами фирмы за рубежом, и юрист, перешедший в фирму из Министерства внешней торговли, Григорий Байков. Ребята – им было по тридцать с небольшим – были одеты неброско, но кажущаяся простота стоила серьезных денег, держались свободно, но не развязно, как с первого дня отметил Крячко, походили на иностранцев.

Крячко еще не исполнилось сорока, но по жизненному опыту он годился ребятам если не в отцы, то в дядьки точно. Он знал, что из недр фирмы уходит секретная информация и четверо присутствующих имеют к ней доступ. Короче, именно эти интеллигенты, умницы и всезнайки являются его, Крячко, клиентами. Он был человек действительно опытный, а не скорохват и скалолаз, потому к встрече тщательно подготовился, отлично понимал, что «пациенты» образованнее его, с более широким кругозором, в уме не уступают, потому, общаясь с ними, следует говорить правду и только правду. Естественно, излагать ее надо в усеченном объеме и под специальным соусом, который Крячко называл «подливкой для умных и самоуверенных». Последнее качество на сегодняшний день являлось единственным уязвимым местом молодых руководителей фирмы.

Итак, собрались, выпили кто кофе, кто коку, юрист Байков и Крячко предпочли виски.

– Значит, вы к нам прямиком из МУРа прибыли, – сказал утвердительно коммерческий директор Егор Крупин, коротко стриженный блондин среднего роста, который сидел на углу письменного стола и покачивал ногой в сверкающем ботинке.

– Угу, прямиком. – Крячко поднял тяжелый литого стекла стакан, взглянул на янтарную жидкость.

– И Гурова, который нас терроризирует, давно знаете?

– Порядочно. – Крячко допил виски, заглянул в пустой стакан и уточнил: – Тринадцать лет, девять месяцев и… – он пошевелил губами, – дней восемнадцать.

Присутствующие рассмеялись, Байков налил в стакан Крячко виски, долил себе.

– Станислав, чего за хвостом гоняться? В МУРе, как и везде, полно дураков, судя по всему, вы из другой категории. Будем уважать друг друга. Что за человек ваш начальник и чего он добивается? Он пригласил вас замом, вы шатаетесь по офису, каждому доверительно сообщаете, что начальник ваш змей…

– Змей Горыныч, – уточнил Крячко и снова выпил.

– Так какого черта, спрашивается, вы сюда явились? – вспылил Илья Вагин.

– Не пыли, Илья, и не выкай! Лично я тебя пока не обидел. – Крячко плеснул в свой стакан виски. – А куда сыскарю податься, как не в службу безопасности? Время тяжелое, поэтому я предложение Льва Ивановича принял с радостью.

– А он змей?

– Натурально. Вы его еще не знаете, наплачетесь. – И Крячко довольно улыбнулся.

– Так что у вас… у тебя выбора не было? – спросил международник Закревский.

– Меня в столице знают, приглашали, – Крячко пожал плечами. – Так я же сказал: жизнь опасная наступила. Каждый нормальный желает, чтобы его уберегли. Вот я ко Льву Ивановичу и подался – Лев Иванович это вам не «Белый дом», не кремлевская стена, у которой ворота на все стороны света распахнуты. Гуров – стена! Ну, а что змей, так то стерпим, главное, чтобы не продали, не подставили, коли перешибет, и на себе вынесли. А вернее и мощнее Льва Ивановича Гурова я человека не встречал! – Виски «достало» Крячко, да он еще слегка наиграл, пафос у него получился абсолютно достоверный. – Скажете, не война? Война, ребята, натуральная война! А я под пресс и в дни благословенного застоя попадал. Кто меня прикрывал? Кто за меня кадровикам глотки рвал, карьеру свою увечил? Когда Лев Иванович меня позвал, я и минуту не сомневался…