Страница 22 из 67
— Совершенно правильно, — ответил Беренгельд.
— Но, граф, что будет, если я не пойду туда?
— Вы вольны в своих поступках, — отвечал Беренгельд.
— Сегодня утром Лаградна подготовила спальню, — продолжала госпожа Беренгельд.
— А почему бы и нет?.. — воскликнул граф; затем он умолк и за весь день больше не проронил ни слова.
Настал вечер, графиня оделась и, оставив мужа в замковых покоях, отправилась в огромную фамильную спальню, расположенную в центральной части строения; окна ее выходили в парк. Там ее, завершив все необходимые приготовления, ожидала Лаградна. Пробило одиннадцать часов, и, повинуясь приказу графини, старая повитуха удалилась; но прежде чем уйти, она зажгла лампу и поставила ее на камин. Слабого света лампы было недостаточно, чтобы полностью осветить просторную комнату, где готовилась ко сну госпожа Беренгельд.
Улегшись в огромную кровать, служившую графам Беренгельдам ложем в первую брачную ночь, она погрузилась в томительную дремоту.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Два часа ночи, ветер стих, гроза прошла. Луна заливает просторную спальню своим серебристым светом, изгоняя красноватые блики лампы. За окнами сверкает снег, в изобилии покрывающий вершины окрестных гор и ветви деревьев. Графиня Беренгельд спит глубоким сном; спит замок, деревня, природа — все погрузились в сон, кроме того, кто не спит никогда.
Внезапно графиня пробудилась и услышала слабый шум, такой незначительный, что, казалось, его могли производить только бесплотные духи ночи; затем она почувствовала, как невидимые ледяные руки коснулись ее тела. В ужасе она задрожала; тут раздался глухой голос, и слепящий свет залил ее брачное ложе. На миг графине показалось, что она все еще спит — столь неестественно ярок был обрушившийся на нее поток света, и столь странным и невыразительным был голос, походивший на голоса фантомов, преследующих нас в наших снах. Ледяной холод быстро сменился адской жарой, и, обессилев, графиня откинулась на спину…
Никогда графиня не была так красива и весела, как утром следующего дня, после ночи, проведенной в родовой спальне Беренгельдов. Тайну о том, что произошло той ночью, она унесла с собой в могилу, поэтому в нашем повествовании возникла лакуна, и мы постарались заполнить ее ровно настолько, насколько позволяют наша осведомленность и наша сдержанность. Во всяком случае, мы сообщили вам все, что рассказывала сама графиня.
— У нас будет ребенок! — за завтраком сказала графиня мужу.
— Вы уверены? — спросил он.
— Совершенно уверена! — ответила она.
— Возблагодарим же небо!..
На этом восклицании беседа завершилась.
Отец Люнаде вернулся в замок. Через три месяца по всей округе разнеслась радостная новость: графиня забеременела.
Но никто не мог помешать злоязыкой молве распространять самые нелепые слухи о причинах беременности графини; долгожданное событие никого не оставило равнодушным, и досужие кумушки с наслаждением перемывали косточки хозяйке замка.
Хотя селение Беренгельд стояло в стороне от большой дороги и число его жителей было отнюдь не велико, в нем проживал нотариус. Нотариус был умен, ум являлся основным его достоинством, ибо характер у него был необычайно злобный, так что все в деревне небезосновательно побаивались его. Спина этого человека напоминала альпийский посох, а лицо — лисью морду, что, впрочем, не мешало ему быть нотариусом и не умаляло его ума. Он с большим трудом придумывал себе занятия и чрезвычайно редко находил новых клиентов, для которых составлял бумаги и писал завещания. Поэтому ему приходилось чаще работать языком, чем пером. И вот, ознакомившись с обстоятельствами, предшествовавшими беременности графини, этот нотариус позволил себе во всеуслышание заявить, что у госпожи графини оказалось гораздо больше здравого смысла, чем считалось до сих пор, и она, прикидываясь простушкой, натянула нос мужу, исповеднику и заодно всем слугам. По его мнению, прибывший в тот вечер в замок офицер по договоренности с Лаградной временно перевоплотился в дух Беренгельда-Столетнего Старца; сопоставив прежние слухи, ходившие о графине, он склонен верить, что этот офицер был тем самым острословом-мушкетером, который за две недели до визита таинственного незнакомца прибыл в соседний городок. А всем известно, что этот мушкетер каждое лето охотился в окрестностях замка Беренгельд. В конце концов, — возмущался нотариус, — в конце восемнадцатого века стыдно верить в колдунов и выходцев с того света!
Слыша исполненные злобы речи уродца-нотариуса, Лаградна пророчествовала: Призрак бродит где-то поблизости, и рано или поздно с нотариусом произойдет несчастье, если он не прекратит распускать слухи, порочащие графиню.
У Лаградны, непоколебимо верившей в Призрака, было немало сторонников; но и нотариус нашел себе союзников. В результате в селении Беренгельд образовалось два лагеря, по-разному толкующих причины беременности графини. Однако вскоре приверженцы обоих лагерей были вынуждены умолкнуть.
Спустя некоторое время после того, как клевета с жалким оттенком правдоподобия расползлась по округе, маленький горбатый нотариус, заключив выгодную сделку, темной ночью возвращался домой. Он ехал верхом на муле через грозную долину Валлинара. Следом той же дорогой ехал местный фермер; он и наткнулся на лежащего без сознания нотариуса.
Фермер привез нотариуса в деревню; лицо горбуна являло собой уродливую маску страха. Беднягу окружили всяческими заботами, но он никого не узнавал и то и дело безумным взором обшаривал комнату, словно пытаясь обнаружить кого-то невидимого… На любой заданный ему вопрос нотариус отвечал: «Да, я видел его!.. я его видел!»
Лаградна тотчас прибежала в дом, куда принесли умирающего, и воскликнула:
— Конечно, это был он, Беренгельд-Столетний Старец!
Услыхав эти слова, нотариус попытался утвердительно кивнуть головой, но не сумел и испустил дух, так и не ответив точно на вопрос старухи. Тело его дернулось, изогнулось и застыло страшным напоминанием о зловещем призраке, ставшем причиной его гибели.
Смерть эта не на шутку напугала обитателей деревни, замка и окрестных сел; люди перестали ночью выходить на улицу, а долина Валлинара прослыла очень опасным местом.
Беременность графини протекала легко и спокойно; у нее ни разу не было приступов дурноты, обычных для женщин в ее положении.
Замечали, что она часто сидела и рассматривала портрет Беренгельда-Скулданса, по прозвищу Столетний Старец. А состояние графа, как нравственное, так и физическое, быстро ухудшалось. Всеобщее удивление вызывали частые беседы графини со старой повитухой, поведавшей ей все, что она знала о Беренгельде. Слушая рассказы о волшебных приключениях, изрядно приукрашенных Лаградной, графиня испытывала неимоверное удовольствие. Словоохотливость повитухи открыла ей двери замка и снискала благорасположение и милость графини.
Наконец настал ноябрь. Лаградна доподлинно утверждала, что Беренгельд-Столетний Старец все еще находится поблизости, а именно в горах, и добавляла, что видела, как он сидел на своей излюбленной вершине Перитоун. По словам Лаградны, присутствие старца сулило множество бедствий.
Заметив, что россказни повитухи производят опасное воздействие на разум жены, граф, не будучи любителем подобного рода историй, всегда погружавших его в состояние меланхолии, запретил всем обитателям замка обсуждать его предка и все, что с ним связано; отец Люнаде поддержал графа.
Однако никто не мог помешать повитухе довести до сведения графини, что: 1. Командор Скулданс рассказал графу Беренгельду о главе младшей ветви дома Беренгельдов; 2. Появление Скулданса-Столетнего Старца было причиной смерти командора; 3. Призрак Столетнего Старца видели 28 февраля 1780 года, то есть в прошлую зиму, как в окрестностях замка, так и в нем самом; и т. д. и т. п. Разумеется, Лаградна не преминула рассказать историю Бютмеля, приговоренного к четвертованию в Лионе, историю перуанки, историю графа де Вервиля и многое другое.