Страница 8 из 14
— Мое дело, — прищурил глаза ведьмак, — есть не что иное, как притеснение. Преследование, на почве предубеждений и нежелания…
— Будут рассмотрены все улики, — отрезал инстигатор, — и на их основании будет начато следствие. Как того требует правосудие. То самое, благодаря которому вы на свободе. Под залог, а значит условно. И вам, господин из Ривии, надлежит соблюдать эти условия.
— Кто внес этот залог?
Феррант де Леттенхоф прохладно отказался раскрыть инкогнито ведьмачьего доброжелателя, попрощался и в сопровождении помощников удалился в сторону входа в здание суда. Лютик только этого и ждал. Едва они миновали рынок и вошли в переулок, выложил все, что знал.
— Настоящая полоса неудачного стечения обстоятельств, дружище Геральт. И злополучных инцидентов. А что касаемо залога, то заплатила его за тебя некая Литта Нейд, среди своих известная как Коралл, по цвету помады для губ, каковой она пользуется. Это чародейка, которая выслуживается перед Белогуном, здешним корольком. Никак не возьму в толк, для чего она это сделала. Потому что ведь не кто иной, как именно она отправила тебя за решетку.
— Что?
— Говорю же. Это Коралл на тебя донесла. Это-то как раз никого не удивило, широко известно, что у чародеев имеется на тебя зуб. А тут внезапно сенсация: чародейка ни с того ни с сего платит залог и вызволяет тебя из темницы, в которую сама же тебя и упекла. Весь город…
— Широко известно? Весь город? О чем ты еще болтаешь, Лютик?
— Я использую метафору и перифраз. Не делай вид, что не понял, ты ведь меня знаешь. Ясное дело, что не «весь город», а лица исключительно немногочисленные и хорошо осведомленные, будучи близкими к влиятельным кругам.
— И ты, стало быть, тоже один из них?
— Угадал. Феррант мой кузен, сын брата моего отца. Я прибыл сюда к нему с визитом как к родственнику. И узнал о твоей афере. Я немедленно за тебя вступился, можешь в этом не сомневаться. Поручился за твою порядочность. Рассказал о Йеннифер…
— Благодарю сердечно.
— Оставь свой сарказм. Я был вынужден о ней рассказать, дабы разъяснить кузену, что тутошняя магичка порочит тебя и чернит от ревности и зависти. Что это обвинение — фальшивка, что ты никогда бы не опустился до финансовых махинаций. И вследствие моего заступничества Феррант де Леттенхоф, королевский инстигатор, судебный исполнитель наивысшего чина, уже убежден в твоей невиновности…
— У меня такого впечатления не сложилось, — сказал Геральт. — Скорее, наоборот. Я чувствую, что он мне не доверяет. Ни в деле о мнимых хищениях, ни в деле исчезновения мечей. Слышал, что он говорил о доказательствах? Доказательства для него фетиш. Поэтому доказательством махинации служит донос, а доказательством мистификации с кражей мечей — подпись Герланда из Рыбли в журнале. Да еще мина, с которой он предостерегал меня не покидать город…
— Ты судишь о нем предвзято, — заявил Лютик. — Я знаю его лучше, чем ты. То, что я за тебя ручаюсь, для него стоит больше, чем дюжина дутых доказательств. А предостерегал правильно. Почему, как ты думаешь, мы оба, он и я, отправились в кордегардию? Чтобы предостеречь тебя от совершения глупостей! Кто-то, говоришь, впутывает тебя в это дело, фабрикует липовые доказательства? Тогда не давай им в руки неопровержимых доказательств. Именно таким был бы побег.
— Может, ты и прав, — согласился Геральт. — Но инстинкт подсказывает мне нечто другое. Возможно, лучше дать драпака, прежде чем меня здесь полностью обложат. Сперва арест, потом залог, теперь вот мечи… Что будет следующим? Черт возьми, без меча чувствую себя как… Как улитка без панциря.
— Чересчур переживаешь, на мой взгляд. Мало здесь, что ли, магазинов? Махни рукой на те мечи и купи себе другие.
— А если б у тебя украли твою лютню? Добытую, как я помню, при весьма драматических обстоятельствах? Ты не жалел бы о ней? Махнул бы рукой? И пошел бы купить себе другую в магазине за углом?
Лютик рефлекторно сжал ладони на лютне и оглянулся вокруг встревоженным взглядом. Никто из числа прохожих на потенциального похитителя музыкальных инструментов, однако, не походил и нездоровой заинтересованности к его уникальной лютне не проявлял.
— Ну да, — вздохнул он. — Понимаю. Как и моя лютня, твои мечи тоже единственные в своем роде и незаменимые. К тому же… как ты говорил? Зачарованные? Вызывающие магическую импотенцию… Проклятье, Геральт! И ты только теперь мне это говоришь? Я ведь часто пребывал в твоей компании, эти мечи были от меня на вытянутую руку! А порой и ближе! Теперь все ясно, теперь я понимаю… Я в последнее время имел, мать их, некоторые трудности…
— Успокойся. Это ерунда про импотенцию. Я выдумал это только что, в надежде, что сплетня разойдется. И вор испугается…
— Так испугается, что утопит твои мечи в навозной куче, — трезво констатировал бард, слегка побледнев. — И никогда ты их не вернешь. Положись лучше на моего кузена Ферранта. Он служит здесь инстигатором много лет, у него целая армия шерифов, агентов и шпиков. Найдут вора вмиг, вот увидишь.
— Если он все еще здесь, — заскрежетал зубами ведьмак. — Он мог смыться, пока я сидел в тюрьме. Как, ты говоришь, зовут эту чародейку, благодаря которой я туда попал?
— Литта Нейд, по прозвищу Коралл. Я догадываюсь, что ты намереваешься делать, приятель. Но не знаю, лучший ли это замысел. Она чародейка. Колдунья и женщина в одном лице, словом, особь иного вида, того, который не поддается рациональному познанию, функционирующая согласно непонятным для обычных мужчин механизмам и принципам. Впрочем, что я тебе рассказываю, сам прекрасно об этом знаешь. Ты ведь имеешь в этом деле пребогатейшую экспериенцию… Что это за шум?
Бесцельно шатаясь по улицам, они очутились в окрестностях площадки, где беспрестанно раздавался стук молотков. Здесь, как оказалось, работала большая бондарная мастерская. На этой же улице, под навесом, громоздились ровными штабелями высушенные бондарные клепки. Отсюда, доставляемые босыми подростками, клепки попадали на столы, где их крепили на специальных козлах и обрабатывали скобелями.
Обработанные клепки отправлялись к другим ремесленникам, а те отделывали их на длинных строгальных скамьях, стоя над ними верхом по щиколотки в стружке. Готовые клепки попадали в руки бондарей, которые складывали их в кучу. Геральт с минуту наблюдал, как под натиском замысловатых тисков и закручиваемых винтами зажимов возникает остов бочки, тотчас же скрепляемый при помощи набиваемых на изделие железных обручей.
Также на улице валил пар из больших котлов, в которых бочки шпарили. А изнутри мастерской, со двора, долетал запах обожженной огнем древесины — там бочки закаляли перед дальнейшей обработкой.
— Всякий раз, как вижу бочку, — объявил Лютик, — хочется пива. Идем за угол. Знаю я там один славный кабак.
— Иди сам. Я навещу чародейку. Кажется, я знаю, кто она, я уже ее видел. Где мне ее найти? Не кривляйся, Лютик. Сдается мне, именно она источник и первопричина моих проблем. Я не буду ожидать развития событий, а пойду и спрошу прямо. Я не могу вечно торчать в этом городишке. Хотя бы потому, что с деньгами у меня совсем худо.
— От этого, — гордо вымолвил трубадур, — мы найдем ремедиум. Я поддержу тебя финансово… Геральт? Что происходит?
— Вернись к бондарне и принеси мне клепку.
— Что?
— Принеси мне клепку. Быстро.
Улочку загородили трое могучих амбалов с отвратными, заросшими и немытыми рожами. Один, плечистый, почти квадратный, держал в руке окованную палку, толстую, как рукоять от якорной лебедки. Другой, в кожухе с поднятым воротником, нес тесак, а за поясом держал абордажный топорик. Третий, смуглый, как матрос, был вооружен длинным и паскудно выглядящим ножом.
— Эй, ты, там, ривский смердяк! — начал квадратный. — Как ты себя чуешь без мечей за спиной? Будто на ветру с голой жопой, а?
Геральт не поддержал дискуссии. Он ждал. Слышал, как Лютик ссорится с бондарями из-за клепки.
— Нету у тебя уж боле клыков, паршивец, ядовитая ведьминская гадина, — тянул квадратный, из всей тройки явно наиболее умелый в ораторском искусстве. — Гада без клыков никто не забоится! Потому как он что тот червяк иль еще какая минога глистоватая. Мы такую мерзость берем и сапогами в труху давим.