Страница 14 из 14
Подумаешь, полосатая рыба. Как будто нет более важных вещей, которым стоит уделить внимание. О которых стоит думать.
Может, и модели парусников, проносились у Коралл хаотические мысли, когда она с трудом восстанавливала прерывистое дыхание. Может быть, и фигурки солдатиков, может, ловля рыбы на искусственную муху. Но то, что имеет значение… Что действительно имеет значение… Это — как меня обнимают.
Геральт обнял ее. Так, как будто его руки были всем миром.
В первую ночь они спали мало. И даже когда Литта засыпала, ведьмаку уснуть было сложно. Она обняла рукой его талию так крепко, что он едва мог дышать, а ногу свою перебросила через его бедра.
Во вторую ночь она уже не была такой собственницей. Не удерживала и не обнимала его так сильно, как раньше. Видно, уже не боялась, что утром он сбежит.
— Что-то ты задумался. Мина у тебя слишком суровая и мрачная. Причина?
— Обдумываю… Хм… Натурализм наших отношений.
— Что именно?
— Я сказал, что. Натурализм.
— Ты использовал, кажется, слово «отношения»? В самом деле, удивительно емкое семантическое понятие. У тебя, как мне кажется, посткоитальная тоска. Состояние, на самом деле, естественное, присущее всем высшим существам. У меня самой, ведьмак, тоже какая-то странная слеза на глаза лезет… Ладно, ладно. Шучу.
— Ты меня приманила… Как самца.
— Что?
— Приманила меня. Как насекомое. Фрезийно-абрикосово-магическими феромонами.
— Ты это серьезно?
— Не сердись. Пожалуйста, Коралл.
— Я не сержусь. Напротив. После некоторых размышлений, я должна признать, ты прав. Да, это натурализм в чистом виде. Кроме того, что все ровно наоборот. Это ты меня околдовал и соблазнил. С первого взгляда. Натуралистично и анималистично протанцевал передо мной мужской брачный танец. Подпрыгивал, топал, распускал хвост…
— Неправда.
— …распускал хвост и трепетал крыльями, как тетерев. Чирикал и токовал…
— Не токовал.
— Токовал.
— Нет!
— Да. Обними меня.
— Коралл!
— Что?
— Литта Нейд… Это не твое настоящее имя, правда?
— Мое настоящее было трудным в использовании.
— Это как?
— Произнеси быстро: Астрид Литтнейд Асгейррфиннбьёрнсдоттир.
— Я понял.
— Сомневаюсь.
— Коралл!
— А?
— А Мозаик? Откуда ее прозвище?
— Знаешь, ведьмак, чего я не люблю? Вопросов о других женщинах. И особенно, когда спрашивающий со мной в постели. И выпытывает, вместо того чтобы сосредоточиться на том, на чем, собственно, держит руку. Ты не осмеливался делать что-то подобное, находясь в постели с Йеннифэр.
— А я не люблю, когда упоминают определенные имена. Особенно, когда…
— Прекратить?
— Я этого не говорил.
Коралл поцеловала его в плечо.
— Когда она попала в школу, ее имя было Аик, фамилии не помню. Мало того, что имя странное, она еще страдала от потери пигмента кожи. Щеки ее были усеяны светлыми пятнами, это на самом деле было похоже на мозаику. Вылечили ее, конечно, уже после первого семестра, чародейка не может иметь каких-либо пятен. Но обидное поначалу прозвище прижилось. И быстро перестало быть обидным. Она сама его полюбила. Но хватит о ней. Поговори со мной обо мне. Ну, давай.
— Что давай?
— Говори обо мне. Какая я? Красивая, правда? Ну, скажи мне!
— Красивая. Рыжая. И конопатая.
— Я не конопатая. Я свела веснушки магией.
— Не все. О некоторых ты забыла. А я их разглядел.
— Где ты их… Ах… Ну да. Правда. Я конопатая. А какая я еще?
— Сладкая.
— Какая?
— Сладкая. Как вафли с медом.
— Ты мне не врешь?
— Посмотри на меня. Прямо в глаза. Ты видишь в них хотя бы тень неискренности?
— Нет. И это беспокоит меня больше всего.
— Сядь на край кровати.
— Зачем?
— Я хочу с тобой рассчитаться.
— За что?
— За веснушки, которые ты разглядел там, где ты их разглядел. За старательность и точную… разведку. Я хочу рассчитаться и отблагодарить. Можно?
— Ну, разумеется.
Вилла чародейки, как почти все в этой части города, располагалась на террасе, с которой открывался вид на море. Литта любила сидеть там часами и наблюдать суда на рейде, для чего ей служила подзорная труба приличных размеров на штативе. Геральт, хоть и не разделял ее увлечение морем и тем, что по нему плавает, но любил находиться вместе с ней на террасе. Он сидел рядом, любовался ее лицом, ее рыжими кудрями, наслаждаясь ароматом фрезии и абрикоса.
— Посмотри на этот галеон, который становится на якорь, — заметила Коралл. — Синий крест на флаге, «Гордость Цинтры», вероятно, рейс на Ковир. А та когга, «Алке» из Цидариса, вероятно, везет шкуры. А там, вон, «Тэтида», транспорт, местный, грузоподъемность двести ластов, каботажный, он ходит между Кераком и Настрогом. Вот смотри, на рейд выходит новиградская шхуна «Пандора Парви», красивое, красивое судно. Посмотри в окуляр. Увидишь…
— Я вижу без трубы. Я мутант.
— Ах, да. Я забыла. О, там галера «Фуксия», тридцать два весла, может взять на борт четыреста ластов груза. А тот красивый трехмачтовый галеон, это «Вертиго», отплыл из Лан Эксетера. И там, дальше, с амарантовым флагом реданский галеон «Альбатрос», три мачты, длина сто двадцать футов… О, там, смотри, смотри, ставит паруса и выходит в море почтовый клипер «Эхо», я знаю капитана, он обедает у Равенги, когда заходит сюда. И еще, посмотри, на всех парусах, идет галеон из Повисса…
Ведьмак откинул волосы со спины Литты. Медленно, один за другим, расстегнул крючки, и платье соскользнуло с плеч колдуньи. После этого его руки и внимание полностью переключились на пару галеонов под всеми парусами. Галеонов, подобных которым не найти на всех морских путях, рейдах, портах и в регистрах Адмиралтейства.
Литта не протестовала. И не отрывала глаза от окуляра подзорной трубы.
— Ведешь себя, — сказала она через какое-то время, — как пятнадцатилетний мальчишка. Как будто в первый раз их увидел.
— Для меня это всегда первый раз, — неохотно признался он. — А пятнадцатилетним по-настоящему я никогда не был.
— Я родом со Скеллиге, — сказала она ему позже, в постели. — Море у меня в крови. Я люблю его.
— Я иногда мечтаю, — она нарушила молчание, — отправиться в плавание. Одной. Поставить паруса и выйти в море… Далеко-далеко, за горизонт. Где только вода и небо. Меня обрызгает соленая пена волн, ветер дернет за волосы с настоящей мужской нежностью. И я одна, совсем одна, бесконечно одинокая среди чуждой и враждебной мне стихии. Одиночество среди моря отчуждения. Не мечтаешь об этом?
Нет, не мечтаю, подумал он. Я это имею каждый день.
Пришел день летнего солнцестояния, а за ним волшебная ночь, самая короткая в году, во время которой расцветают в лесах цветы папоротника, а натертые ужовником нагие девушки танцуют на мокрых от росы полянах. Ночь короткая, пробегает как мгновение ока. Ночь безумная и светлая от зарниц.
Утром после солнцестояния он проснулся в одиночестве. На кухне его ожидал завтрак. И не только.
— Доброе утро, Мозаик. Прекрасная погода, не правда ли? Где Литта?
— У тебя свободный день, — сказала она, не глядя на него. — Моя несравненная госпожа будет занята. Допоздна. За время, которое вы провели… в удовольствиях, набралось много пациенток.
— Пациенток?
— Она лечит бесплодие. И другие женские болезни. Ты не знал? Ну, теперь уже знаешь. Доброго дня.
— Погоди, не уходи. Я хотел бы…
— Не знаю, чего ты хотел бы, — перебила она. — Но это довольно плохая идея. Лучше, чтобы ты вообще со мной не разговаривал. Сделал вид, что меня вообще нет.
— Коралл тебя больше не будет обижать, я обещаю. И потом, ее здесь нет, она нас не видит.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.