Венера

Девушка из последних сил старалась казаться этаким жизнерадостным, беззаботным существом. И когда она случайно встретилась взглядом с герцогом, то увидела в его глазах удовлетворение и холодный расчет. Лениво улыбнувшись, Джордж Виллерс вынул из кармана своего расшитого золотом камзола инкрустированную табакерку.

— Сегодня вы будете ужинать со мной, госпожа Уайт, — заявил он.

Это была первая фраза, которую он произнес, и прозвучала она как приказ. У Полли возникло вдруг такое чувство, будто комнату наполнила странная, леденящая душу тишина, словно она оказалась одна посреди безбрежного моря. Они с Ричардом не учли, что герцог начнет действовать так быстро.

Еще раз посмотрев в холодные глаза Джорджа Виллерса, Полли разглядела в них нескрываемое вожделение.

— Ничто не доставит мне большего удовольствия, милорд! — улыбнулась она, сделав вид, что ничего не заметила.

Герцог поклонился.

— В девять часов я пришлю за вами карету, — бросил он и удалился, оставив Полли в обществе придворных, шутливо жалующихся, что каменное сердце леди никак не смягчается.

Выйдя из театра, Полли медленно пошла по Друри-лейн, думая о том, что Ричард проведет сегодняшний вечер на приеме у короля, пытаясь разузнать, что он может сделать для освобождения Николаса, и, следовательно, не появится раньше завтрашнего утра, а к тому времени ее свидание с герцогом уже состоится.

Полли поднялась по лестнице и открыла дверь гостиной. Квартира без Ника, когда-то полная веселья и любовных ласк, теперь наводила тоску.

Сьюзан бродила как тень по комнатам, не в состоянии до конца осознать серьезность беды, внезапно обрушившейся на Ника с Полли и грозящей разрушить привычный мир ее существования. Она думала прежде всего лишь о том, как арест милорда повлияет на их с Оливером план поселиться в Йоркшире. Полли молча слушала жалобы и плач девушки, когда та помогала ей надевать изысканный и замысловатый наряд, который должен был показать герцогу, что она готова к неизбежной развязке событий.

Полли облачилась в платье из атласа цвета слоновой кости, приподнятое по бокам так, что видна была нижняя юбка из розового шелка с жемчужно-кружевным краем.

Сзади за ним тянулся длинный воздушный шлейф. Волосы ее были уложены в высокую прическу, увенчанную изящной короной. На шее красовалось ожерелье из отборного жемчуга, подаренное ей Николасом на день рождения и ставшее для нее своеобразным талисманом. Теперь, что бы ни сказал и ни сделал герцог, он не сможет унизить ее.

Когда к дому подкатила карета его светлости, Полли, ощущая привкус тошноты, надела перчатки с кружевными отворотами и набросила на плечи бархатную накидку.

«Обычное волнение, как перед выходом на сцену!» — убеждала себя девушка, спускаясь по лестнице. Ей было знакомо подобное состояние, и она знала, как с ним справляться. Стоит только войти в роль, как страх исчезнет, поскольку из робкой Полли Уайт она превратится в героиню, которой неведом страх. Но сейчас, в карете, украшенной гербами его светлости, она все еще несчастная маленькая Полли Уайт, и поблизости нет господина Киллигрэ с его поддержкой и утешением.

Путь был недолгим. Карета остановилась, дверца распахнулась, и Полли, выйдя из экипажа, сразу же поняла, где оказалась. Она стояла не у парадного подъезда особняка герцога на Стренд-стрит, а у входа в расположенный совсем на другой улице один из самых известных публичных домов в Лондоне, пользовавшийся крайне дурной славой.

Дверь заведения распахнулась, и слуга жестом пригласил ее войти. Полли могла бы, отказавшись, повернуться и уйти прочь в своем элегантном платье истинной леди. Однако… она сама же приняла решение продать свое тело, и поэтому, где и как будет совершена сделка, не имело уже особого значения. И к тому же с ее стороны вообще не могло быть никаких претензий, поскольку она заранее знала, что ей уготована роль продажной девки. Ну что ж, она исполнит ее, эту роль, и, возможно, даже лучше всех сыгранных ею ранее театральных ролей.

С холодной решимостью Полли переступила порог дома терпимости. Лакей закрыл за ней дверь. Несколько минут она стояла, прислушиваясь к разнообразным звукам, раздававшимся в пресловутом заведении: громкому смеху, пронзительному женскому визгу, хлопанью дверей, торопливому шарканью ног.

Лакей ухмыльнулся, глядя на дорогое платье Полли и ее благородные манеры. Она же, перейдя неожиданно на язык простолюдинов, сказала ему задористым тоном:

— Ты что, так и будешь стоять здесь и пялиться на меня или все-таки отведешь меня наверх?

Лакей с вытянувшейся от удивления физиономией указал торопливо на узкую лестницу в другом конце холла:

— Прошу сюда…

Полли последовала за ним. На лестнице ей повстречался выскочивший невесть откуда пьяный господин с красным лицом и в помятой одежде и изумленно, словно не веря своим глазам, уставился на нее. Проведя ее по длинному коридору, лакей остановился у одной из дверей. В этой части дома было сравнительно тихо, на полу лежал ковер, а в канделябрах стояли зажженные свечи.

Слуга, постучав в дверь, открыл ее и пропустил Полли вперед.

— Милорд, что за странные фантазии! — молвила девушка, слегка улыбнувшись.

Герцог Букингемский, стоявший у камина с бокалом красного вина, нахмурился.

— Публичный дом и продажные женщины — понятия, практически неотделимые одно от другого, — сухо заметил он. — Я думаю, вам здесь понравится.

— В самом деле? — вновь улыбнулась Полли. — Какая поразительная заботливость, герцог!

Она огляделась с интересом. Странно, но гостиная напоминала чем-то таверну Пса, ту самую комнату, куда ей приходилось не раз заманивать посетителей, которых потом грабил Джош. И хотя помещение, в котором находилась она, было значительно чище и уютнее, чем номера в пресловутом заведении в районе Ботэлф-лайн, неистребимый дух разврата и тут витал буквально надо всем. Не будь Николаса, она бы, возможно, стала самой обычной проституткой и вот в этой самой комнате продавала себя за гроши, если бы только не умерла от болезней и голода. Порой случается так, что жизнь, совершив полный круг, возвращается на исходный пункт. Вот и сейчас ей придется делать то, что, казалось бы, давно уже было предопределено для нее самой судьбой.

Полли почувствовала внезапно прилив новых сил. Она знала теперь, как избежать морального падения и уберечь свою честь от грозившего ей поругания.

— Давайте обсудим ситуацию, ваша светлость, — предложила девушка, пытаясь снять накидку.

— Позвольте мне! — вызвался герцог, помогая ей. — Может быть, немного вина?

— Спасибо, с удовольствием, — ответила как ни в чем не бывало Полли и приняла из рук Джорджа Виллерса хрустальный бокал с искристым напитком.

Герцог и не подозревал, что перед ним не та Полли, которую любил лорд Кинкейд. В гостиной стояла особа, воспитанная улицей, привыкшая сызмальства к синякам и побоям и потому здраво относящаяся к тому, что очутилась в этой комнате, которая, по сути, не представляла для нее ничего нового.

— Почему вы решили вдруг, госпожа Уайт, что мы станем с вами что-либо обсуждать? — Герцог с веселым любопытством посмотрел на нее.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, ваша светлость. Если вам вздумается осуществить свое намерение без моего на то согласия, то никто не в силах помешать вам. — Она оглянулась. — Дверь не заперта, но я знаю, что стоит мне только попытаться убежать, как меня тут же схватят.

Подойдя к окну, Полли отдернула портьеру и посмотрела вниз, на шумную площадь, где было полно продажных женщин, предлагавших всякого рода плотские наслаждения.

— Я не должна была переступать порог этого грязного дома, и все же вы не сомневались в том, что я приду, поскольку узнали наконец, как принудить меня продать себя. — Она улыбнулась. — Не исключаю того, что и насилие само по себе может иметь для вас некую привлекательность, милорд. Но мне кажется, вы хотите от меня чего-то большего.

Герцог был удивлен. Он ожидал чего угодно: ее унижений, проявлений страха, мольбы о спасении любовника и беспрекословного согласия удовлетворить все его прихоти. А вместо этого она спокойно говорила ему, что понимает правила игры и вполне готова к ней.