Тщеславие

Руперт задумчиво посмотрел на нее поверх бокала:

— Мы снова идем не в ту сторону. Только что я порадовался, что между нами наступило согласие… И вот опять начинается. По крайней мере начинаете вы. Я теряюсь и не знаю, что делать.

— Не притворяйтесь безмозглым, сэр. — Октавия села в кресло у камина. — Вы прекрасно понимаете, откуда все идет: хотите, чтобы я вам подчинялась, а сами не желаете ничего говорить, даже намекнуть, в чем заключается ваш сумасшедший план. А может, мне не понравится дом на Довер-стрит. Вас ведь это нисколько не волнует!

Казалось, последняя фраза Октавии поставила Руперта в тупик:

— А какое значение имеет то, как выглядит дом? Это же временное жилище. Комнаты просторные, мебель сносная. Найдется место для вашего отца, — торопливо добавил он. — А по сравнению с тем, где он сейчас живет, любой переезд покажется ему значительным улучшением.

С этим Октавия не могла не согласиться, но тут же предприняла новую атаку:

— Вы считаете, что он не захочет присутствовать на свадьбе своей единственной дочери?

— Это, конечно, проблема, — кивнул Руперт, — но я уверен, мы ее как-нибудь решим. — Он пристально посмотрел на девушку. — Не надо создавать трудности ради самих трудностей. Согласимся следовать моему сценарию или окончим пьесу, даже не начав. У нас ничего не выйдет, если вы будете постоянно мне сопротивляться. Октавия нехотя призналась себе в том, что он прав: раз этот план его, то и руководить должен он. Но обижала его манера.

— Посмотрите на это по-другому. — Руперт ласково повернул ее лицо к себе. — Если бы брак не был фиктивным, закон и церковь обязали бы вас во всем подчиняться мужу. Наша ситуация очень похожа, только причины несколько иные.

В его голосе звучала ирония, но глаза… глаза его потемнели. Они словно звали ее, обещали наслаждение.

Октавия представила, как тонет в их бездне, растворяясь в приливе страсти.

— Вы самая красивая женщина, Октавия Морган. — Он дотронулся пальцем до ее губ, лицо посерьезнело. — Не думаю, что вы понимаете, насколько красивы.

Октавия поежилась, ее начинала захлестывать теплая волна. Прикосновения его пальцев казались необходимыми. Ее рука перехватила запястье Руперта, и девушка почувствовала сильный, ритмичный пульс.

— Ну что, Октавия, мир? — едва слышно спросил он.

— Мир.

Руперт дотронулся губами до ее губ, и на нее нахлынула волна воспоминаний, тело влекло к уже испытанным ощущениям. Она вдохнула аромат его кожи, снова отведала сладость его губ, соски ее стали тверже, а чресла опалило огнем.

И в этот самый неподходящий момент раздался стук в дверь. Октавия отпрянула.

— Все в свое время, дорогая. — Руперт отошел в сторону. В дверном проеме появилась Табита.

— Буду накрывать на стол, — улыбнулась она Октавии.

«Хоть один человек в этом воровском притоне обращается со мной любезно», — подумала Октавия, отвечая Табите улыбкой. Она то и дело глядела на часы, испытывая то же чувство, что и малый ребенок, которому обещали забаву, и теперь каждые пять минут он нетерпеливо спрашивает: «Еще не время?»

Пока накрывали на стол, Руперт, прислонившись к каминной полке, обменивался ничего не значащими фразами с Бесси и Беном.

— Ну вот. — Бесси окинула взглядом накрытый стол и удовлетворенно кивнула. — Я сейчас же прикажу разжечь камин в вашей спальне. Мне отчего-то кажется, что вам захочется скоро туда перебраться. — Она ехидно посмотрела на по-прежнему молчащую Октавию.

Руперт ничего не ответил, только едва заметно наклонил голову — хозяин таверны и Бесси вышли из комнаты.

— Прошу к столу, мисс Морган. Осмелюсь предположить, что ужин Бесси превзойдет любую стряпню миссис Форстер.

— Миссис Форстер готовит замечательный пирог с мясом и почками, — важно заметила Октавия, усаживаясь за стол и улыбаясь Руперту.

Он погладил ее по голове:

— Если не возражаете, я выну заколки из ваших волос.

— Сейчас? — Она испуганно потрогала тяжелую косу на плече.

— Именно сейчас, — утвердительно кивнул он и принялся ловко высвобождать заколки. — Вот так намного лучше. — Пальцы расплели темно-каштановую гриву, и он, удовлетворенно вздохнув, уселся наконец за стол.

— Не желаете ли чего-нибудь еще? — Девушка пыталась иронией отгородиться от снова нахлынувшей на нее застенчивости. — Расстегнуть платье, снять чулки или…

— Не спешите, вскоре так и будет. Только я еще не решил, что мне приятнее — чтобы вы все сняли с себя сами или предоставили это мне.

— Черт побери, — пробормотала Октавия, не зная, что сказать еще.

— Как вы думаете, снег пойдет? — вежливо осведомился лорд Руперт.

— Надеюсь, что нет. — Ее голос задрожал от смеха. — Передать вам устриц?

— Если не трудно. — Он положил себе на тарелку устриц. — Полагаю, мы могли бы торжественно отпраздновать наш брак в субботу, если только на это время у вас не назначено более важных дел.

Октавия проглотила устрицу целиком.

— Ох!.. Кажется, нет, сэр.

— Вот и прекрасно. И в тот же вечер счастливые молодожены переедут на Довер-стрит.

Так скоро! Совсем не остается времени, чтобы подготовить отца. Но тревожиться о таких мелочах сейчас уже не было сил. Она расплатится по счетам с миссис Форстер, выкупит все, что еще осталось в залоге у Джебедиа, — но думать об этом сейчас она не могла.

— Я дам вам денег, чтобы вы отдали все ваши великие долги, — спокойно произнес Руперт, нарезая говяжий язык.

Как ему удавалось каждый раз читать ее мысли? Октавия отмахнулась от этого вопроса так же легко, как и от предыдущих. Только захотелось узнать: из каких средств? Но она тут же выкинула все из головы. Корабль вел Руперт, и она станет следовать проложенным им курсом.

— Вам нравится опера? — вежливо поинтересовался ее кавалер.

— Если это только не Глюк, — не сбиваясь с такта, ответила она. — Ненавижу Глюка.

— Вероятно, он кажется вам тяжеловатым, — серьезно согласился Руперт и принялся разделывать оленью ногу. — Но нас должны видеть в опере. Придется снять ложу на сезон.

— Конечно. Но я предпочла бы драму. Однажды мне пришлось видеть Гаррика в «Гамлете».

— Да, его смерть в прошлом году стала настоящей утратой для сцены. — Руперт положил ей кусок оленины.

В течение всего ужина он поддерживал непринужденный, ни к чему не обязывающий разговор. Сначала Октавии показалось, что это своеобразная игра, но потом девушка поняла, что Руперт испытывает ее: сможет ли она достойно вести себя при дворе.

— Ну как, прошла? — спросила Октавия, когда Табита убрала тарелки и поставила на стол десерт — творожный пудинг и блюдо с яблоками.

Руперт улыбнулся:

— Что прошли?

— Сами прекрасно знаете.

— Нортумберленд и Шордич не самые известные места, где воспитывают придворных дам.

— Нортумберлендское общество весьма утонченное, — заметила Октавия, откусывая яблоко.

— А вам, как я вижу, дважды одного и того же повторять не приходится, — похвалил он ее. — Вы легко себя чувствуете в свете?

— Вполне.

Руперт кивнул и откинулся на спинку стула.

— Хорошо, покончим с этим и перейдем к самым важным урокам нынешнего вечера. Не возражаете, мисс Морган?

По спине пробежал холодок.

— Собираетесь обучать меня искусству совращения, чтобы я могла применить его против вашего врага?

— Нет, — поправил он, — скорее искусству получать удовольствие, даже если вы даете его другим.

Он взял ее за плечи. В потемневших глазах вспыхнула страсть. Октавия почувствовала, как напряглось его тело.

— Я хочу тебя, — шепнул он. — И только тебя. Октавия облизала пересохшие губы, она пылала, будто в лихорадке.

— Научи меня всему. В этот раз я буду знать, что происходит.

Что-то мелькнуло в его глазах, как будто тень сожаления, но уже в следующее мгновение все исчезло.

— Идем.

Руперт взял ее за руку и повел по темному холодному коридору в спальню.

Закрыл за собой дверь, задвинул тяжелый засов. Смущенная Октавия нерешительно стояла посередине комнаты — стыдливая, как девственница в первую брачную ночь. Она была уже женщиной, но та пригрезившаяся ей страсть не дала чувства освобождения. Она не решалась ответить на призыв, засветившийся в его глазах, когда он сделал к ней шаг.