Страница 3 из 11
И в этот момент машину рывком потянуло вправо. Александр буркнул какое-то ругательство, но вовремя спохватился – шеф терпеть не мог матерщины. Прижав машину к обочине, водитель открыл дверцу и вылез из кабины. Борисов вздохнул и решил, что и ему не грех вылезти под звезды в прохладу позднего вечера и размяться, пока Александр разбирается с колесом…
– Эх… вот это… – послышался из темноты голос водителя.Борисов подошел и в свете фонарика мобильного телефона увидел пробоину в покрышке. Сначала он подумал, что колесо лопнуло из-за бокового пробоя, который они получили где-нибудь в городе на рельсах. Но дырка имела удивительно круглую форму. Сомнения бизнесмена не имели дальнейшего развития. В тиши, нарушаемой только легким шелестом листвы придорожного вяза, вдруг раздался хлопок. Борисов вскинул голову в сторону источники звука и тут же понял, что его водитель как-то странно захрипел и стал валиться на асфальт. И тут же самому бизнесмену грудь будто разорвало огнем. Один раз, второй…
Анна Борисова сама родить не могла. И она, и муж это знали и сознательно пошли на риск. В конце концов, кесарево сечение ничем не отличается от обычной операции, но зато у них будет ребенок. Сейчас она лежала в третьем городском роддоме на сохранении. Андрей платил врачам немалые деньги, не считаясь ни с чем, лишь бы беременность протекала нормально. Жаль, не успели чиновники достроить и сдать новейший перинатальный центр, но этого события ждать можно было еще не один год.
Анна вдруг проснулась как от толчка, как будто ее подбросило пружиной. Рука тут же машинально схватилась за круглый живот. Нет, не ребенок, материнское чутье подсказало, что с ним все в порядке. А ужас уже давил и давил на голову, будто накрывал вязким липким одеялом. От этого ужаса некуда было деваться, он обволакивал, давил. И Анна истошно закричала, потому что другого способа избавиться от ужаса не было.
Первой в палату вбежала дежурная сестра. Она увидела, что беременная женщина бьется в судорогах на постели, что подушка валяется на полу, одеяло сползло.
– Анна Ильинична! – медсестра бросилась к женщине, пытаясь прижать ее к кровати. – Господи, да что же с вами! Успокойтесь, все хорошо!
– Беда… – стонала Борисова, корчась как от физических мучений, – беда… с ним что-то случилось, как вы не понимаете!
– С ребенком все в порядке, успокойтесь, – не понимая, в чем дело, убеждала медсестра, – вас недавно обследовали, и причин для волнений нет.
Эта борьба продолжалась почти минуту. Медсестра поняла, что не в состоянии самостоятельно справиться с охватившей пациентку непонятной истерикой. Она бросилась вон из палаты, призывая на помощь. Из соседних палат стали выходить другие пациентки, со страхом прислушиваясь к шуму в VIP-палате. Из ординаторской уже бежали врачи, и кто-то на ходу отдавал распоряжения подготовить инъекцию успокаивающего.
В палате у Борисовой все увидели ужасающую картину. Пациентка лежала на полу с рассеченной от падения бровью, из ее рта вырывались безумные крики, глаза бессмысленно вращались, а руки то шарили по сторонам, как будто в поисках опоры, то хватались за живот, как будто хотели защитить ребенка.
– Беда! С ним случилась беда! Да помогите же кто-нибудь! – стонала женщина и билась в судорогах.
Руки медиков слаженно и привычно подхватили бьющееся тело и снова положили на кровать. Кто-то уже протискивался с готовым шприцем, слышались успокаивающие голоса. Наконец Борисова ослабла. Она не переставала просить помощи, умоляюще заглядывая в глаза медикам, которые прижимали ее к постели, не давая биться и напрягать живот. Она умоляла, но конечности уже переставали ее слушаться, вялость растекалась страшной вязкой волной по телу. Не переставало биться и трепыхаться только сердце в груди и страшная мысль, что с ее мужем приключилась беда.
– Ну, все, я думаю, что ее можно оставить, – послышался за спиной тихий, но властный голос заведующего отделением. – Идите, идите, а я с Анной Ильиничной побеседую. Хорошо, Анна Ильинична?
– Умоляю вас, позвоните мужу, – шептали непослушные губы женщины. – Вы ведь забрали у меня телефон, я не могу позвонить сама…
– Конечно, голубушка, я же вам рассказывал, что работающие мобильные телефоны в этом крыле сбивают тонкую настройку медицинской аппаратуры, – голос врача звучал мягко и укоризненно. Он сел на край постели пациентки и взял ее руку в свою теплую мягкую ладонь. Его глаза смотрели ласково сквозь чуть затемненные стекла очков. – Я вас успокою, голубушка. Андрей Иванович только-только звонил мне и справлялся о вашем здоровье. И я сказал ему, что вы паинька. А выходит, что я вашего супруга обманул! Вон вы тут чего устроили. Как не стыдно, Анна Ильинична, голубушка.
– Он правда только что звонил? С ним все в порядке?
– Конечно же, все в полном порядке. Я больше вам скажу, Андрей Иванович обещал завтра утречком вас навестить. У него срочное дело утром в городе, вот он к вам и заскочит самолично выразить почтение. У нас, конечно, посещение родственниками определено с пяти вечера. Но я думаю, что мы сделаем для вас исключение? Ведь правда?
– Да-да, конечно! Вы так добры ко мне. Вы сделаете исключение? – пальцы Борисовой вцепились в халат врача. – Это очень важно для меня – увидеть мужа.
– Если я обещал, то непременно сделаю, – уверенно заявил врач и полез в карман халата. – А сейчас вам нужно обязательно поспать. Не столько из-за вас, сколько из-за маленького, который сейчас в вашем животе. Вы ему доставили массу неприятных минут, так нельзя, голубушка.
– Я обязательно посплю…
– Давайте-ка я вам сделаю еще один укольчик. Вы уснете, у вас будет исключительно крепкий и здоровый сон.
– Укол? Зачем же… я ведь обещала, что больше не буду…
– Ну-ну, не надо капризничать, Анна Ильинична. Я ведь врач, и мне видней, что требуется для улучшения вашего состояния.
Он уверенно закатал рукав ночной рубашки пациентки, постучал ногтем по шприцу, сгоняя пузырьки воздуха. Борисова смотрела на шприц со страхом. От этого взгляда заведующего отделением передернуло, но он вспомнил свое обещание, вспомнил, что обещали ему.
Врач ушел, потушив свет и тихо прикрыв за собой дверь палаты. Анна Ильинична Борисова лежала откинувшись на подушку и смотрела невидящим взглядом куда-то сквозь стену. Странная пустота стала заполнять ее, сердце стукнуло раз, другой и вдруг дало сбой. Этот короткий миг, когда вместо очередного такого привычного биения сердца вдруг ощутилась пугающая тишина, захватившая дух, сразу вернул страх, животный ужас. Страшно, когда не ощущаешь стука сердца, и на миг мелькает мысль, что следующего удара сердца не последует. Но оно застучало снова, но это успокоения Борисовой не принесло. Она знала, что сейчас умрет. А с ней умрет так и не родившийся ребенок. И что с мужем тоже случилась беда, просто ей никто не хочет об этом сказать. И все, на свете не останется никого… Одинокая слеза медленно скатилась по щеке. Она еще бежала, оставляя влажную дорожку, скатилась на подушку и, впитавшись в ткань, оставила маленькое влажное пятнышко, а женщина была уже мертва.
В своем кабинете заведующий отделением дрожащими руками сдирал с себя белый халат. Содрал, бросил на диван, но потом испуганно схватил снова и стал шарить по карманам. Вот он! Он аккуратно завернул пустой шприц в носовой платок и положил во внутренний карман пиджака. На глаза попался мобильный телефон, и это напомнило о том, что нужно обязательно позвонить.– Але? Это я! Нет-нет, все в порядке, просто я немного… нервничаю. Да, я все сделал… как обещал…
Старший следователь прокуратуры Иван Трофимович Пугачев сидел в своем кабинете, положив бледные веснушчатые руки на стол, и, глядя на них угрюмо, вспоминал свою жизнь. Когда-то он помнил вот эти самые руки сильными, с розовой кожей и вздувшимися венами. В молодости с этих ладоней не сходили трудовые мозоли. И в квартире и на даче он всегда все делал сам. Но это в молодости, тогда он полагал, что в жизни нужно все делать основательно и самому, и от работы нужно получать удовольствие, иначе такая работа никому не нужна. И человек, работающий без души, тоже никому не нужен.