Пронто

– Гарри, – сказал Торрес, – мы слушали, как ты разговариваешь с Джумбо, рассказываешь ему, как идут дела, сколько набралось за неделю, и все такое. И вот как-то раз слушаем мы вас и слышим, как Джумбо спрашивает насчет одного парня, того самого черного фраера, который ходит в костюме и весь увешан золотыми цепочками. В Калдере, в баре, Джумбо сидел себе и выпивал между двумя заездами, а тут подходит к нему этот черный пижон и говорит: «Ну ты меня просто зарезал на той неделе». Говорит, что просадил десять тысяч, а потом пришлось выложить еще кусок на комиссионные. Так вот, мы слышали, как Джумбо спрашивал тебя про этого парня. Припоминаешь?

На этот раз Гарри не спешил с ответом.

– Я сказал Джимми, что для меня это – большая новость, так ведь? Вы это слышали? Парень ошибся, он ставил в каком-то другом месте. Я сказал Джимми, что, если он хочет проверить мои пленки – всегда пожалуйста.

– Да, – кивнул Торрес. – Только ведь этот черный парень говорит, если верить Джумбо, что сделал ставку именно у тебя, а не у кого-нибудь другого. Наткнулся на тебя в «Вульфи», там ты и записал.

– Не было этого, – помотал головой Гарри. – Я так и сказал Джимми: «Найди этого парня. Пусть он в лицо мне скажет, что делал ставку у меня». Я не занимаюсь делами с незнакомыми типами, никогда. Клиент должен прийти по рекомендации.

Гарри чувствовал, что снова горячится, точно так, как в тот раз, когда говорил по телефону с Джимми Кэпом. Вернулась вся прежняя злость, но теперь он к тому же осознал, в чем тут дело.

– Я так и сказал Джимми: «Этот парень хочет меня подставить, это точно, только я не понимаю зачем». Ну вот, теперь я понимаю.

– Против этого парня возбуждено дело по наркотикам, – объяснил Торрес. – Он сделает все, что велит Мак-Кормик, и обвинение ему вместо «хранения с целью распространения» поменяют на просто «хранение». Видишь, как ловко он это шьет? Ведь ты не можешь доказать, что парень не делал у тебя ставку, верно? И вот сидит теперь Джумбо и размышляет, сколько еще выплат ты от него утаил. Ну ладно, а вот еще один разговор, который мы слышали; Джумбо обсуждал эту историю с одним из своих парней. Он сказал, если у этого мудака хватило нервов подойти ко мне с таким рассказом, наверное, он не врет. И велел парню этим заняться. Говорили они вчера, во второй половине дня.

– Заняться этим. И больше он ничего не сказал? – спросил Гарри.

– Нет, он не сказал, чего хочет.

– С кем он говорил?

– Пару раз он назвал этого парня Томми.

– Томми Бакс, – уверенно определил Гарри. – Смуглый такой. Лет десять – двенадцать тому назад, когда его привезли с Сицилии, он был Томазино Битонти.

– Вот так я и думал, Томми Бакс, – сказал Торрес, вынимая блокнот. – У него на морде словно написано – я мужик крутой, как вареное яйцо, и долбал я вас в грызло. Да, смуглый, а заодно и пижон. Ни разу не видел его без костюма и галстука.

– Это вроде как в пятидесятые, – объяснил Гарри. – Если идешь куда-нибудь вечером – обязательно надеваешь костюм или приличного вида спортивную куртку. Появившись здесь, Томми первым делом усвоил, как нужно одеваться. Всегда смотрится на миллион баксов – отсюда и кличка Томми Бакс. Но все равно он – вшивый ублюдок.

Гарри смотрел, как Торрес записывает имя в свой блокнот. Томми, Джимми – можно подумать, они беседуют про малых детей.

– А ведь вы и к Джимми подключились, раз слышали, о чем он говорит с другими, – сказал Гарри, немного подумав.

Торрес поднял глаза и улыбнулся, первый раз за всю беседу.

– Ты знаешь его дом, почти напротив гостиницы «Иден рок». Мы наблюдали за ним из этой гостиницы. Видели, как Джумбо выходит в патио, в этих своих необозримых шортах, – кстати, сколько он весит? Сотни три?

– По крайней мере, – подтвердил Гарри. – А то и все три с половиной.

– Ну так вот, наблюдая за Джимми, мы заметили, что он всегда говорит по телефону без провода. Тогда мы посадили людей в лодку, привязанную к пристани, которая рядом с гостиницей. Они взяли с собой сканер, поймали сигнал, определили частоту и начали писать все его разговоры. Портативный приборчик, для которого не нужно никаких судебных постановлений.

Несколько мгновений в машине было совершенно тихо.

– Ведь таким образом ловишь сигнал из эфира, – сказал Торрес. – Радиоволны – они никому не принадлежат. Потому-то никаких постановлений и не требуется.

Гарри кивнул; снова воцарилось молчание.

– Я очень благодарен, что ты сообщил мне все это, – сказал он в конце концов. – И хорошо понимаю, что ты сильно рискуешь.

– Я не хочу, чтобы у тебя были крупные неприятности из-за такого засранца, как Мак-Кормик, – объяснил Торрес.

– Ладно, – сказал Гарри, – не буду я брать все это в голову. Вот если бы ту же самую фразу – «займись этим» – Джимми сказал Томми Баксу лет десять – двенадцать назад, это было бы совсем другое. Ведь Томми – Зип. Ты знаешь такое слово? Оно обозначает одного из тех парней, которых привозили с Сицилии для грубой работы. Самых что ни на есть крестьян из самого гребаного средневековья. А тут он и глазом не успел моргнуть и – здрасьте, оказался на Саут-Майами-Бич. Хлопает глазами и сам им не верит. Тут Зипу дают пушку и говорят: «Во-он того». Ну и Зип его кончает. Понимаешь? Они выбирают для вывоза таких ребят, которые любят пострелять. У этого парня не было здесь никаких связей, всем по фигу – поймают его, приговорят, засадят. Сядет этот – выпишут другого Зипа. Приедет с Сицилии новый парень, в черном костюме, рубахе, застегнутой на все пуговицы, без галстука и в шапчонке на самой макушке. Вот так и выглядел Томми Бакс десять-двенадцать лет назад, когда он был Томазино Битонти.

– Значит, ты надеешься, что он изменился не меньше, чем его костюм, – сказал Торрес и внимательно посмотрел на Гарри. – Вид у тебя не очень взволнованный.

– Я всегда могу смыться из города, – ответил Гарри.

– Да, нервы у тебя – будь здоров, – ухмыльнулся Торрес. – Что есть – то есть.

Гарри равнодушно пожал плечами. Только чего ему стоило это равнодушие.

Глава 2

Для Гарри Томми Бакс всегда был Зипом: парня привезли сюда, чтобы он кого-то там угробил, а он так тут и прижился, научился говорить по-английски, научился одеваться, но все равно остался всего лишь импортным фруктом.

Теперь он может прийти в любую минуту. Или уже пришел и где-то поджидает. Выйти бы тебе, дураку, из игры в шестьдесят пять, думал Гарри.

Кто-то когда-то выбрал этот возраст как самое лучшее время, чтобы бросать работу, какая бы она ни была, и сейчас Гарри согласился, что этот кто-то абсолютно прав. К сорока теряешь легкость походки, чувствуешь, что ноги совсем не те, какими были раньше, а еще через двадцать пять лет начинают отказывать уже все твои колесики и шестеренки. Гарри об этом не задумывался до прошлого года, когда пропихнули ему врачи какую-то свою трубку вдоль артерии, от паха до самого сердца, и посоветовали изменить образ жизни – для своей же пользы. Вот если бы хватило ума соскочить сразу, в том же прошлом году...

Гарри предавался таким мыслям не от страха и не из-за сожаления, а в самом практическом смысле. Находись он сейчас в каком-нибудь другом месте, не пришлось бы беспокоиться о визите Зипа – если именно такой визит подразумевал Джимми, говоря: «Займись этим». Этот вшивый деревенский ублюдок в костюме за двенадцать сотен, безо всякого образования и с итальянским акцентом, от которого мутило, как от чесночного запаха (по правде говоря, акцент не слишком уж и сильный), этот Зип далеко, не такой придурок, как большинство парней из команды Джимми. Так что Зип придет. Оставалось только удивляться, почему его так долго нет.

Тем же вечером, в четверг, двадцать девятого октября, Гарри Арно собрал чемодан. Он занялся этим по возвращении в отель, не откладывая, – не для того, чтобы сразу уехать, а на всякий случай, вдруг придется. Перекладывая рубашки и белье из комода в положенный на кровать чемодан, он время от времени подходил к окну, посмотреть с высоты третьего этажа на Оушн-Драйв. Через каждые двадцать минут эти занятия прерывались походами в туалет – мысль о визите Зипа странным образом действовала на мочевой пузырь. А может, виноват был не только Зип, но и распухшая предстательная железа. Он стоял перед унитазом и мочился, живо представляя себе входящего в его апартаменты Зипа, а затем стряхивал с себя ужас и оцепенение и спешил к окну. Два раза Гарри чуть было не снял трубку стоящего рядом с кроватью телефона. Ну хорошо, он позвонит Джимми, расскажет, что происходит в действительности, объяснит, каким образом удалось это узнать... Ну и как же среагирует Джимми? «О, да ты совсем спелся с этим копом. Они предложили тебе сделку?» И можно сколько угодно клясться, что не станешь давать показания большому жюри, – Джимми не будет слушать. Позвонить – значит просто отдать свою жизнь в руки трехсотфунтового полуграмотного борова, который даже школу не сумел закончить. И никогда в жизни не улыбался. Некоторые ответы Джимми Кэпа можно предсказать с почти полной уверенностью. Гарри знал, например, что, если скажет Кэпу, что уходит от дел, Джимми заявит: «Да неужели? Ты уйдешь от дел тогда, когда я тебе это позволю».