Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 69



Январь. Налетели холода, и на ветвях кустарника часто блестел морозный иней, делая их похожими на какие-то сказочные дебри.

Сидя за завтраком, Тибальт просматривал почту и вдруг раздраженно воскликнул:

— Ох уж эти стряпчие!

— Что случилось?

— Потребуется довольно много времени, чтобы получить право воспользоваться средствами из наследства сэра Ральфа. Яркий пример чиновничьих проволочек. Могут пройти месяцы, прежде чем все выяснится.

— Это — так важно? — спросила я.

— Ты знаешь, что он оставил целевой траст. Мы на него очень рассчитывали. Это заметно облегчило бы работу экспедиции. С теми деньгами мы были бы гораздо более свободны в своих действиях. Ты увидишь, Джудит, как много средств поглощает такая экспедиция. Нужно будет нанимать до сотни рабочих. К тому же арендовать жилье. Так что попросту невозможно начинать такое предприятие, пока не будут урегулированы все эти утомительные финансовые проблемы.

— И ты не можешь касаться этих денег, или процентов, или как там это называется, пока все не выяснено?

— Не беда, все будет в порядке. С таким капиталом мы сможем предусмотреть все вероятные осложнения. Но придется пройти через множество формальностей. Боюсь, мне придется ехать в Лондон. В любом случае, конечно, пришлось бы это сделать, но позже.

— Значит, это не такая уж большая неприятность?

— Нет. Но такие вот неувязки мешают делу.

Потом он заговорил о том, что меня очень волновало. О том, как его отец обнаружил вход в еще нетронутую гробницу.

— Он был так взволнован! Я помню, как он вернулся с раскопок… Он арендовал дом у одного из самых влиятельных людей в Египте. Этот человек очень заинтересовался нашим проектом и разрешил разместиться в его дворце. Величественный прекрасный дворец с великолепными садами и целой толпой слуг. Дворец Чефро. Мы платили его хозяину совершенно символическую сумму — но это давало нам возможность чувствовать себя независимыми. Паша был искренне заинтересован тем, что мы делали, и рад оказать свое высокое покровительство. В этот раз мы снова воспользуемся его гостеприимством…

— Ты начал говорить об отце.

— Да… Он вернулся с раскопок. Дело было ночью. Светила полная луна, и было почти так же светло, как днем. Но днем там невообразимо жарко, поэтому в такие ночи мы всегда пользовались возможностью поработать. Когда он появился во дворе, я увидел его из окна и сразу понял: что-то случилось. Он редко проявлял свои чувства, но тогда я сразу заметил, что он очень взволнован. Я решил подождать, пока он вымоется и переоденется, потом съест то, что, как всегда, готовили ему Мустафа и Абсалам. Тогда я спущусь вниз и он все мне расскажет. Я знал, что буду первым, с кем он поделится своей новостью.

За несколько дней до этого он был в отчаянии. С огромным трудом обнаружив узкую дверь в скале, мы проникли в коридор, который привел нас к гробнице, разоренной около двух тысяч лет назад. Наше путешествие подошло к своему логическому концу, так как исследования оказались попросту напрасными. Но отца не покидало странное ощущение незавершенности, хотя, казалось бы, печальный результат нашей работы был налицо. Отец не желал сдаваться. И вот эта лунная ночь. Тогда у меня создалось впечатление, что только какой-то очень крутой поворот в ходе последних событий мог привести его в такое волнение…

К нам присоединилась Табита.

— Я рассказываю Джудит о смерти отца, — пояснил Тибальт.

Табита печально кивнула. Она присела к столу, глядя куда-то в пространство за нашими головами.

— Я спустился вниз, когда решил, что он уже искупался, и вдруг обнаружил, что он заболел. Тогда я не предполагал чего-то серьезного. Он был человеком удивительной выносливости. Он пожаловался на боли во всем теле, и я заметил, как у него дрожат конечности. Я велел расстроенным до слез Мустафе и Абсаламу отнести его в спальню. Я надеялся, что к утру недомогание пройдет и он поделится со мной тем, что его так взволновало… Той ночью отец умер. Но перед смертью он послал за мной. Я опустился на колени у его кровати и понял, что он пытается мне что-то сказать. Его губы едва шевелились. Мне послышалось одно лишь слово: «Продолжай». И вот теперь именно это я и собираюсь сделать.

— Но почему он умер именно в тот момент?

— Ходили разговоры о проклятии. Но это — абсурд. Почему его должна была постичь кара за то, что до него делали многие и многие? На раскопках мы все работали, и при этом не осквернили ни одной могилы… При чем здесь какое-то проклятие?

— Но он умер.

— Климат там очень жаркий. Может быть, он съел что-то испорченное. Такое, уверяю тебя, случается там довольно часто.



— Но он умер так внезапно!

— Это — трагедия моей жизни. Но я намерен продолжить дело отца, как он того и хотел.

Я накрыла ладонью его руку и сжала ее. И совсем забыла о Табите. А потом заметила, что в ее прекрасных глазах стоят слезы. В тот момент я с раздражением подумала: «Ну почему мы всегда втроем?!»

Когда наступили холода, няня Тестер простудилась и ее простуда перешла в бронхит, как это было с Доркас. Мне очень пригодился опыт ухаживания за Доркас, и я смогла оказать помощь старушке. Она лежала и смотрела на меня своими яркими глазами-бусинками. Мне казалось, я ей нравлюсь, в отличие от Табиты. Я считала это несправедливым, потому что Табита была чрезвычайно внимательна и заботлива. Однако всякий раз, когда в ее комнату входила Табита, старушку охватывало беспокойство.

В феврале Тибальт поехал в Лондон, чтобы встретиться со стряпчими. Я собралась было сопровождать его, но он сказал, что будет слишком занят и не сможет уделять мне время.

Я проводила его на вокзал в Плимуте и не могла избавиться от мыслей о Лавинии, которая ехала тем же маршрутом, с ребенком на руках, а Доркас и Элисон провожали ее. А потом, спустя всего лишь час, она погибла.

«В сильной любви смешиваются самые разные чувства», — подумала я. За редкие моменты экстаза приходится платить долгой и мучительной тревогой. Можно быть совершенно счастливой только тогда, когда любимый в безопасности, рядом с тобой. Но когда он уезжает, воображение со зловредным удовольствием рисует всевозможные ужасы, которые могут с ним приключиться. И теперь я представляла себе покореженные вагоны, крики раненых и жуткое молчание погибших.

Как глупо! Я пыталась урезонить себя. Сколько людей путешествует по железной дороге? Тысячи! А сколько случается крушений? Одно-два!

Я вернулась домой и с головой ушла в заботы о няне Тестер.

В тот же вечер, сидя с Табитой, я рассказала ей о своих страхах. Она с нежностью улыбнулась мне.

— Иногда слишком сильная любовь причиняет боль. — Она говорила уверенно, будто хорошо знала это по себе. Я снова подумала о том, что у нее была за жизнь. Почему она никогда не рассказывала мне об этом? «Возможно, однажды расскажет, — подумала я, — когда узнает поближе».

Няня Тестер выздоравливала.

— Но эти болезни, — заметила Табита, — всегда оставляют свой след! После них она теряет жизненные силы. И ее разум понемногу слабеет…

Я замечала это. И еще то, что мое присутствие успокаивает ее, поэтому сама приносила ей еду и подолгу сидела с ней.

Иногда я брала с собой книгу или что-нибудь шила. Сабина тоже часто приходила ее проведать. Я слушала, как она без умолку болтает с няней Тестер. Ее посещения всегда радовали старушку.

Однажды, когда я сидела у ее кровати, няня вдруг проговорила:

— Не спускайте с нее глаз. Остерегайтесь ее.

Я догадалась, что она бредит, и успокоила ее.

— Тут никого нет, няня, — сказала я.

Она просила меня называть ее няней. «Все члены семьи зовут меня так», — объяснила она.

— Я могла бы рассказать вам кое-что, — пробормотала она. — Я всегда глядела в оба.

— Постарайтесь отдохнуть, няня.

— Отдохнуть? Когда я вижу, что происходит в этом доме? Тут он и тут же она… Экономка! Друг семьи! Кто она такая? Скажите мне!