Страница 82 из 97
Софья не нуждалась в сильных убеждениях к этому: она со стороны стрельцов и Хованского находилась в несносном порабощении и потому должна была привести в исполнение угрозу, которою настращала стрелецких выборных 5 июля, т. е. выйти из Москвы и «возвестить народу о таком непослушании и разорении». Слухи о замыслах Хованского и стрельцов и действительное поведение Тараруя торопили правительницу.
19 августа бывает в Москве крестный ход из Успенского собора в Донской монастырь, в память избавления столицы от нашествия крымцев при царе Феодоре Иоановиче. Государи по обыкновению должны были идти за крестами в монастырь; но разнесся слух, что стрельцы хотят воспользоваться этим случаем, чтоб предать их смерти. Цари не пошли в ход, а на другой день, 20 августа, все царское семейство уехало в Коломенское. Стрельцы испугались: уедут цари из Москвы и приведут на них дворянское войско! 23 августа явились в Коломенское выборные изо всех полков с челобитною: «Великим государям сказали, будто у нас, у надворной пехоты, учинилось смятение, на бояр и на ближних людей злой умысел, и будто у нас из полку в полк идут тайные пересылки, хотим приходить в Кремль с ружьем по-прежнему; и для того они, великие государи, изволили из Москвы выехать: но у нас во всех полках такого умысла нет и вперед не будет; чтоб великие государи пожаловали, не велели таким ложным словам поверить и изволили бы прийти к Москве». «Великим государям про ваш умысел неведомо, – был ответ, – изволили великие государи с Москвы идти по своему государскому изволению, да и прежде в село Коломенское их государские походы бывали же». С этим выборные и отпущены. Стрельцы успокоились, потому что цари после этого не двигались из Коломенского, выжидая обычного времени для дальнейших походов, которые не должны были казаться чрезвычайными. Хованский между тем, по привычке своей, вздумал напугать Софью, чтоб показать, как она нуждается в стрельцах, следовательно, в нем; он явился в Коломенское и рассказывал при боярах: «Приходили ко мне новгородские дворяне и говорили, что их братья хотят приходить нынешним летом в Москву, бить челом о заслуженном жалованье и на Москве сечь всех без выбора и без остатка». «Так надобно сказать об этом в Москве на постельном крыльце всяких чинов людям, а в Новгород, для подлинного свидетельства, послать великих государей грамоту», – сказала Софья. Хованский струсил и начал упрашивать, чтоб этого не делать и не наводить на него беды. К именинам старшего царя, к 29 августа, правительница отправила указ Хованскому прислать в Коломенское стременной полк; но Хованский боялся этого стременного полка: он был очень близок к государям, больше других подчинялся влиянию правительницы, отпустить его в Коломенское – значит отдать его в руки Софье и дать ей возможность посредством него действовать и на другие полки. Хованский ослушался указа, не отпустил стременного полка в Коломенское, тогда как прежде без царского указа хотел услать его в Киев! Нужно было несколько раз повторить указ, и тогда только Хованский решился отпустить стременных.
Наступило 1 сентября, торжество Нового года, требовавшее, по обычаю, присутствия царей в Кремле; цари не приехали, послали указ Хованскому быть у действа Нового лета; но Хованский не был; патриарх сильно рассердился, потому что торжество вышло очень бледно; из знати был только один окольничий. И простого народа было очень мало, потому что все были в ужасе: не переставали ходить слухи, что в тот или другой праздник непременно будет стрелецкий бунт; но в то самое время, когда безоружный народ трепетал перед стрельцами, стрельцы не меньше трусили, ибо ходили слухи, что в тот или другой праздник будет им месть от боярских людей, нападут на них, когда пойдут на караул, перебьют их жен и детей. Карету Хованского постоянно окружали стрельцы, человек по 50, на дворе у него стоял караул, человек по сту.
На другой день, 2 сентября, цари выехали из Коломенского в село Воробьево, 4 числа из Воробьева в Павловское, 6 приехали в Саввин Сторожевский монастырь. Отпраздновав здесь память чудотворца Саввы 10 сентября, в тот же день выехали в село Павловское; 12 числа из Павловского в село Хлябово; 13-го из Хлябова в Воздвиженское к здешнему празднику. 14 числа, отслушав обедню, государи указали: для своих дел и для приезда гетманского сына Семена быть к себе в поход в село Воздвиженское и Москвы всем боярам, окольничим, думным людям, стольникам, стряпчим, дворянам московским и жильцам к 18 сентября. 16 числа гетманыч был принят великими государями. 17-го, в день именин Софьи, уже множество знати и придворных наполняли Воздвиженское, знали, что и Хованский с сыном Андреем выехал из Москвы. После обедни именинница изволила бояр, окольничих и думных людей жаловать водкою. Но после водки у. великих государей и сестры их началось с боярами сиденье о важном деле; думный дьяк докладывал: «Великим государям ведомо учинилось, что боярин князь Иван Хованский, будучи в Приказе надворной пехоты, а сын его, боярин князь Андрей, в Судном приказе, всякия дела делали без великих государей указа, самовольством своим и противясь во всем великих государей указу; тою своею противностию и самовольством учинили великим государям многое бесчестие, а государству всему великие убытки, разоренье и тягость большую. Да сентября, во 2-е число, во время бытности великих государей в Коломенском, объявилось на их дворе у перед них ворот на них, князя Ивана и князя Андрея, подметное письмо: извещают московский стрелец да два человека посадских на воров и на изменников, на боярина князя Ивана Хованского да на сына его князя Андрея: „На нынешних неделях призывали они нас к себе в дом, человек 9 пехотного чина да пять человек посадских, и говорили, чтоб помогали им доступать царства Московского, и чтоб мы научали свою братью ваш царский корень известь, и чтоб придти большим собранием неожиданно в город и называть вас, государей, еретическими детьми и убить вас, государей, обоих царицу Наталью Кирилловну, царевну Софью Алексеевну, патриарха и властей; а на одной бы царевне князю Андрею жениться а остальных царевен постричь и разослать в дальние монастыри; да бояр побить: Одоевских троих, Черкасских двоих, Голицыных троих, Ивана Михайловича Милославского, Шереметевых двоих и иных многих людей из бояр, которые старой веры не любят, а новую заводят; и как то злое дело учинят, послать смущать во все Московское государство по городам и деревням, чтоб в городах посадские люди побили воевод и приказных людей, а крестьян получать, чтоб побили бояр своих и людей боярских; а как государство замутится, и на Московское бы царство выбрали царем его, князя Ивана, а патриарха и властей поставить, кого изберут народом, которые бы старые книги любили“».
Великие государи и сестра их, выслушав это письмо, указали и бояре приговорили: «По подлинному розыску и по явным свидетельствам и делам и тому изветному письму согласно, казнить смертью». Немедленно отправлен был боярин князь Лыков с большим отрядом придворных по Московской дороге схватить Хованских, где их встретит. Старика Хованского Лыков встретил у села Пушкина в палатке, напал внезапно и забрал под стражу вместе с несколькими стрелецкими выборными; князя Андрея захватил недалеко оттуда, в подмосковной его на реке Клязьме. Когда в Воздвиженском узнали, что Хованских везут, послали сказать Лыкову, чтоб остановил их у передних ворот государева двора, где и сказать им указ о смертной казни. Для этого бояре, окольничие и думные люди вышли из государева двора и сели на скамьях перед воротами; разрядный думный дьяк Шакловитый читал сказку о винах: как Хованский роздал многую государеву денежную казну без указа; всяких чинов людям позволил ходить в государевы палаты без всякого страха, с наглостию и невежеством, чего и в простых домах не повелось; держит у себя в приказе за решетками и сторожами многих людей понапрасну; правил на многих людях деньги без очных ставок и без розыска; подписал даточным людям челобитную о сборе подможных денег с дворцовых волостей и, когда было решено, что денег этих не сбирать, говорил затейками своими и вмещал слова злые, что будет за это великое кровопролитие; при государях и боярах вычитал свои службы с великою гордостию, будто никто так не служивал, говорил: «Если меня не станет, то будут в Москве ходить по колена в крови»; оба, и отец и сын, при государях в палате дела всякие отговаривали вопреки государеву указу и Уложению с великим шумом и невежеством, бояр бесчестили и никого в свою пору не ставили, многим грозили смертию; вместе с раскольниками князь Иван ратовал на святую церковь и потом этих церковных мятежников оберегал от казни; вопреки царскому указу не послал пехотные полки против калмыков и башкир; несколько раз ослушивался указа великих государей; клеветал на новгородских дворян, будто хотят приходить на Москву; клеветал на надворную пехоту, что быть от нее великим бедам, а надворной пехоте говаривал многие смутные речи. В заключение дьяк читал подметное письмо.