Страница 28 из 36
— Справа пятьдесят — эхо! — бодро сообщают из центрального поста. Это дежурный акустик наконец услышал первый сигнал гидролокатора, отразившийся от подводного препятствия. Немедленно поворачиваем в сторону, указанную гидролокатором, и… врезаемся в скопление сельди. Об этом говорят ленты эхолотов, да и мы сами видим ее в иллюминаторы.
Из состояния первичной радостной «невесомости» нас выводит запрос из центрального:
— Сообщите, как подтвердились показания гидролокатора.
По телефону отвечаю командиру, что видим сельдь, что работа наконец началась.
Перед нашими глазами выхватываемая лучами светильников из вечной ночи океанических глубин медленно проходит сельдь. Но что это? Рыба совершенно неподвижна, она как бы в оцепенении. И в разном положении! И спиной вверх, и, как капля, головой вниз, и по диагонали — десятки, сотни неподвижных сельдей. Странная какая-то рыба. Лодка вся в зареве прожекторов, а сельдь, как было до сего известно, боится света. Может быть, она неживая? Погибла в результате какой-то эпидемии или отравления или же просто-напросто отход промысла, то есть выброшена из сетей?
Первое очарование сменилось деловой озабоченностью. Гидролог С. Потайчук через спускной кран глубиномера берет пробу воды для химического анализа, а затем включает регистратор радиоактивных излучений. Загорелся рубиновый глаз термосолемера, и техник В. Фомин начал брать первые отсчеты. В. Китаев и Д. Радаков укрепляют возле иллюминаторов киноаппараты, гоняя ихтиолога Б. Соловьева от одного иллюминатора к другому. Я, раскрыв на коленях вахтенно-наблюдательный журнал, стараюсь сформулировать первые впечатления.
Проходит час, другой. Мы самым малым ходом продвигаемся среди парящих в холоде и мраке океанской глубины, не подающих признаков жизни скоплений атлантической сельди. Рыба крупная, жирная и с виду не имеющая никаких дефектов, но совершенно неподвижная. Всегда предполагали, что сельдь в это время года (декабрь — январь) наиболее пассивна. Но сейчас мы столкнулись с ярко выраженной, по крайней мере внешне, безжизненностью. Случайность? Пока неизвестно.
Идет непрерывное наблюдение. Научная группа еще во время перехода была разбита на две смены по три человека в каждой. Первая смена — это Радаков, Потайчук, Китаев.
Вторая смена — Соловьев, Фомин и я. Сейчас это расписание начало действовать. Двое сидят у иллюминаторов и обо всем увиденном сообщают третьему, сидящему возле эхолотов; обязанности третьего многообразны — вести вахтенный журнал, делать пометки на лентах эхолотов, брать пробы воды через забортный кран, измерять температуру, соленость, освещенность и радиоактивность воды, а также через вахтенного по отсеку поддерживать связь с командным пунктом лодки. Этим третьим по очереди становятся и первый, и второй. Иначе нельзя — за 20–30 минут безотрывного наблюдения в иллюминатор от большого напряжения устают глаза.
Сейчас, в ночь с 5 на 6 января 1959 года, «Северянка» медленно пробиралась на глубине 80 метров среди сельди. Оба без устали стрекочущих эхолота (верхний и нижний) показывали, что слой, в котором она заключена, начинался на глубине 60 метров и заканчивался на 120 метрах, но больше всего рыбы было на глубине 80 метров. Сравнение увиденного в иллюминатор с эхограммой позволило уверенно заключить, что каждый коричневый полумесяц на ленте — запись отдельного экземпляра сельди.
Подсчет рыбы, наблюдаемой через иллюминаторы и по записям эхолотов, нарисовал картину, которая оказалась для нас неожиданной — на 17–18 тысяч кубометров воды приходилась только одна сельдь. Жидковато! В то время как по первому взгляду на ленту эхолота создавалось впечатление, что записано густое скопление рыбы. Всю сельдь мы «оприходовали» в журнале: какой процент прямо, сколько хвостом вверх, сколько по диагонали и т. д.
Около семи утра В. Фомин заметил, как одна из «висевших» головой вниз рыб зашевелилась и какими-то робкими рывками пошла вглубь.
Затем мы с Б. Соловьевым увидели, что сельди, попадая в наиболее яркую часть освещаемого пространства, начинают как бы пробуждаться. Чем ближе рассвет, тем больше таких «оживающих» сельдей. К восьми утра не только попадающие в центр светового луча, но и все находящиеся в поле зрения наблюдателя сельди стали проявлять отрицательное отношение к свету и уходить от него — основная часть вниз, а некоторые в сторону, со скоростью 30–50 сантиметров в секунду. А еще через полчаса мы уже не видели ничего. Эхолоты фиксируют сельдь над нами и под нами, но она уходит раньше, чем мы можем заметить ее в иллюминаторы.
Вечером снова ныряем. Под водой эхолоты сразу пишут сельдь. В иллюминаторы ничего не видно. Сначала рыба обнаруживается лишь на пределе видимости, а затем подпускает «Северянку» все ближе и ближе. И наконец, около полуночи мы снова видим «заснувшую» сельдь, разбросанную друг от друга на десятки метров. И опять необычные позы рыбы — будто по мановению волшебника сон застал сельдей в самых необычных положениях. Вчерашнее недоумение сменилось деловым рабочим настроением. По одному, по два приходят матросы из других отсеков, чтобы взглянуть на спящую сельдь. Всем не занятым на вахте одновременно прийти нельзя — скопление людей в носовой части корабля подобно гире, брошенной на чашу весов. Нарушится равновесное состояние подлодки, и она повалится носом вниз.
Сельдь по-прежнему встречается рассеянными негустыми облаками: рыба от рыбы отстоит на метры и на десятки метров. Утром сельдь «просыпается», уходит все резвее и резвее, а затем погружается на большую глубину. Мы обратили внимание, что с утренним опусканием сельди резко сокращается количество планктонных организмов в верхних слоях воды. Планктон и сельдь совершали вертикальную миграцию почти одновременно.
Кроме сельдей, мы вторую ночь видим крохотных мальков каких-то рыб, на первый взгляд тресковых. Видим, а поймать для проверки не можем. Часто, но неравномерно встречаются представители планктона со звучными латинскими названиями: сагитта, темисто. Много медуз, моллюсков, гребневиков. Животный мир здесь, в океане, оказался гораздо богаче, чем у студеных берегов мурманского побережья.
Неоднократно среди «оцепеневших» сельдей встречались отдельные экземпляры рыбы, которую относят к семейству тресковых. Эта рыба не имеет русского названия, а воспроизведение ее латинского наименования по-русски будет звучать так: путассу. У нее низкое вытянутое серебристое тело длиной 25–30 сантиметров. Спина путассу голубовато-серая, брюшко бело-молочное. По всему телу разбросаны черновато-коричневые пятнышки. Запомнились непропорционально большие глаза и выдающаяся вперед нижняя челюсть — совсем как у щуки. Путассу также пребывали в оцепенении, а когда наступала утренняя пора, они «просыпались» менее охотно и более вяло уходили от света, чем сельди.
Прибор, позволяющий лодке без хода висеть на заданной глубине с точностью в несколько дециметров, мы включали несколько раз, но затем от его услуг отказались. Как только «Северянка» неподвижно застывала на выбранном для наблюдений уровне, сельдь, попавшая в облучаемую светом зону, постепенно уходила прочь, и перед иллюминаторами оставались только представители планктона. Сельдь в любом случае не выдерживала сравнительно длительного воздействия света, и наблюдать за ней было возможно только при движении подводной лодки, когда рыбу заставали врасплох. Мы могли изменять скорость нашего движения в большом диапазоне. Хотелось двигаться медленнее, чтобы успевать рассмотреть подробности, не отпугивая рыбу. Такой оптимальной для наблюдения скоростью были два узла, то есть движение, при котором «Северянка» за одну секунду перемещалась вперед на метр.
Постепенно многое становится понятным. Рыбаки сельдяной флотилии считают, что шторм разогнал рыбу. Такое суждение неверно. Оно возникает потому, что их эхолоты ничего не показывают. Во время шторма и несколько дней после него весь верхний слой воды от поверхности до 40–50 метров вглубь предельно аэрирован. Большая насыщенность воды пузырьками воздуха в этом слое создает непреодолимую преграду для излучаемой эхолотами ультразвуковой энергии, и она затухает, не дойдя до скоплений рыбы. А под водой, там, куда шторм не может донести свой «сквозняк», в мире тишины, лодка без помех обнаруживает сельдь. На лодке здесь спокойно можно производить наблюдения и необходимые измерения.