Страница 44 из 96
Камни Палестины
При рассказе о посещении Великим Завоевателем Иерусалима сразу же возникает вопрос – когда он в него пришел? Дело в том, что основной источник по этому вопросу, Иосиф Флавий, указал, что: « Александр же, взяв Газу, поспешил по направлению к Иерусалиму ». Курций Руф, напротив, указывает, что: « царь на седьмой день после отвода своих войск от Газы прибыл в ту область Египта, которая называется теперь Стан Александра ». Противоречие налицо, но разрешается оно довольно просто, достаточно посмотреть на карту. Иерусалим находится севернее Газы, а Александр шел на Египет с севера, вдоль морского побережья спускаясь на юг. Ничего ему не мешало с частью войск вступить в Иерусалим, благо было по пути и маршрут значительно не уклонялся от конечной цели. К тому же царь мог знать наверняка, что сопротивления не будет, а вот задать некоторые вопросы первосвященнику он очень хотел. Словом, посещение этого города по пути на юг выглядит вполне логичным и обоснованным, и совсем другая картина получается, если взять за основу слова Иосифа Флавия.
Македонская армия два месяца топчется под Газой, где в это время находится и чем занимается Дарий, Александр не знает, может только строить догадки: у Курция неведению македонского царя посвящен целый абзац, и не верить ему оснований нет. Время поджимает, как повернется в Египте, не знает никто, и если вдруг Царь царей явится со своей армией, то положение Александра станет катастрофическим. И вот Газа взята, а Македонец, вместо того чтобы форсированным маршем идти на страну пирамид и постараться занять ее до подхода персидского царя, вдруг все бросает и двигается в противоположном направлении, для того чтобы пообщаться с первосвященником. Как-то не логично получается, не тот человек Александр, чтобы туда-сюда бегать. Поэтому в дальнейшем и будем исходить из того, что в Иерусалим царь Македонии пришел до осады Газы. Ну а теперь о том, почему местный первосвященник привлек к себе столь пристальное внимание Завоевателя.
* * *
Еще во время осады Тира Александр отправил письмо иудейскому первосвященнику с требованием прислать ему продовольствие для войска, отряды пополнения, а также те суммы денег, которые иудеи раньше платили Царю царей. Взамен Македонец обещал дружбу и покровительство, а это в те времена дорогого стоило. При этом было добавлено, что требования окончательные и обжалованию не подлежат. В принципе ничего страшного в этих приказах не содержалось, Александр уже считал себя царем Азии вместо Дария и просто хотел, чтобы все, что раньше принадлежало врагу, теперь принадлежало ему. Все оставалось, как было, не ущемлялись ни национальная гордость, ни религиозные верования, просто один господин заменялся другим. И все! Но тут на первосвященника словно помрачение рассудка снизошло – он возьми да и ответь, что поднимать оружия против Дария не будет и клятву верности ему не нарушит, пока Царь царей жив. На что умудренный жизнью старец надеялся, когда диктовал такой ответ, сказать трудно. Сам по себе Иерусалим не мог противостоять страшной македонской мощи, возможно, и надеялся первосвященник на то, что Тир устоит, а в Палестине появится Дарий с армией. Но Тир пал, Дарий не появился, а взбешенный Александр заявил, что: « по взятии Тира пойдет войною на иудейского первосвященника, и в его лице покажет всем, кому они должны оставаться верны относительно своих клятв » (Иосиф Флавий).
Вот тут-то иудейский мудрец и понял, какую ошибку совершил, а то, что угроза Александра касалась только его собственной персоны, повергла первосвященника в тихую панику. Вдруг ему соотечественники заявят, что ты вот эту кашу заварил, вот сам и расхлебывай, у царя к нам претензий нет, иди к нему один и разбирайся, а мы сражаться за тебя не хотим! Первосвященник Иаддуй растерялся совершенно, и не знал, что ему предпринять.
А македонская армия неотвратимо приближалась к городу, и старик почувствовал, что расплата за недомыслие близка. А когда Иаддуй узнал, что царь уже недалеко от Иерусалима, то решил рискнуть: « он пошел ему навстречу к местности, носящей название Сафа, вместе со своими священниками и толпою горожан, чтобы сделать встречу царя как можно торжественнее и отличною от встреч, оказанных царю другими народами » (Иосиф Флавий). А вот здесь иудей действительно проявил мудрость – только выражение полной покорности могло смягчить гнев царя против его персоны, а сам размах встречи, судя по всему, был действительно грандиозен и впечатляющ и произвел на завоевателя неизгладимое впечатление. Александр действия Иаддуя оценил и сменил гнев на милость – с одной стороны, он спешил в Египет и осложнять отношения с иудеями не хотел, с другой, первосвященник и так был до смерти перепуган и вряд решится повторить свою ошибку. Предание о том, что полководец упал ниц перед ним, явно составлено задним число и не отражает действительности – исходя из жизненных реалий, скорее всего все было как раз наоборот. А принесение царем жертвы в храме просто демонстрировало его лояльное отношение к религии своих новых подданных. Посчитав, что от него не убудет, Александр постарался заслужить расположение местного населения. Между тем старый хитрец Иаддуя, настолько ловко сумел подстроиться под македонского царя, что сумел заслужить его полное расположение: « Когда же первосвященник испросил разрешения сохранить им старые свои законы и освобождения на седьмой год от платежа податей, царь охотно согласился на это » (Иосиф Флавий). И здесь Александр действует очень тонко, с учетом местных особенностей региона. Как мы уже видели, он чувствует себя полноправным хозяином Персидской империи, со всеми ее ресурсами и доходами, и обращение к нему первосвященника с подобной просьбой, льстило его самолюбию, показывая, что Дарий для Иудеи уже никто. С другой стороны, македонский царь мог посчитать, что особого убытка казна не понесет, а вот стабильность в регионе явно дороже затраченных средств. И здесь царь уже действует как сложившийся политик, у которого есть своя определенная программа на то, как строить будущее своей державы. Смысл этой программы в том, что Александр на занятых территориях решает делать ставку на местную элиту и старается не выглядеть поработителем в глазах коренного населения. Иудея – страна специфическая, но тем не менее он сумел тонко разобраться в проблемах региона.
А дальше первосвященник обращается к царю с потрясающим пожеланием: « Равным образом в ответ на просьбу разрешить также вавилонским и мидийским иудеям пользоваться прежними законами он (Александр) охотно обещал им исполнить все их просьбы » (Иосиф Флавий). А вот это очень интересно, получается, что первосвященник участвует в обсуждении будущих мероприятий царя и знает о его дальнейших планах – в частности, о походе на Вавилон и Мидию. И не только знает, а и полностью их поддерживает. Судя по всему, Иаддуй очень хорошо понял сложную натуру царя далекой Македонии и сумел к ней подобрать ключи. Курций Руф прямо указывает, что « сам Александр не был совсем свободен от суеверий », и иудейский мудрец ловко этим воспользовался. Сразу же было найдено нужное пророчество и предъявлено царю: « ему была показана книга Даниила, где сказано, что один из греков сокрушит власть персов. Александр был вполне уверен, что это предсказание касается его самого » (Иосиф Флавий). Зная склонность царя к подобного рода открытиям, можно смело утверждать, что после этого его отношение к иудеям еще больше улучшилось. Да и те в свою очередь очень хорошо отнеслись к Александру за его разумную политику. « Когда же он сам обратился к народу с предложением принять в ряды своих войск всех, кто того захочет, причем им будет предоставлено право не изменять своих древних обычаев, но жить, не нарушая их, многим очень понравилось это, и они согласились участвовать в его походах » (Иосиф Флавий). Столь разумные действия сразу же стали приносить свои плоды, и когда македонская армия продолжила поход, то встречали царя не как завоевателя. « Устроив таким образом дела свои в Иерусалиме, Александр двинулся дальше к другим городам и всюду, куда бы он ни являлся, ему оказывали радушный прием » (Иосиф Флавий). Грозный завоеватель оставил здесь по себе очень хорошую память – в позднейшем еврейском фольклоре личность Александра изображена положительно. Особенно подчеркивается его доброжелательное отношение к еврейству, а в некоторых сказаниях – его мудрость и высокие моральные принципы.