В блаженном угаре

Шур-шур-шур.

И вот мне уже протягивают черную пластиковую папку, на обложке внизу, в прозрачном прямоугольнике — бумажная полоска, на полоске напечатано: ЧИДААТМА-БАБА. В папке фотографии пятнадцатилетней девчонки: до и после. Произошло все, когда ей было тринадцать. «До» — девчушка в сари, с роскошными белокурыми волосами, держит в руке микрофон, да, славная малышка, длиннющие ресницы, ярко-голубые глаза. «После» — черная кожаная куртка, пирсинг: колечки, «гвоздики». На губе, на щеке, от щеки тянется цепочка к уху. Изнасиловали ее в тринадцать, когда она с родителями жила в ашраме. Запись: девчушка рассказывает, как телохранитель Баба привел ее в особую комнату с розовыми стенами и ковром. Посреди нее сидел маленький золотой Ганеша, она хорошо его запомнила, потому что ей захотелось такого же.

Ой, я же видела — точно! — дверь в эту комнату, но меня туда не приглашали, видимо, потому, что я уже старушка. Хи-хи-хи.

Ну и дальше, те же ой-ой-ой, ай-ай-ай… ей было велено лечь, поскольку она стала избранницей Баба. Ей выдали особую тогу, которую он потом снял, когда мазал ароматическим маслом ее груди, живот и то, что под животом. Сначала ввел внутрь пальцы, потом пенис; а когда она закричала, запихал пальцы ей в рот. Обошлось без скандала, пока Баба не призвал ее снова. Тут уж Сьюзен раскололась, все выложила родителям. Те пожаловались в инстанции. Там им было сказано, что они «не так все поняли», после чего, засрамив, выставили. Потом последовали угрожающие звонки, обещания подать в суд за клевету.

Плюхаю папку на грудь, Пи Джей в одной футболке маячит на уровне холодильника, опять моет какие-то стаканы и чашки, а сам ждет, что будет. Вижу, как он ставит чашку на стол — стараясь не шуметь. Я снова вглядываюсь в фотографию Сьюзен: два нежных локона вдоль щек — совершенно одинаковой длины и абсолютно симметричные линии завитков. Я провожу пальцем по плавным изгибам этих локонов, сказочно прекрасных, обвожу глаза… как она, наверное, потом его кляла, бедная девочка, мне хочется крепко ее обнять и пожалеть.

Я переворачиваю страницу, с громким шелестом, специально, чтобы он услышал. Ага, услышал. Примерно такие же откровения. Монстр Баба сует свой член куда не положено, запугивает фанатеющих адептов. Внизу страницы небольшая пометка: один парень, француз, отдал концы, потому что вместо антибиотиков принимал пыль, по которой прошел благословенный Баба. Умер от инфекции, от которой его вылечил бы любой уролог. Следующая страница: ферма, на которой жили еще прадед и прабабка адепта, отдана в дар… я листаю все медленней, все тише шелестят страницы.

Мысли начинают путаться, и я закрываю папкой лицо. В обычной жизни тоже чего только не бывает (уж мне ли не знать), но почему-то все предпочитают об этом не распространяться. В ашраме хотя бы никто не лицемерит, не прячет свою похоть. Боже, как разозлились на меня те двое парней, заранее — были уверены, что я их отошью. Один тогда мне сказал, с бешеным видом: «Я злюсь, потому что я урод, а мне хочется тебя поиметь».

Я почти готова была согласиться, меня легче всего взять честностью. Думаю, я могла бы подпустить к себе даже какого-нибудь хорька, если бы он вдруг сказал: «Да, я хорек, я вообще другой породы, но мне так хочется тебя трахнуть!»

Ей-богу, я бы полюбила его — за искренность.

14

Тра-та-та, тра-та-та, едут клоуны сюда, едут-едут наши братики. Откуда я это узнал? Ну кто еще будет так орать и каждую минуту давить на гудок! Жаль окрестности, завыванье гудка нарушает их мирный покой. Поразительно: Рут продолжает спать. Да, покоя осталось считанные минутки, поддержки никакой (в который раз уже я готов рычать из-за того, что меня так подвели с помощником!), мучительно стараюсь сконцентрироваться. Быстренько подвожу итоги и сочиняю резюме: твоя истовая вера прекрасна, но нужно уметь на все смотреть трезво, иначе последствия могут быть чудовищными. Та-а-ак, пробежаться по разным сектам, это можно, есть видеозаписи. Пока что дал ей досье на Чидаатму. Она думает, что хорошо его знает… нет, детка, я знаю его гораздо лучше, вот что я мог бы ей сказать. Или: зло везде остается злом, можно и не так категорично, в форме вопроса: разве зло не везде одинаково? Ты давай обдумывай, взвешивай, не стоит все принимать за чистую монету, мало ли что тебе наговорят. Некоторые утверждают, что зла вообще не существует, это высосанное из пальца понятие, условность, придуманная, чтобы добро выглядело более эффектно. Я бы им ответил: «Посмотрим, что вы скажете, когда сами столкнетесь со злом — нос к носу».

Слава богу, она сняла эту драную простыню, естественно, не потому, что охладела к Баба или разочаровалась в прелестях ашрама, нет, конечно. Но хорошо хоть сняла. Будет знак семье: есть успехи (надеюсь!). Да-да, я нашел подход, иначе и быть не могло. Итак. Никакой вивисекции, только полное внимание. Вытаскивать из этого помешательства надо очень-очень осторожно, чтобы твой подопечный не ощущал душевного дискомфорта. Тут уж будь любезен, выложись до конца, полная собранность, ни на миг не отвлекаться от объекта. Объекту же до того лестно твое внимание, что он оттаивает и перестает напрягаться. Бродит по комнате кругами, мычит, изображает слона, в чем-то помогает, чаще не изволит помогать, но, так или иначе, все больше становится самим собой. Особенно это заметно, если не позволять чересчур залеживаться на кровати, тогда человечек устает (и немудрено — всякие «слоновьи» и прочие игры утомительны), все виды напряжения спадают, защитные рефлексы отключаются, и он уже тепленький, готов пойти на контакт. Примерно такая последовательность. Плохо, что я и сам устал не меньше, но зато нащупал много важных ниточек, и главное, все они — у меня в руках, чего не было бы при «перекрестной» схеме, то есть если бы мы работали в паре с помощником.

Чтобы подобрать ключик к Рут, мне пришлось делать ставку на ярко выраженную личностную доминанту. Этой девочке свойствен здоровый интерес к самой себе, вряд ли ошибусь, если скажу, что она готова до полного изнеможения копаться в своем «я», исследовать свой собственный мир, внутренний. Важный момент: она крайне негативно воспринимает мир внешний, существующие межличностные отношения, но при этом очень чутко реагирует на все, что вокруг нее происходит. Однако парадокс в том, что в ашрамах никого не волнуют твои персональные терзания и проблемы, в этом смысле там все довольно примитивно, ставка на стадные инстинкты. Не важно, кто ты и что ты. Туда порой заявляются жутко самодовольные кретины, и такими же самодовольными кретинами оттуда выходят, зато очень преданными своему божеству. Вот на это я и должен напирать, и еще на старинное мудрое изречение: «Каялся дурак, что дураку кланялся», что некоторым образом означает — «не бойся развенчать кумира», точнее, идола.

Досадно, что постоянные нападки Рут не позволили мне действовать по апробированной методе, то есть потешить эту гордячку разговорами исключительно о ней самой. Слишком часто нас выносило на другие темы, достаточно отвлеченные, если честно, но зато в эти моменты я знал, что она меня слушает, а не разыгрывает прилежное внимание. А какая настойчивость! Видите ли, ей интересно, как другие чувствуют себя в критических ситуациях… Меня лично совсем не тянуло все это обмусоливать, поскольку речь шла обо мне, любимом. Хотя наблюдать за тем, как она сама ведет себя в неординарных обстоятельствах, за ее слабостями и фобиями, безусловно, очень любопытно. Хоть что-то проясняется, а то ведь от моих обкатанных на прежних клиентах бесед пока никакого толку.

Но (и это очень меня тревожит) при подобных «отходах в сторону» теряется динамика. Простая констатация того-то и того-то имеет определенный психотерапевтический эффект, что, разумеется, тоже входит в мою задачу, но лишь постольку-поскольку. Теперь я, кажется, понял, чем эту девочку так очаровал ашрам: там просто болтают, не особо вникая в твое копание в себе, и это Рут как раз устраивает.